Щит Балатона

Из нескольких дорог, ведущих от Будапешта к берегам Балатона, мы выбрали шоссе на Балатон-сентдьёрдь — оно казалось нам более свободным. Во всяком случае, машины шли по нему не таким уж сплошным потоком.

Было начало сентября, когда вода озера еще тепла и ласкова, а солнце горячо, но не жгуче, и люди ехали из больших городов к озеру провести конец недели.

Переночевать на природе в здешнем климате дело нетрудное: была бы палатка. Гораздо сложнее найти для нее место.

 

 

Первые разноцветные шатры замелькали среди зелени мягких окрестных холмов, когда нам осталось ехать до берега еще минут двадцать. На машине. Пешком идти соответственно куда как дольше.

Хотя бывать на «венгерском море» мне до сих пор не приходилось, но от друзей я неоднократно слышал жалобы, что на балатонском берегу буквально негде ногу поставить. Однако людское многолюдье прекратилось, когда мы выехали на прямой путь к городку Балатонсентдьёрдь.

«Балатон» начинал длинное название не одного маленького города и деревушки в этих местах: Балатонмадьярод, Балатонуйлак... Но при этом удивительно было другое: чтобы попасть в наш город, пришлось свернуть с прибрежного шоссе и ехать от озера полчаса по довольно безлюдной, что странно в густо заселенной Венгрии, болотистой местности.

Как известно, географические названия не возникают случайно. Если существует село Верхний Сентласло, значит, обязательно есть Нижний Сентласло — именно этими эпитетами они и различаются. А все то, что связано с крупным географическим объектом — горой, рекой, озером,— обязательно находится рядом. Потому-то по топонимике — географическим названиям местности — можно определить, как выглядел край в иные, давние времена, когда люди осваивали эту землю и наделяли ее именами.

Случай с многочисленными Балатон-и-так-далее достоин включения в учебники по топонимике — такой он нарядный. Если посмотреть на старые карты, видно, что еще в конце прошлого века многие населенные пункты, отстоящие ныне от берега на километров двадцать пять — тридцать, стояли прямо у воды. И потому эпитет «балатонский» был для них вполне оправдан. Ведь не очень умелое регулирование вод в конце прошлого века привело к тому, что часть озера обратилась в болото. В 1922 году решено было осушить болота, но проект был составлен не очень грамотно, и «Визхиватал» — «Комитет по воде» буквально изнемог в столкновениях с землевладельцами. К тому же и средства все время урезали. Короче говоря, попытка осушения привела к тому, что болота распространились еще более. А озеро отступало.

Был когда-то у Балатона залив, врезавшийся в Залайские горы. Потом заболоченные участки суши соединились и отрезали залив. Получилось отдельное озеро, названное Кишбалатоном — маленьким Балатоном.

Ирригационные мероприятия начала нашего века привели к тому, что площадь чистой воды в Кишбалатоне вообще сократилась до половины квадратного километра: маленькое зеркальце в болоте между городками Кестхей и Фенекпуста.

Мы взяли курс на северо-запад и, обогнув юго-западную оконечность Балатона, выехали к его северным берегам. Они казались почти пустынными. Густые заросли желтоватого камыша высились у самой кромки, уходили далеко в воду. Тут было мелко, и какая-то огромная машина урчала метрах в пятидесяти от нас. Приглядевшись, я разобрал, что она косит камыш.

— Неплохой строительный материал,— произнес мой спутник Габор Миклош, архитектор.— Его спрессуют в плиты, которые пойдут на сельское строительство. Но, как говорится, цветет камыш, да не процветает от этого озеро.

Габор Миклош превосходно говорит по-русски и не упускает случая блеснуть каламбуром.

Река Зала и маленькие речки, впадающие в Балатон и приносящие почти половину воды в озеро, протекают по плодородной равнине, распаханной и обработанной до последнего гектара. Поля и виноградники начинаются вблизи от воды, отделенные от нее иной раз лишь узенькой полоской буроватого песка. И культивированную почву, мягкую и рыхлую, дожди обильно сносят в воду. К тому же в недалекую пору увлечения ядохимикатами и химическими удобрениями проникновение их в воды рек достигло опасного уровня: в мелких речках и в относительно крупной реке Зала начала исчезать рыба. Но, главное, речки и реки эти, впадая в Балатон, несли загрязнение и ему.

При этом приносимых реками частиц удобрений оказалось достаточно, чтобы стала распространяться сорная — совсем ненужная озеру — растительность: желтый камыш, плотная осока с острыми краями.

От чрезмерного употребления химии здешние сельскохозяйственные кооперативы отказались (сохранив, естественно, химикаты в разумных пределах). В виде удобрения стали использовать превосходный ханшагский торф, возвращающий почве плодородие и лишенный к тому же — по причине естественного своего болотного происхождения — ядовитых примесей.

Это позволило рыбе с помощью биологов вновь вернуться в реку Зала и ее притоки.

Но и превосходный ханшагский торф, попавший по рекам в Балатон, способствовал размножению сорняков.

Балатон — самое крупное озеро Венгрии, называемое «Мадьяр тенгер» — «Венгерское море». От чистоты его воды зависит не только весьма развитая индустрия туризма, но и водный баланс значительной части страны — прежде всего важных южных сельскохозяйственных районов. И забота о здоровье Балатона стала очень важной народнохозяйственной задачей.

Среди разных проектов очистки балатонских вод признание приобрел один: создать искусственное озеро, которое должно принять на себя первый удар загрязненных речных вод.

Координирование работ возложили на ВИТУКИ — будапештский Научно-исследовательский институт водного хозяйства. От его работ ждут парадокса: сохранить существующие болота как уникальный природный заповедник и предотвратить дальнейшее заболачивание Балатона.

Будущее искусственное озеро получило название «Балатон-два».

...Недалеко от города Кестхей вовсю работали экскаваторы. Они углубились в землю уже метра на полтора. Рядом текла река Зала, отделенная от будущего искусственного озера лишь перемычкой.

Когда — в 1984 году — строительство будет завершено, воды реки хлынут в резервуар и лишь отсюда, лишенные взвесей и примесей, продолжат путь к Балатону.

Однако никаких следов строительства очистных сооружений — даже в начальной стадии — мне обнаружить не удалось. Их, как выяснилось, здесь и не будет: в Балатоне-два разведут водоросли, которым на пользу пойдут частицы ханшагского торфа и других удобрений. Усваивая их из воды, водоросли ее и очистят. Кстати, водоросли эти при умелом использовании могут пойти на корм скоту.

Глубже, чем мы увидели сейчас, озеро-резервуар на Зала и не будет: полтора метра глубины, двадцать пять миллионов кубометров воды. Но это лишь первый этап очистных сооружений в южной части собственно Балатона. В несколько более отдаленном (но недалеком) будущем соединены будут в единую систему все искусственные озера и давно существовавшие водохранилища, конечно, модернизированные и улучшенные. И в каждом из них вода пройдет биологическую очистку.

— Представляешь,— сказал задумчиво Габор Миклош, когда мы отъезжали,— целое ожерелье мелких озер, прогретых солнцем. Тишина — и слышно, как плещется в них рыба.

— Значит, защитит маленький Балатон большого тезку? — сказал я.

— При чем здесь Маленький Балатон? Он как был, так и остается заповедником. К природе надо подходить осторожно,— сказал назидательно Миклош.— А у водохранилища свое имя. Балатон-два.

Л. Минц

Балатонсентдьёрдь — Кестхей — Москва