Спокойные и безрассудные

Историки утверждают, что Христофор Колумб, увидев в подзорную трубу живописные кубинские берега, восхищенно воскликнул:
— Это самая прекрасная земля, которую видели глаза человеческие! Колумб если и мог произнести эти слова, то лишь после нескольких дней знакомства с Кубой. Во всяком случае, в момент открытия этой страны ему наверняка было не до природных красот. Представьте себе измотанного долгим плаванием путешественника среди враждебного, взбунтовавшегося экипажа. «Адмирал Индий» находился среди этих отчаянных людей на положении заложника, если не арестанта.

 

 

И не исключено, что, окажись Куба на несколько сот миль к западу от своего подлинного местоположения, Колумб просто не дожил бы до ее открытия...

Хорошо еще, что незадолго до кубинской стоянки эскадра великого генуэзца (если только он действительно был родом из Италии, а не португальцем, как утверждалось недавно в лиссабонской прессе) побывала на Багамских островах, и раздраженные матросы немного поутихли. Недаром тот островок в обширном Багамском архипелаге он с облегчением назвал Сальвадором, то есть Спасителем...

Вот только матроса, первым оповестившего об этом спасении, Колумб «отблагодарил» совсем не по-адмиральски. Он пообещал Хуану Родригесу Берлисо, увидевшему с мачтовой бочки контуры Туанахани (так называли островок аборигены), что по возвращении в Испанию подарит ему бархатный костюм и крупную сумму в придачу. Но слова своего Колумб не сдержал, хотя и получил от королевы Изабеллы приз для самого зоркого участника экспедиции.

— Мы непременно доплывем до этого крошечного Сальвадора. Притом доплывем... на каноэ,— увлеченно рассказывал мне однажды замечательный кубинский географ и путешественник, заместитель министра культуры республики Антонио Нуньес Хименес. Бывший, капитан повстанческой армии и боевой соратник Фиделя Кастро, он и сейчас похож на классического мятежника со склонов Сьерра-Маэстры: поджарый, энергичный, с неслышной походкой и вместе с тем решительной жестикуляцией.

Тот наш разговор с Нуньесом Хименесом растянулся на весь вечер. Встретились же мы случайно в одном из номеров гаванского отеля «Ривьера». Прославленный автор «Географии Кубы», запрещенной три десятилетия назад диктатором Батистой (в том числе и в связи с упоминаниями о Советском Союзе), но с огромным успехом переизданной после революции, поделился со мной замыслом интереснейшего путешествия.

— Тебе, конечно, знакома, — говорил он, — кочующая по прессе версия о том, что, если бы не вторжение испанских завоевателей-конкистадоров, то Кубу ждало безоблачное будущее. Но такие рассуждения по меньшей мере ненаучны. Не будь даже колумбовых открытий, этой земле суждено было очень скоро стать жертвой другого, не менее грозного нашествия.

Нуньес Хименес пыхнул крепкой, ручной выделки сигарой из пинарского табака, а затем продолжал:

— Я говорю о воинственных племенах южноамериканских индейцев-карибов. Тех, что вышли из глубин амазонской сельвы и научились плавать в лодках даже по морю. Беспощадностью к своим жертвам они наводили на современников почти животный ужас. Постепенно они захватили Малые Антильские острова, высадились на Пуэрто-Рико, стали «подбирать ключи» к Гаити и Кубе. Но вот непредвиденная для карибов драма: наперерез их ощетинившимся копьями лодкам устремились неведомые большие корабли.

— Звучит увлекательно и правдоподобно,— заметил я.— Но ведь найдутся, как всегда, авторитетные скептики и обвинят приверженцев столь «авантюрной» версии в склонности к фантазиям...

— А мы будем бороться. Для этого и собрались мы, географы и путешественники Латинской Америки, в большую группу, построили себе флотилию каноэ и прошли весь путь средневековых карибов по Амазонке, Ориноко и далее по атлантическим водам,— глаза Нуньеса Хименеса лукаво блеснули.

Индейцы, испанцы, креолы, невольники...

Кубинцы страстно любят пиво, при этом пьянства почти не существует. Обстановка в большинстве кубинских баров довольно скромная, кондиционеры есть не везде, но сказать даже в тесной придорожной харчевне: «Дайте мне холодного пива» — значит обидеть администрацию. На Кубе просто не подозревают, что торговать этим напитком можно без предварительного охлаждения.

Самое, пожалуй, популярное в республике пиво выпускается в безукоризненно чистых, сверкающих красной медью цехах завода прохладительных напитков в гаванской муниципии Которро. В знак особой профессиональной гордости предприятие наклеивает на каждую бутылочку цветную этикетку со знаком качества и профилем индейского вождя. Резко очерченный подбородок, орлиный нос, гордый взгляд, пышный убор из перьев тропических птиц...

Звали этого индейца Атуэй.
— Да, он, конечно, не ведал о пиве,— с улыбкой признался в разговоре со мной один из инженеров на заводе в Которро.— Но он — герой. Внутренний потребитель и зарубежные импортеры не желают никаких других названий.

Легенды повествуют о том, что в 1510 году Атуэй, увидев кровавые злодеяния конкистадоров на соседнем Гаити, смело переплыл на лодке штормовой Наветренный пролив, чтобы предупредить жителей о нашествии и подготовиться к его отражению. Вместе с Атуэем прибыли 400 его соплеменников — мужчин, женщин и детей, которые предпочли этот опасный переход гибели от испанских мушкетов и шпаг.

Но кубинские индейцы-таино ошибочно приняли Атуэя и его людей за... карибов, слухи о которых сюда уже доходили. Затем вождь принялся страстно доказывать, что его единственная цель — объединиться против общего врага.

Атуэй достал сумку с золотыми слитками и украшениями и показал ее вождям: «Вот тот бог, которому поклоняются испанцы! — крикнул он.— За золото они сражаются и убивают; за него они преследуют нас, и поэтому мы должны сбросить их в море...»

Между тем с Гаити прибыл во главе трех сотен солдат плантатор Диего Веласкес. Самоотверженно обороняясь, индейцы вынуждены были отступить в горы. И вот здесь-то Атуэй применил блестящую тактику внезапных нападений и отходов, бесконечных засад. Конкистадоры были фактически заперты в стенах своего форта в Баракоа! Как отмечал историк Филип Фонер, «впервые после своего прибытия в Новый Свет испанцы узнали слово «страх».

Пришлось, кстати, и Веласкесу изменить свою тактику. Пользуясь услугами предателя-индейца, он окружил горный лагерь Атуэя и схватил его. 2 февраля 1512 года защитник земли своих отцов был подведен к разложенному для его казни костру. Испанцы ждали слез и мольбы о спасении. Но перед сожжением на костре стойкий Атуэй наотрез отказался принять обряд крещения.

Три века спустя великий сын Кубы и ее национальный герой Хосе Марти назвал свою родину надгробным монументом погибшей индейской цивилизации. И он, надо сказать, вовсе не преувеличил происшедшей здесь драмы. Если во многих других странах Латинской Америки индейские общины, племена и языки сохраняются по сей день, то на Кубе, ставшей плацдармом испанской экспансии на континенте, «индейский корень» был почти начисто вытравлен. Произошло это буквально через несколько десятилетий после Колумба.

— Но «почти» еще не значит «стопроцентно»,— рассказывали мне краеведы в старинном кубинском городе Тринидаде.— Стоило нам вплотную заняться церковными книгами, всякого рода реестрами и прочими документами позднего средневековья, как обнаружилось, что небольшая часть индейской знати, особенно племенная верхушка вождей-касиков, породнилась с европейцами и даже оставила свой отпечаток на произношении некоторых фамилий. Правда, предварительно «высокородных» индеанок все же крестили, чтобы затем присвоить их имущество, земли и слуг. Иными словами, захват Кубы продолжался даже перед церковными алтарями.

Так или иначе, в кубинцах действительно пульсирует индейская кровь. Неосознанно следуя беззаботным повадкам коренных жителей острова, современный кубинец совершенно спокойно, даже пританцовывая, шагает по какому-нибудь болоту. Более того, он своему малышу разрешает бегать босиком по камышовым зарослям. Во время воскресной прогулки за город кубинская семья вполне может оставить своих стариков в шезлонгах на лесной поляне и вернуться только к вечеру. «Какое безрассудство»,— воскликнет в сердцах приезжий бразилец. А ведь никакого безрассудства нет и в помине. Просто жители Кубы не ждут от ласковой природы острова никаких подвохов.

Ведь это же уникальный случай: на тропическом острове протяженностью почти в тысячу километров никогда не видели крупных хищников, за исключением крокодилов, да и то лишь на полуострове Сапата. Почти не встречались здесь ядовитые змеи, были неведомы опасные насекомые, да и эпидемии тоже. Разве все это не могло отразиться на привычках кубинцев?

Невысокие, узкоплечие, наивные индейцы Кубы оказались, конечно, плохими работниками на плантациях и шахтах испанских конкистадоров. Этих слабосильных рабов вскоре почти не осталось, и тогда поставкой «живого товара» из Африки занялись хозяева невольничьих кораблей, главным образом португальцы и англичане. В 1524 году на Кубу была доставлена первая партия черных рабов. Начался любопытнейший и до конца не исследованный процесс взаимного проникновения и постепенного слияния трех самобытных культур.

Был, правда, момент, когда этот процесс едва не оборвался. В 1602 году остров практически обезлюдел. А все потому, что запасы золотоносных минералов в местных шахтах были изрядно исчерпаны, и, несмотря на строжайший запрет Мадрида, кубинские поселенцы вместе со своими невольниками бросились на «освоение» Мексики и Перу. К счастью, население острова быстро разобралось, что на сахаре и кофе можно наживаться совсем не хуже, чем на драгоценностях. И вскоре заселение страны возобновилось.

Недавно Академия наук Кубы пригласила для совместной работы советских коллег из Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Речь шла об изучении самых малочисленных этнических групп, «занесенных» на остров в разное время. Это и японцы, часть которых оказалась здесь после декрета президента Рузвельта от февраля 1942 года, предписывавшего интернировать их с Западного побережья. Это жители Гаити и Ямайки, выходцы с Каймановых островов, и потомки переселенцев с мексиканского полуострова Юкатан, и многие ныне полноправные граждане социалистической Кубы.

— А параллельно шла, разумеется, этническая эволюция. Причем изучить ее важно и для нас, советских исследователей,— говорил мне Валерий Тишков, один из наших этнографов, работающих на Кубе.— Уникален опыт жизнеобеспечения, накопленный каждым народом, и особенно его взаимоотношения со своими соседями. Вот мы и сравним динамику формирования кубинской нации с соответствующими процессами, происходившими в течение ряда столетий на территории нашей страны. Многое благодаря этому поймем, сопоставим, обобщим...

Правда, в отдаленных уголках Кубы, в частности в провинции Гранма, жители относились к исследователям с явным недоверием. Разве похожи на серьезных ученых эти чудаки, способные целыми часами сравнивать различные типы воловьих упряжек либо ощупывать стены боио — традиционных крестьянских домиков под пальмовыми крышами. Но вот провинциальная ассамблея народной власти и местное отделение национальной ассоциации мелких земледельцев подготовили для экспедиции добровольных помощников — по 75 человек в каждой муниципии. Они организовали массовое анкетирование сельских жителей, провели среди них разносторонние опросы. Особенно подробно расспрашивали старожилов, помнящих прежний быт своих деревень.

Рыбацкие поселки и отдаленные горные хутора, самобытное жилье табаководов и «негритянские кварталы» при старинных сахарных заводах — все это тщательно изучается. Записаны десятки песен, пословиц, речевых оборотов, зарисованы образцы народной одежды и мебели, собраны рецепты всевозможных кушаний.

— В том числе и нашего ароматного касаве — традиционного деревенского хлеба, предложенного в свое время еще Колумбу. Он выпекается с добавлением тропического корнеплода юкки, который напоминает по вкусу картофель,— рассказывала нам заведующая отделом гаванского Института исторических наук Анна Хулиа Гарсиа.— Ныне известен касаве более чем тридцати видов! А ведь по рецептам блюд, по домашней утвари, фольклору и многим другим чертам можно судить о происхождении той или иной общины. Мы считаем, что именно сложное сочетание всех этих черт и привело к образованию кубинской нации.

Новогодняя открытка с тройкой

Казалось бы, рабство чернокожих должно было навеки противопоставить белых жителей африканцам. Но вот удивительный феномен — этого не произошло! Мало того, страну стали со временем называть «примером этнической гармонии». Сегодняшней социалистической Кубе вообще неизвестно такое социальное зло, как расизм. Чем же, спрашивается, можно объяснить замечательный иммунитет большинства кубинцев к расовым предрассудкам?

Дело в том, что Испания, едва ли не самое отсталое в ту пору государство Западной Европы, перенесла на свою «карибскую жемчужину» всю устаревшую феодальную иерархию. В результате белые поселенцы простонародного происхождения, да и небогатые дворяне, оказались на Кубе столь же бесправными перед генерал-губернатором, как и где-нибудь в Андалусии. Вот и получилось, что бронзовотелый мулат, служивший подмастерьем у какого-нибудь белого гаванского сапожника или слугой в доме стряпчего, был своему хозяину гораздо ближе, чем высокопоставленный чиновник из генерал-капитанства. Случалось, беглые чернокожие рабы либо «вольноотпущенники» успешно агитировали бедняков с белым цветом кожи в пользу совместных действий против угнетателей.

Благородные идальго, приплывавшие на Кубу, чтобы здесь служить короне и заодно наживаться на всяческих поборах, не замедлили искусственно отделить себя от... своих же осевших здесь соотечественников. Мало того, приезжие испанцы стали презрительно называть белых поселенцев Кубы... креолами! Хотя на большинстве Антильских островов так именовали отнюдь не белых, а «цветных», появившихся на свет от смешанных браков.

Иными словами: если кто-либо «нагрянул» в Гавану из метрополии с королевской ревизией либо прибыл послужить здесь в колониальной армии, это — испанец. Если же выходец из Гранады, Кордовы или Кадиса остался здесь навсегда, то он уже человек второго сорта — креол. При этом он может быть вполне состоятельным, может иметь особняки и кофейные плантации, но...

Однако настанет грозовой для Кубы 1868 год, и креольский помещик Карлос Мануэль де Сеспедес, вошедший позже в историю как «отец нации», прикажет расковать цепи рабов в своем поместье Демахагуа. Из местечка Яра — того самого, где был казнен Атуэй, прозвучит набатом клятва повстанцев: «Независимость или смерть!» — спустя столетие она вдохновит на бой героев Сьерра-Маэстры. Вместе со вчерашними невольниками Сеспедес отправится под призывные звуки «Баямесы» (кубинский гимн, впервые исполненный в городе Баямо) на неравный бой с регулярными испанскими войсками.

А разве не характерно, что в 1880 году первая же речь национального героя страны Хосе Марти после его прибытия в США в качестве политэмигранта будет посвящена именно «негритянскому вопросу» — к огромной радости собравшихся в зале выходцев с Кубы — как белых, так и «цветных»?!

Единственным в истории страны периодом довольно жесткой расовой сегрегации была эпоха неоколониальной зависимости от США, начавшаяся после победы Соединенных Штатов в испано-американской войне 1898 года. Впрочем, даже в те годы ни один кубинский профсоюз не исключил из своих рядов «цветных» членов. За несколько десятилетий были преданы «суду Линча» по всей стране «всего» двое негров. Как-то гаванские газеты опубликовали фотографию, запечатлевшую радостную встречу двух пожилых людей. Они не виделись 46 лет. И вот теперь Хулио И. Родригес, типичный «белый креол», разыскал своего первого учителя — Хосе Анхеля Кесселя, чья ослепительная улыбка на шоколадном лице сразу выдает в нем потомка выходцев из Центральной Африки. Кессель сейчас на пенсии, а Родригес заведует отделом в министерстве сахарной промышленности Кубы.

Может быть, сам по себе сюжет такой встречи полвека спустя не столь уж нов. Более того — даже традиционен. Но вот предыстория у него, на мой взгляд,— интересная.

Начать ее, говорили мне собеседники, лучше всего с океана — бушующего и потому грозного. Рабы-африканцы, стоявшие впритирку друг к другу в душном трюме, шептали слова заклинаний — единственное, что им удалось взять с собой из далекой саванны. А на верхней палубе молились своему белому богу торговцы «живым товаром». Но тайфун продолжал свирепствовать. Стих он только через неделю, когда потрепанный парусник вошел в бухту Сантьяго-де-Куба.

— По семейному преданию, это произошло ясным новогодним утром,— рассказывает Кессель.— На том судне и находился один из моих предков. Через год он принял участие в традиционном карнавале рабов в ночь на 12 января.

Карнавальная ночь в Сантьяго-де-Куба бывала для невольников поистине долгожданной. И дело тут вовсе не в чудесах пиротехники или, скажем, в накрахмаленных маскарадных костюмах. Важно другое — по установившейся традиции, никто из рабов до самого утра не подвергался наказаниям.

Из своей среды негры выбирали «черного короля» и «черную королеву». В ту ночь повезло прадеду моего собеседника, его короновали. На новоявленного «монарха» обратил внимание стоявший неподалеку барон Кессель, участник знаменитой экспедиции Александра Гумбольдта по странам Латинской Америки. Вскоре путешественник купил этого африканца вместе с семьей на аукционе, сделал его своим слугой и в итоге даже оставил ему свою фамилию.

— Видно, смекалистым парнем был мой прадед, если умудрился обратить себе на пользу тяжелый труд слуги-носильщика в составе экспедиции,— улыбается Хосе Анхель.— Работая рядом с образованными людьми, он и сам постепенно освоил грамоту. Из поколения в поколение стало передаваться поверье о том, что кто-нибудь из черных Кесселей обязательно поступит в университет.

Чудес, однако, не бывает. Прошло почти полтора столетия, прежде чем Хосе Анхель первым в роду Кесселей окончил наконец обыкновенную школу. Продолжение учебы оказалось делом несбыточным. Денег не хватало даже на хлеб. С большим трудом юноша устроился преподавателем начальных классов в муниципии Никеро на востоке страны. Самым способным учеником у него там был худой и вихрастый Хулио, сын железнодорожника местной узкоколейки. «Из тебя вышел бы отличный студент»,— сказал однажды мальчику учитель.

Кессель действительно старался подготовить своих воспитанников получше, но его все равно уволили — дело обычное во времена неоколониальной республики, когда уровень безработицы среди кубинских преподавателей был одним из самых высоких. Судьба надолго разлучила негра Кесселя с его белым любимцем Хулио. Но паренек запомнил слова учителя и занимался прилежно, окончил курсы младших экономистов. Высшее образование, правда, получить не удалось. У него уже подрастали дети, когда новая, социалистическая Куба открыла дорогу к знаниям для всех.

Обняв своего первого наставника, Хулио Родригес достал из кармана открытку с незнакомым пейзажем: заснеженные поля, хрустальные сосульки под крышами, лихая тройка на деревенской улице.

— Это сын прислал поздравление из СССР,— пояснил он Кесселю.— Есть тут кое-что и для вас.

Кессель степенно надел очки, взял открытку и стал читать: «Отец, вот было бы здорово встретиться со старым учителем, о котором ты мне рассказывал. Он бы наверняка обрадовался, если бы узнал, что я поступил в одесский вуз и изучаю основы ядерной физики, а по окончании института буду работать на первой нашей атомной электростанции в Хурагуа. В общем, решил учиться и за тебя, и за него».

Вкусы, привычки, правила

К разговору на любую тему кубинцы готовы сразу же, без «разведки боем», и притом буквально все — от мала до велика. Однако высокоразвитое чувство собственного достоинства не позволяет им соглашаться даже «для виду» с тем, что для них неприемлемо. Я не раз видел, как обслуживающие высокопоставленных зарубежных гостей водители, гиды или, скажем, капитаны прогулочных катеров твердо возражали заезжим миллионерам и их капризным спутницам по спорным вопросам программ пребывания, вовсе не задумываясь при этом о заранее потерянных сувенирах.

Мне показалось, что климат делает кубинцев подчас досадно спокойными, особенно по нашим меркам. Когда кругом царит вечное лето, нет нужды справляться с большей частью годового производственного цикла за четыре месяца, как у нас, во время сельскохозяйственной страды в средней полосе. Кубинской «зимой» запросто можно прокладывать дороги и выращивать капусту, пить на балконе кофе и подстригать траву на стадионах. То, что не успели на этой неделе, можно отложить на следующую... Вот и монтер, чинивший электропроводку корпункта, когда я писал эти строки, тоже не стал спешить, тем более что дело было в пятницу. Что ж, доживем до понедельника.

Словом, есть, определенно есть некоторая изнанка у этой «тропической простоты». Поблагодарив, скажем, иностранных специалистов за вкусный ужин, навестивший их кубинец вполне может на глазах у хозяев... высыпать себе в карман все оставшиеся в вазе конфеты или шоколадки. В стране пока еще небогато с кондитерскими изделиями. Но дело не только в этом — гость, будучи даже образованным человеком, вместе с тем не обременяет себя «лишними» нормами и правилами поведения.

Действует проверенный критерий: зачем себя ограничивать, комплексовать? Жизнь ведь настолько прекрасна, а сегодняшний вечер так замечателен! Вот я и продлю его для себя, а заодно и угощу черноглазую Хуаниту из соседней квартиры.

Кубинцы любят сладкое до безрассудства. И это, между прочим, одна из причин, по которой зарубежные писатели иногда называют их «взрослыми детьми». Огромный кремовый торт, уничтоженный на кубинской свадьбе за полчаса, настолько сладок, что есть его, по-моему, просто невозможно. Обилие сахарного тростника на острове наложило на местные вкусы бесспорный отпечаток.

Привычка подслащивать еду и питье, мне кажется, отразилась и на художественных вкусах изрядной части кубинской публики. Этим, кстати, умело пользовался дореволюционный кинопрокат, выбиравший из голливудской продукции самые «приторные» ленты с невероятно счастливыми финалами. А сегодня, когда режиссеры нового поколения предлагают гаванской аудитории фильмы в жестоком, обнаженно-правдивом стиле, реакция на них не всегда положительна.

За исключением особо редких случаев кубинцы не склонны своими силами готовить праздничный или же просто воскресный стол. Тут их взгляды, пожалуй, диаметрально противоположны нашим привычкам. Даже если в доме есть овощи, припасено в холодильнике мясо и куплены консервы, хозяйка предпочитает не хлопотать целый день у плиты. И хотя центров общественного питания в целом не хватает, да и обходится ужин недешево, но тем не менее «парить и жарить» в конце недели — это уж, по мнению кубинцев, слишком... Правда, в сельской местности традиция домашних ужинов для родных, друзей и знакомых еще жива.

Если уж обычный вечер дорог кубинцам приятной возможностью прогуляться по улицам без риска теплового удара, то можно себе представить, что означает для жителей этой страны субботний вечер! О делах в эти часы не говорит никто — срочный телефонный звонок, связанный с оперативным заданием редакции, считается нарушением правил хорошего тона. Семьи наносят визиты родственникам, кинотеатры переполнены, кавалеры приглашают своих дам в кафе-мороженое или на ужин в ресторан. Словом, субботний вечер на Кубе — это квинтэссенция отдыха в конце недели, искрометное пиршество красок и огней, угощений и напитков, танцев и смеха.

С необычайной легкостью, даже изяществом, знакомятся кубинцы с представительницами прекрасного пола. Прирожденные «дамские угодники», они поддерживают приятные связи самым достойным образом. Оскорбление женщины на Кубе — дело почти немыслимое, драка между кавалерами — явление крайне редкое, сквернословие в обществе — тоже. Конфликты улаживаются спокойно и разумно.

Мало сказать, что здесь любят детвору, просто обожают, наслаждаясь нежными овалами ребячьих лиц, любуясь чуть косолапой походкой малышей и копируя их первые членораздельные фразы. Если ребенка не с кем оставить дома, мать без какого-либо смущения приводит его на работу, даже если речь идет о министерстве. Однажды я увидел нескольких малышей... в штабе погранвойск республики. Может быть, восхищаться этим не следует, но если и существует страна, где отношение к детям возведено в культ, то это Куба.

Кубинцы не любят резких замечаний, не приемлют начальственных разносов, а провинившихся «ставят на место» спокойно, не нарушая этики. Здесь умеют даже понижать в должности или отправлять на пенсию таким образом, чтобы в сердце «пострадавшего» не осталось горечи. Сколько раз становился я невольным свидетелем того, как пожилого управленца или производственника, который уже «не тянет», направляют перед заслуженным отдыхом в бесплатную туристскую поездку куда-нибудь в Чехословакию, да еще вдвоем с супругой! Переводя недостаточно активного журналиста на другой участок, его убеждают в особой значимости, перспективности новой работы. «Да, выполнять намеченное необходимо,— соглашаются кубинские друзья.— Но вовсе не любой ценой, и уж, во всяком случае, не ценой здоровья и нормальных человеческих отношений».

На Кубе ценят мягкий, добрый юмор. Здесь он не должен компрометировать даже тех, кому не повредило бы и острое словцо. Основные типажи, отражающие национальные взгляды на сатиру и остроумие, канонизированы в городке Сан-Антонио, что на берегу озера Аригуанабо. У въезда в город возвышается монумент... комедийным персонажам, куклам и маскам, известным всей Кубе. За всю историю городок сменил уже несколько «приставок» к имени Святого Антонио. Но если сегодня спросить местных жителей, какое имя они в конце концов предпочитают, то в ответ прозвучит: «Сан-Антонио-дель-Умор». «Умор» означает «юмор», и эта характеристика городу к лицу. Для кубинцев он стал таким же синонимом шутки и гротеска, как, скажем, Габрово — для жителей Болгарии.

Те черты характера, что присущи в той или иной мере всем кубинцам, сами они определяют широким и емким понятием «кубания». Под этим понимают национальный дух, наиболее ценные черты характера. А если проще — то как следует, с пользой для себя и для окружающих, прожить, в общем-то, крохотный отрезок мировой истории, именуемый человеческой жизнью.