Замки древнего Гондара

Мы, члены российско-эфиопской экспедиции, с несколько сложным названием историко-этно-социологической, летим из Аддис-Абебы в Гондар.
Гондар — в этом слове как будто слышится звучание старинных эфиопских церковных барабанов — кеберо. Это — столица старой Эфиопии, ее слава на протяжении двух столетий. Специалисты даже выделяют «гондарский» — с 1636 по 1885 год — период в истории страны. Именно там монофиситская церковь Эфиопии после суровых кровопролитных столкновений сначала с мусульманами, а затем с европейцами-католиками отпраздновала победу возвращения к «вере отцов».

 

 

Еще два с небольшим десятилетия назад этот город обязательно включался в список важнейших достопримечательностей Эфиопии. Но в результате многолетней войны туристический бизнес пришел в упадок. Хотя на территории самой провинции Гондара военные действия почти не велись, он тоже пострадал и от войны, и от авторитарного режима Менгисту Хайле Марияма. Даже в наши дни, когда солдаты возвращаются домой, доля женщин согласно данным местного муниципалитета значительно превышает число мужчин. Все взрослые мужчины либо были мобилизованы, либо были вынуждены скрываться, чтобы избежать мобилизации.

Пришедшее весной 1991 года на смену режиму Менгисту Хайле Марияма коалиционное правительство согласно Хартии обязалось следить за соблюдением прав всех народов страны. Однако, по мнению многих лидеров националистических организаций (а их около 80), произошла лишь смена диктатуры амхара ( к этому народу принадлежало большинство бывшей администрации) диктатурой тиграйцев. В итоге на востоке и юго-востоке страны опять начались военные действия. В провинции Гондар спокойно; как мы увидели позднее, там гораздо меньше патрулей и вообще людей в военной форме, чем даже в Аддис-Абебе. Но не все части армии Менгисту сдали оружие, кое-кто ушел в леса. Бывшие солдаты не получают никаких пособий, найти работу в условиях разрухи и безработицы нелегко. Неудивительно, что растет преступность и бандитизм. Группы бандитов, как рассказывают, устраивают засады на дорогах, грабят путников, а иногда и захватывают заложников.

Город, приближенный к небу

... Под нами Абиссинское нагорье. С высоты птичьего полета особенно ясно видно, какое опустошение приносит в когда-то девственные края человек. Лесов практически не осталось — нужна земля под посевы, нужно топливо, ведь до сей поры, за немногим исключением, дрова остаются здесь единственным источником тепла. Лишь местами попадаются рощицы, а иногда — небольшие холмы, на вершинах которых в пятнах зелени мелькает круглая крыша. Так обычно в сельской Эфиопии располагаются церкви.

Чем дальше на север, тем суше земля, тем меньше пятен зелени и тонких черточек-рек. Тени облаков бегут по серо-бежевым скалам с редкими выступающими вершинами. Но вот горы становятся чуть ниже, и видна гладь большого озера— это Тана. Маршрут проходит над той частью озера, откуда вытекает Голубой Нил, или, как его называют в Эфиопии — Аббай.

На озере изредка видны длинные лодки рыбаков, а затем появляется большой покрытый лесом остров. Среди зелени проглядывает ряд зданий. Это сохранившиеся средневековые монастыри, игравшие в свое время немалую роль в истории страны. Именно здешние церковники помогли в XIII веке воцариться Иекуно-Амлаку, восстановив тем самым, как считает эфиопская историография, Соломонову династию.

... И вновь под крылом самолета безжизненная горная страна. Наконец — посадка в аэропорту Гондара, расположенном в 19 километрах от города. Это громадное выжженное поле, на котором виднеется маленький домишко: касса, таможня и все аэродромные службы вместе. Большинство пассажиров увозят друзья и родственники. Немногим, не имеющим в городе знакомых (к их числу относимся и мы), приходится воспользоваться услугами стандартных голубых автобусиков-такси. Туда набивается дюжина галдящих пассажиров, среди которых мы — единственные белые. Попутчики отнеслись к нам с интересом — в наши дни европейцы не часто попадают в Гондар. Однако, узнав, что мы не из Франции, не из Италии (это был первый вопрос), не из Швеции, интерес потеряли. Вопрос об Италии не случаен. Эти области были оккупированы Италией, и клише «европеец — это итальянец» пока еще живо. Остались и материальные свидетельства пребывания итальянцев в городе. До сих пор действуют дороги, построенные итальянцами. Улица в центре города, где сосредоточены основные лавки, по-прежнему носит название Пьяцца (как и главная торговая улица Аддис-Абебы). В бывшей итальянской гостинице «Террара» мы и остановились на ночь.

Наутро нам пришлось перебраться в более дешевый «Кассанжи-отель». Отели в провинциальных городах Эфиопии — это замкнутые дворики, на которые выходят двери номеров. Их соединяют террасы. Вход — через небольшую кофейню, где всегда есть чай, кофе, какое-нибудь печенье — обычный завтрак городского служащего, вынужденного жить далеко от семьи. Нашим отелем владеет целое семейство. В разговоре с племянником хозяина выяснилось, что гостиничное дело, когда-то очень выгодное, сейчас не приносит прибыли. Из 40 номеров несколько лет подряд были заняты только 3 — 4, а то и ни одного. «Война»,— объясняет, вздохнув, молодой хозяин. Сейчас появляется надежда на успех в ожидании туристов, особенно иностранных. Мой собеседник собирается связать свою судьбу с этим бизнесом, но прежде хочет на два-три года уехать в Америку, набраться опыта.

Гондар расположен в горах, на высоте около 3000 метров. Здесь как раз находится самая высокая часть Эфиопии — массив Сымен с высочайшей вершиной страны Рас-Дашан (4623 м). Улицы опускаются и взбираются с холма на холм. Площадь города, как нам любезно сообщили в муниципалитете, 48 квадратных километров, или 120 «гашша»: и сегодня в официальной статистике Эфиопии используется старая мера площади, введенная Менеликом II в конце прошлого столетия.

Центр города застроен двух-трехэтажными домами, среди них много официальных зданий, часть осталась еще со времен итальянцев. Городские и деревенские жилища этой, северной части страны отличаются от тех, что можно увидеть южнее. Там основным типом жилища является «тукуль» — круглая плетеная хижина без окон с соломенной крышей. В поселках городского типа и провинциальных городках жилища (уже обязательно с окнами) четырехугольные, обмазанные глиной, с плоскими крышами, пристроены друг к другу и вытянуты вдоль дорог и улиц. Перед ними выступает крыша, опирающаяся на столбы и создающая нечто вроде веранды. Очень редко можно увидеть палисадник или небольшой дворик. Если он и есть, то расположен чаще за домом.

Здесь же сложился другой тип жилища — «хыдмо». Это прямоугольный дом с четырехскатной крышей, он сложен из камня или сделан из укрепленных деревянной арматурой саманных кирпичей. Нередки двухэтажные дома. Ставят их они на расстоянии друг от друга, отделяют дворами, где растут злаки и овощи, а нередко еще содержатся коровы и козы. Одно такое хозяйство было расположено прямо в центре города, рядом с нашей гостиницей. Занятие сельским трудом в городе — обычное дело: в Гондаре насчитывается около двухсот официально зарегистрированных подобных крестьянских хозяйств. Перестук деревянных колокольцев, подвешенных на шее коров, щелканье бичей (как правило, сплетенных из кожаных ремешков и закрепленных на украшенной искусной резьбой рукояти), мерный звук шагающих копыт слышны утром и вечером на улицах Гондара.

Сейчас в городе много безработных: производство сокращается; и хлопкоочистительная фабрика, и мясокомбинат на грани закрытия. Не хватает электроэнергии, перебои с сырьем, особенно плохо с водой — не только для производственных, но и для бытовых нужд. Часто целые районы города остаются без воды. Молодые специалисты, вынужденные снимать комнаты, рассказывают, что хозяева дают воду только для питья. Для стирки, мытья, уборки воду приходится покупать. Начавшиеся было работы по гидроразведке региона были прекращены из-за гражданской войны.

Императорские львы и церковные барабаны

Мы не имели никаких рекомендательных писем, только напутствие одного из давних выпускников Института стран Азии и Африки при МГУ Амбачо Кеббеде, который работает в отделе охраны памятников министерства культуры и спорта в Аддис-Абебе. Поэтому отправились прямо в дворцовый комплекс, благодаря которому и прославился Гондар. Как ни странно, первое, что мы услышали, представившись и объяснив, что хотели бы увидеть, было: «А здесь, в местном отделении департамента охраны памятников министерства культуры и спорта, работает человек, говорящий по-русски». Им оказался выпускник исторического факультета Воронежского университета, археолог Асфау Гырма. Он провел с нами все время в Гондаре, и благодаря ему мы смогли за столь краткое пребывание увидеть и узнать многое.

Дворцовый комплекс расположен в центре города на холме и окружен высокой каменной стеной. Он занимает обширную территорию — примерно семь гектаров и состоит из целого ряда построек. Однако научных обмеров многочисленных памятников-дворцов и хозяйственных помещений пока еще не делалось.

В центре обширного двора — львятник. Лев — символ древней Соломоновой династии, идущей со времен Аксума, и эфиопские императоры всегда держали львов при дворе. Льва мы увидели и в Гондаре, хотя уже больше столетия двор покинут императорской семьей. Правда, когда мы подошли ближе, оказалось, что это чучело последнего из «династии» царских гондарских львов. Он умер от болезни. Но пока не завезли новую львиную семью, символа лишиться нельзя.

Гондар издавна считается оплотом эфиопского монофиситского христианства. С 30-х годов XVII века он стал центром и государства, и церкви. Фасилидас, основатель дворцового комплекса, победитель «нечестивых» приверженцев «латинской веры», был очень религиозным человеком. В его замке четыре круглые угловые башни. Каждая из них смотрит на церковь. Набожный император поочередно молился в каждой из них, обращаясь лицом к одной из церквей. Любил он устраивать и своеобразные состязания. На верхнем этаже его замка расположена открытая площадка, разделенная пополам невысоким гребнем. В конце ее небольшое помещение в форме кеберо — церковного барабана. Там хранились церковные инструменты (кеберо, систры-тсенатсем), высокие палки-посохи с перекрестием наверху (мекамна) и праздничные облачения священнослужителей «дебтера». Клир двух церквей, надев эти одежды, выстраивался на двух половинах площадки, и начинались песнопения, сопровождавшиеся музыкой и ритмичным танцем. Император как строгий судья выносил решение: причт какой из церквей выступил сегодня лучше. Церковь-победительница получала пожертвования из рук императора.

На территории самого комплекса в то время не было отдельных церковных зданий. Поэтому члены императорской семьи выходили молиться за пределы крепостных стен. Для этой цели был построен мост, проходивший над дорогой на центральный рынок города и соединявший двор замка и лежащую рядом церковь. По древнему этикету при приближении старшего или знатного лица, тем более придворных, не говоря уже о самом императоре, надлежало снять головной убор. На мосту же были высокие глухие ограды, за которыми не видно было, идет ли по нему кто-нибудь. Так что приходилось на всякий случай каждый раз обнажать голову. И сегодня еще этот мост, которым давно уже не пользуются, называется «Место, где снимают шляпы».

И сейчас еще в городе на 100 с небольшим тысяч жителей— 20 церквей. Среди них — всемирно известный храм Дебре Берхан Селассие с незабываемыми фресками и малозаметный приходский храм святого Микаэля; старинная церковь — ровесница замка Фасилидаса (строгое, темного камня четырехугольное здание, прижавшееся к крепостной стене), и сверкающие новехонькими цинковыми крышами современные постройки. Все они достойно представляют Гондар, бывший почти двести лет столицей страны. Но прежде чем он стал ею, Эфиопия пережила смутные времена.

«Гондарский» период и «гондарский» стиль

До этого времени страна не знала столичных городов. Столица была там, где в данный момент находилась резиденция императора — «негуса». А негусы Эфиопии вели подвижный образ жизни, перемещаясь лагерем со всем двором по строго определенному маршруту. Даже Анкобер, первая оседлая резиденция негусов, была всего лишь зимней (то есть на период больших дождей) ставкой.

К XV веку, с одной стороны, усилились центробежные тенденции и стремление местных феодалов добиться независимости от центральной власти; с другой — с востока все более ширилась экспансия мусульманских государств, уже сумевших монополизировать выгодную караванную торговлю с побережья Аденского залива и Индийского океана. Особенно осложнилось положение, когда правитель Харэра Ахмед Грань объединил мелкие эмираты побережья и начал опустошительные набеги на внутренние области страны. С 1527 года за несколько походов его воины захватили значительную часть страны, включая и древнюю столицу — Аксум. Император Лебна Денгель вынужден был бежать. Положение усложнялось тем, что с юго-запада двигались племена оромо, а на севере, на побережье Красного моря, в 1557 году высадились войска Османской империи.

Эфиопским послам удалось добраться до могущественной в те годы Португалии и убедить оказать помощь далекой христианской стране. В июне 1541 года в страну прибыл отряд во главе с Криштованом да Гама. Он включился в борьбу эфиопских войск с мусульманскими захватчиками. Борьба шла с переменным успехом. Только в 1543 году, убив в сражении Ахмеда Граня, удалось изгнать из страны завоевателей.

Португальцы (а их воинов было лишь 500 человек) преувеличивали свое значение в этой победе и всячески старались усилить свое политическое влияние. Активно начали действовать различные католические ордена, особенно иезуиты. Сусейнос (по другому написанию Сисинний) даже, приняв вместе с приближенными католичество, объявил его государственной религией. Это вызвало недовольство народа, переросшее в настоящую гражданскую войну, вобравшую в себя и целый ряд народных восстаний. Как любое другое массовое движение средневековья и нового времени, оно возглавлялось духовенством и имело форму религиозной войны. Главным лозунгом его был возврат к «вере отцов».

Результатом было отречение Сисинния в 1632 году в пользу сына Фасилидаса. Тот созвал большой собор духовенства в малоизвестном селении в глубине страны, к северу от озера Тана — Гондаре. Решением собора Эфиопия вернулась к прежней вере, все миссионеры-католики были высланы за пределы страны, «те, кто не пожелал подчиниться,— как говорит хроника,— были убиты».

В 1636 году Фасилидас и превратил Гондар в свою столицу. Земли, на которых она расположилась, были завоеваны амхара-шоанцами в XVI — XVII веках. Местное население оказывало ожесточенное сопротивление. Фалаша, галла-оромо, куари играли затем немалую роль в новой столице. Нередко знать этих народов входила в число особо приближенных, через браки устанавливала свое влияние на престол. Через Мынтуваб, итыге или жену одного из правителей, влиятельной силой стали куарийцы, а ее сын Иясу II остался в истории как император куариец. В округе жили и другие небольшие народы, названия которых иногда мелькают в хрониках. К нашему времени многие ассимилировались с амхара, другие оказались на периферии политической жизни.

Памятники Гондара — многоэтажные (от двух до четырех этажей) здания, что совершенно не характерно для Африки.

Архитектура их вообще весьма необычна, что и дало пищу самым разным теориям. Кого только не называли строителями этого комплекса — португальцев, индийцев, видели здесь и подражание южноаравийской многоэтажной архитектуре. Однако, как показали исследования, «гондарский» стиль не вытеснил старый, а сосуществовал с традиционным, для которого были характерны постройки круглые в плане, крытые соломой или травой. Все здания «гондарского» стиля строились из камня, нередко окружались стенами. В плане это прямоугольник или квадрат. В них были внутренние и внешние каменные лестницы, чаще всего под прямым углом к зданию. Крыши — либо сводчатые, либо плоские, используемые как открытые террасы. Еще одна важная особенность: круглые конические башни по углам зданий и через равные интервалы — на крепостных стенах, а по фасадам — балконы из дерева.

В строительстве, как известно из письменных источников, действительно участвовали строители и архитекторы из Португалии и из Индии. Но их архитектурные идеи наложились на уже существующую традицию. Каменщики-исполнители были, конечно, местные жители.

Когда поднимаешься по крутой лестнице на второй этаж замка Фасилидаса, можно увидеть на оштукатуренных стенах под высоким потолком зала, служившего для проведения судебных разбирательств, темные красно-коричневые рисунки на светлом фоне. «Вот эти знаки, — говорит наш любезный проводник Асфау Гырма,— свидетельства каменщиков, строителей и архитекторов, которые участвовали в возведении дворцового комплекса. В первом ряду индийцы и португальцы изобразили узорчатые окна в стиле восточной и арабо-иберийской архитектуры, а наверху, видите, звезда Давида? Этот знак оставили ремесленники фалаша».

Кто они, фалаша?

Вокруг Гондара, в местностях Сымен и Быгэмдэр, издавна жил народ, исповедовавший иудаизм эпохи до Талмуда. Фалаша антропологически не отличаются от других народов этой части Эфиопии, говорят на языке (кайла, диалект агау), принадлежащем к кушитской группе большой афро-азийской семьи, и, по-видимому, являются частью народа агау. Однако уже в середине нашего века этот язык сохраняли лишь люди старшего поколения. Молодежь, а в городе и их родители, перешли на амхарский. В конце 80-х годов фалаша насчитывалось 30 — 35 тысяч человек. Свои службы они отправляли на древнем языке Эфиопии — «гыыз» (как и христиане-ортодоксы), на этом же языке написаны и их священные книги.

Долгое время исследователи считали их беженцами, вернее, потомками беженцев из Иерусалима во времена римского императора Тита. Вынужденные покинуть родной город после разрушения первого храма, они якобы основали в Египте Элефантину, а затем появились и в здешних горах. Другие полагают, что это — потомки евреев-рабов, которые отказались уходить с Моисеем, а бежали вверх по Нилу. Есть и другие версии: фалаша — потомки «потерянного» библейского племени Дан; это местные жители, обращенные в свою веру йеменскими иудаистами, прибывшими через Красное море; они потомки Моисея, женившегося на местной женщине, когда тот должен был по поручению фараона завоевывать верхний Египет, и т.д. Сами себя фалаша называют «Бета Израиль» (Дом Израиля). Однако подтверждений этих легенд не находится. По своему языку, антропологическому облику, бытовой культуре они не отличаются от своих соседей. Вероятнее всего, как писал известный эфиопист С.Б.Чернецов, «фалаша, подобно иудеям Южной Аравии, являлись автохтонным населением, сохранявшим иудейскую религию в том виде, в каком она получила свое распространение по обе стороны южной оконечности Красного моря в IV в. до н.э.».

В свое время фалаша сыграли немалую роль в истории страны. В районе озера Тана в X веке они создали политическое объединение народов, близких агау, во главе с фалаша. Память о «королеве» Эзато (Эдит, Юдифь), которая за свое долгое правление (40 лет) достаточно сильным государством сумела, вероятно, завоевать даже Аксум, жива до сей поры. И хотя уже в XIII веке эта династия пала и утвердились у власти Соломониды, только в XVI веке эти области были включены в состав единой Эфиопии.

После завоевания населенных фалаша районов их земли были частью переданы в «королевский» домен, частью распределены между победителями. Фалаша были лишены права на землю (они его обрели вновь лишь после падения феодальной Эфиопии в 1972 году). В самом городе был выделен для их расселения отдельный квартал, а в округе — несколько деревень, ибо в 1668 году собор, негус и князь, как рассказывает «История царя царей Аэлаф Сагада», постановили: «Фалаша же, называемые кайла, пребывающие в вере иудейской, да не живут вместе с христианами, но да отделятся и живут отдельно, устроив поселения».

Фалаша стали ремесленниками: каменщиками, гончарами, кузнецами, ювелирами. Именно они и составляли большинство рабочих-строителей в течение двух столетий интенсивного возведения Гондара. В средние века они славились также как лучшие мастера по выделке щитов и ковке копий. Щиты украшались и укреплялись металлическими кругами и полосами. Как всегда, кузнечество считалось сродни магии. Неудивительно поэтому, что даже сейчас, когда фалаша уже почти не работают с огнем и металлом, соседи-христиане и язычники считают их опасными, способными насылать порчу и по ночам превращаться в гиену.

Лишь немногие фалаша, получившие образование, жили и работали в Аддис-Абебе. Нам не удалось найти следы существования синагоги в столице Эфиопии. Рассказывали, что фалаша, умерших в Аддис-Абебе, увозили в Гондар для погребения по обряду — в столице это сделать было невозможно. Но в 1981 году местная администрация закрыла синагоги, в провинции Гондара были сожжены 200 книг, в том числе «Орит» — рукописная Библия на козьей коже. В 1985 году туристам запретили посещать деревни фалаша. Все это время Израиль вел переговоры с эфиопским правительством. И вот в мае 1991 года более 20 000 человек были вывезены в Израиль. Еще одна группа прибыла в Иерусалим в июле 1992 года.

При этом не бралось в расчет, что язык и быт фалаша ничего общего не имеют с еврейской религиозной традицией, а тесно связаны с культурой других народов Эфиопии. Не столь существенными казались и несовпадения религиозных воззрений фалаша и классического иудаизма. Так, они следуют только Пятикнижию Моисея, праздничные дни для них только «Рощ Хашанех», Еврейский новый год, Йом Кипур, День искупления. Им неизвестны талмудические традиции, Ханука, Пурим, зато есть собственные праздники, такие, как Сегед — возвращение из Вавилонского плена, отмечаемые двух-трехдневным паломничеством на вершины местных гор. После возвращения в деревню праздник отмечается пением и танцами в традиционном эфиопском стиле. У фалаша есть монашество, священники называются, как и у христиан-ортодоксов, «кеш», носят белые шаммы и тюрбаны, церемониальные зонты. Во время службы в синагоге, при вынимании Торы, женщины сопровождают церемонию ритмичными ударами в ладони.

Нам в Гондаре встретить фалаша не удалось. «Они все уехали» — такой ответ давал каждый, кого мы о них спрашивали. Но в деревне Уолека, высоко в горах, и в Теда, в 30 — 40 километрах от Гондара, еще оставались крестьяне — фалаша. Отрезанные бездорожьем, они по-прежнему возделывают хлеб, пасут скот, лепят из черной глины игрушки, горшки, статуэтки, изредка приходят в Гондар на рынок. Что ждет их дальше? Останутся ли они здесь? Уедут ли последние фалаша на «землю обетованную»?

Свидетельство былого могущества

Самый внушительный памятник комплекса — мощный трехэтажный дворец основателя Гондара Фасилидаса (1632—1667 гг.).

Его дворец, очень хорошо сохранившийся,— настоящий замок, с толстыми стенами, четырьмя угловыми башнями, многочисленными залами. Поднявшись по высоким ступеням внешней лестницы на второй этаж, наш гид Асфау отпирает замок на створках тяжелых деревянных дверей, сделанных из единых плах дерева ванза, и мы попадаем в зал, где вершился суд. Это первый зал из трех, на который разделен второй этаж. Видимо, именно это место носило название «Дом льва», неоднократно упоминаемое в хрониках Гондара. На левой стене — старинные рисунки, оставленные строителями.

Во втором, внутреннем зале происходили приемы. Сейчас в нем остались лишь «люстры» — подвешенные к потолку равноконечные кресты-светильники из темно-коричневого дерева. Асфау Гырма считает, что форма их — свидетельство уважения и сыновней любви к отцу Фасилидаса, который был католиком: в католическом храме Гондара я видела точно такие же коричневые равноконечные кресты. Здесь мы увидели также и необычную даже для «гондарского» архитектурного стиля деталь — сквозной камин в стене между двумя залами (вторым и третьим), а внутри стены — дымоход.

Третий зал предназначался для дворцовых женщин — ведь эфиопские негусы, несмотря на то, что всячески подчеркивали свою приверженность христианству, были многоженцами, имели и официальных наложниц. В стенах этого зала — многочисленные ниши, заменявшие шкафчики, где хранились косметические кувшинчики, иноземные «франкские» флаконы, коробочки с украшениями и тому подобное, совершенно необходимое знатной женщине. В угловых башнях сделаны маленькие комнатки с узкими окнами на три стороны и три церкви — Рагуэля, Габриэля и Марии. Фасилидас, очень набожный человек, не выходил для ежедневных служб в церковь, а молился в этих комнатах, обращаясь лицом к храмам.

По соседству с замком в отдельном здании располагалась сокровищница, а рядом — глубокий водоем. Сейчас он пуст, а когда-то в нем разводили рыбу. Рядом с ним были сооружены и лечебные ванны с подогревом воды с помощью проходивших под ними глиняных труб — подобную систему подогрева можно видеть в средневековых банях Дербента.

Для более серьезного лечения и длительных купаний Фасилидас построил отдельное сооружение примерно в четырех километрах от дворца, известное как «Бани Фасилидаса». Это небольшое здание того же «гондарского» стиля с балконами и зубчатой крышей, стоящее посреди большого бассейна. Оно уже давно не используется по прямому назначению: большую часть года бассейн пуст; парк, в котором находится комплекс, заперт. Лишь раз в году, во время Тимката (праздника Крещения), он наполняется водой, и здесь при массовом скоплении народа проводятся торжественные церемонии.

«Дом любви» и «горе моей шее»

Преемник Фасилидаса, его сын Йоханнес (тронное имя —Алаф Сагад), построил собственный дворец — небольшой, уютный, двухэтажный. Если жилище Фасилидаса поражает мощью, крепостью, тяжестью, даже подавляет, то дом Йоханнеса (его трудно назвать дворцом или замком) радует глаз. Даже среди подчеркнуто религиозных правителей гондарской Эфиопии Йоханнес выделялся своей набожностью, и его дворец назывался «Домом любви» (имелась в виду любовь к церкви). В хронике, рассказывающей о жизни Йоханнеса, мало говорится о его воинских подвигах, но много — о благочестии, богатстве, пышности двора. В сокровищнице во времена его правления хранились не только государственная казна, но и праздничные одеяния и атрибуты власти негуса.

Атрибутами верховной власти служили трубы, красный зонт, барабаны, самый крупный из которых носил личное имя — «Медведь-лев». Царские барабаны (негарит) отличались от церковных (кеберо). Они были полусферической формы с одним днищем и скреплены попарно. В них били перед торжественными выходами, во время битвы, перед тем, как оглашались указы негуса. Именно эта их функция наиболее известна, и современная газета—вестник правительства, публикующая государственные документы,— носит название «Негарит». А в те времена они были обязательным атрибутом власти, прежде всего негуса и его наместников. Причем чем больше барабанов получал наместник, тем большим влиянием он пользовался. Так, у главы провинции Тигре было сорок четыре барабана.

По хроникам видно, что главным для Фасилидаса было укрепление власти, а для его наследников эта забота, еще оставаясь насущной, все же отходила на второй план. Накоплялось богатство, которое с удовольствием демонстрировалось. И архитектура, сохраняя общий стиль, теряла мощность, грозную монументальность, приобретала черты легкости, даже изящества, появлялся декор, прорезные окна, множество балконов.

Неподалеку от замка Фасилидаса, соединенный с ним стеной, стоит в руинах замок Иясу I. Стены были высотой до 5 метров, с зубчатой оградой, а по стенам наверху проходила дорога. Члены правящей семьи пользовались именно этими переходами по стенам, из-за зубцов которых люди были не видны. Ведь здесь, где сейчас так тихо и пусто, в те времена кипела жизнь. Придворные церковники, слуги, рабы, ремесленники, заезжие провинциальные феодалы, воины — не одна сотня людей бродила по замку.

К сожалению, не сохранились многочисленные другие строения, возведенные при Иясу I. Хроника называет, например, «расге бет» (головной дом) — малый приемный зал, «аддараш», где часто устраивались обязательные пиры. Когда не хватало и этого обширного помещения, как, например, во время недельного пира по случаю праздника креста (эфиопский Мескэль, и новогодний праздник, и традиционный праздник урожая — одновременно), приходилось сооружать во дворе временный «набаль бет». Еще одно здание — Йеблань Леангете («горе моей шее») было прозвано так из-за низких сводов в переходах и на лестницах. Здесь решались важные государственные дела.

Хотя Иясу I, как и все его предшественники, был воином, главным современники считали не его воинскую доблесть, а умение распорядиться богатством, благочестие, стремление к книжной культуре, церковному строительству. Его дворец был богато убран: «А из чертогов его царских одни были возведены с украшениями золота червонного и серебра чистого, а другие расписаны красками заморскими цвета разного... А все стены были в зеркалах заморских чистых и отражающих и видели себя все люди стана ясно. А еще расстелены были внутри ковры заморские, дорогие и многокрасочные. А была еще башня, построенная из изразцов заморских». К этим словам местной хроники можно добавить и свидетельство французского врача Шарля Понсе, побывавшего в Гондаре в 1699 году. Он писал: «После того, как меня провели через более 20 комнат, я вошел в зал, где император восседал на своем троне. Это было нечто вроде кушетки, покрытой красным шелковым покрывалом, расшитым золотыми цветами. Этот трон с ножками из массивного серебра помещался в глубине зала под балдахином, который весь сиял золотом и лазурью. Император был облачен в шелковое одеяние, отороченное золотом, с очень длинными рукавами. Его пояс, в который он был завернут, был оторочен таким же образом. Он был простоволос, с очень аккуратной прической. Большой изумруд сиял у него во лбу и прибавлял ему величия».

Золотые унитазы в тюрьме?

Неподалеку от дворцового комплекса стоит еще одно здание в том же стиле, связанное, хотя и не прямо, с именем Иясу II. Это замок раса Микаэля-Сухута (Микаэля Сыуля), предводителя тиграйцев, которые выступили против центральной власти и вынудили императора на единственный за его двадцатипятилетнее правление военный поход. Как известно, противники встретились около Аксума. Но и здесь проявился особый характер Иясу II: даже располагая численным превосходством армии, кровавому столкновению он предпочел переговоры. В результате Микаэль-Сухут согласно обычаю с камнем на шее в знак покорности пришел в шатер императора. Он был помилован и включен в войско центрального правительства. Иясу II благодаря этому получил прозвище Справедливого. Со временем Микаэль-Сухут занял столь высокое положение среди знати Гондара, что смог построить замок, не уступающий дворцовому комплексу. Еще сравнительно недавно там можно было увидеть золотые ванные, раковины и унитазы, которые обязательно показывали тем немногим, кто попадал во дворец. Это — память о последнем эфиопском императоре Хайле Селассие I, который превратил замок раса в свою гондарскую резиденцию.

Сегодня на территории, окружающей замок раса, таких редких посетителей, как мы, встречают сотрудники местного отделения Министерства туризма, которое занимает сейчас и замок, и довольно скромное двухэтажное здание во дворе — хотя и сложенное из местного камня, но ничем не напоминающее типичные старые сооружения. Именно здесь, как нам сказали сотрудники, останавливался Хайле Селассие I во время своих наездов в Гондар. О внутреннем убранстве, а тем более о сантехнике из золота, никто из работающих сейчас уже не помнит. А при режиме Менгисту Хайле Марияма местным властям это здание показалось очень подходящим, чтобы устроить в нем тюрьму.

Звездный час раса Микаэля наступил, когда в 1755 году погиб Иясу II, а Мынтуваб покинула политическую арену. Став гондарским наместником, он, используя опыт хитрого политика, сосредоточил в своих руках реальную власть в период новых междуусобий и активных выступлений ором. Джеймс Брюс, посетивший в те годы Эфиопию, характеризует раса как «правителя над королями».

В конечном итоге в 1770 году армия изгнала раса из столицы в его родной Аксум. После этого еще сто лет Гондар номинально оставался столицей Эфиопии, но его лучшие славные годы были уже позади. В Гондаре не осталось и памятников этого столетия.

Дворец Итыге Мынтуваб

Из дворцового комплекса на царском холме видны на склоне противоположной горы — высокая круглая башня и стены в купе деревьев. Это знаменитый Дебре-Кускам, или Квескам-Марьям, монастырский и дворцовый комплекс, построенный в конце жизни Мынтуваб. Название его (что не редкость в Эфиопии) связано с библейским сюжетом о бегстве девы Марии, когда она останавливалась в Египте у горы Квесквамской неподалеку от Асьюта, где она с Христом нашла убежище, спасаясь от царя Ирода.

По замыслу создательницы, Дебре-Кусам должен был бы не уступать монастырю на озере Тана, прославившему ее сына. Рассказывают, что когда не хватило средств на строительство, итыге передала свои золотые и серебряные украшения, подаренные ей когда-то вождями оромо и сидам. В монастыре она собирала не только монахинь, но и молодых женщин, только что вышедших замуж, чтобы научить их домашнему хозяйству, гигиене, экономии.

Прежде чем отправиться в Квесквам-Марьям, мы заходим в маленькое кафе во дворе дворцового комплекса. Это легкая постройка в форме традиционного тукуля. Здесь в жаркий день всегда можно выпить горячего чая и холодного пива или воды. Во время великого поста такой завтрак из чашечки чая или «буна» — черного крепкого кофе с печеньем да овощи — единственная пища. В жаркий день, при отсутствии холодильников, удивляет возможность выпить прохладные напитки. Но народная традиция мудра — издавна в деревнях крестьяне делали в углу земляного пола своего тукуля или хыдмо яму, которую заполняли мокрым песком. В этот песок зарывали глиняные кувшины с водой, большие — на 12 — 15 литров и маленькие — на 1,5 — 2 литра. Так вода сохранялась прохладной в течение нескольких дней. В нашем кафе над таким традиционным холодильником сделано еще круглое цементное помещеньице, куда на мокрый холодный песок укладывают бутылки с водой и пивом.

И вот мы идем мимо маленьких и довольно скудных импровизированных рынков, мимо «Бань Фасилидаса», мимо пустующего стадиона, медицинского городка с колледжем, общежитиями студентов, лабораториями и клиникой, мимо лютеранской миссии «Мекане Йесус», средней школы, где шумные стайки ребят выбежали во двор между экзаменами, — покидаем город и начинаем нелегкий подъем в гору. То и дело нам пересекают дорогу овцы и коровы. Пастушки — детишки семидесяти лет с любопытством смотрят нам вслед. Небольшое стадо пасется и на скудной травке между «Банями Фасилидаса» и стадионом.

Здесь почти нет растительности, желтоватые почвы не похожи ни на красноземы плоскогорья вокруг Аддис-Абебы, ни на жирную густокоричневую землю кофейных зон гор Иллубабора и Каффы. Даже дождь, то накрапывающий, то льющий как из ведра, не может их увлажнить.

Нас обгоняют крестьяне, они возвращаются в родные деревни из города, где продавали зерно, кожи, керамические изделия. Идут целыми семьями, молчаливые и серьезные. Мужчины, и совсем юные, и старые, одеты в короткие шорты и рубахи того же неопределенного цвета — это сейчас обычная одежда крестьянина в этих краях. На плечи накинута традиционная накидка — шамма, или натела. Однако в отличие от Аддис-Абебы, где горожане носят тонкотканые белоснежные шаммы с искусной вышивкой по краям, здесь это грубая сероватая домотканая ткань. Головы открыты, на ногах — самодельные кожаные сандалии, с довольно своеобразным креплением — они держатся на двух средних пальцах ноги. Посохи крестьяне держат за плечами, положив руки на концы. Ими пользуются лишь для того, чтобы погонять осликов, на них не опираются — путь в 15 — 20 километров по сухим высокогорным дорогам для эфиопских крестьян обычен. Здесь начинаешь понимать, почему именно эфиопские спортсмены — главные претенденты на золотые медали в марафоне.

Мужчины возглавляют шествие, за ними идут мелкой рысцой ослики, груженные купленным в городе товаром в кожаных и домотканых мешках. Мера многих товаров на рынках города, будь то дрова, уголь, зерно, вода, солома, даже строительный камень, — груз осла. По краям маленькой кавалькады идут мальчики, следящие за осликами, а за ними — женщины и девочки. Они все босиком. Одеты в свободные платья из грубой ткани домашней выделки, старенькие, но украшенные яркой и искусной традиционной вышивкой с преобладанием крестов. Вежливо и сдержанно поздоровавшись с нами, они обгоняют нас и спокойно идут дальше. В отличие от горожан, они не выказывают любопытства, увидев на пустынной дороге идущих пешком двух белых женщин, одна из которых к тому же светловолосая. Лишь замыкающая это шествие девочка лет двенадцати украдкой несколько раз оглядывается. Но ей это простительно — ведь она еще не замужем, хотя в ее возрасте деревенские девушки уже имеют семью. Она же пока носит девчоночью прическу — ее головка выбрита, и оставлены только коротенькие волосы на макушке и от висков через затылок.

Впереди уже вырисовывается цель нашего похода — комплекс Квесквам-Марьям. Вот мы уже и у ворот. Останавливаемся передохнуть после нелегкого подъема. На противоположном холме живописно раскинулся Гондар. Отсюда он виден полностью — с доминирующим над городом дворцовым комплексом, минаретами мечетей, проглядывающими сквозь зелень крышами церквей, с чуть виднеющимся вдали монастырем Дебре Берхан Селассие. Голые сухие склоны гор с редкими рощицами деревьев, уходящие за горизонт линии вершин — величественная картина!

И вот перед нами — высокие стены из крепкого камня; массивные деревянные ворота, над которыми сооружена башенка на запоре. Но с нами наш постоянный гид — Асфау Гырма, перед которым открываются все ворота. Дряхлый дебтера, он же сторож, впускает нас в большой внутренний двор. Рядом с ним — молодые люди, которые проходят здесь практику церковной службы. Здесь все дышит памятью веков. Мынтуваб построила копию великолепного комплекса Гондара. Что такое Квесквам-Марьям? Это большая территория, обнесенная круглой стеной строгой кладки с 12 круглыми башнями, где в нижних этажах живут дебтера и старые одинокие священники. Башни лишь немного возвышаются над трехметровыми стенами. Выделяются угловая башня рядом с дворцом — ее высота около 15 метров, круглая, фаллической формы. Она смотрит прямо на Гон-дар и дорогу, соединяющую резиденцию Мынтуваб с городом,— издалека будет замечено любое движение в сторону замка.

Эта удаленная от входа половина комплекса — собственно резиденция итыге. Она отделена от монастыря низкой внутренней стеной. Состояла она из дворца, помещений для слуг, сторожевой башни, домашней церкви. Эта церковь — круглая в плане, первая в эфиопской архитектуре сменившая стиль прямоугольных храмов. Во внутреннем дворе был великолепный сад с живописным прудом. Именно здесь произошли трагические события, приведшие к смерти Иясу II.

Никто не осмеливался сказать негусу, что после смерти Бакаффы его мать полюбила его двоюродного брата, получившего прозвище Мыльмыль (Избранник). Она даже родила несколько дочерей. Не зная этого, Иясу II влюбился в одну из них, свою сестру. Однажды, приехав неожиданно к матери, он застал ее с Мыльмылем. Потрясенный, он решил наказать того. Выйдя с Мыльмылем в сад, он приказал слугам спрятаться за кустами и, внезапно выскочив, утопить Избранника в пруду. Верные люди в точности исполнили приказание господина. Но это случайно видела сестра Мыльмыля. В стремлении отомстить за смерть брата она отравила негуса, подсыпав яд в вино.

Сейчас от сада осталось лишь несколько деревьев-великанов, пруда не видно совсем, церковь и хозяйственные постройки в руинах. Только угловая башня и фасадная стена дворца дают возможность представить былое великолепие. Дворец уютный, двухэтажный, вытянутый в длину, более «домашний», чем замок в Гондаре. Он более изысканно украшен. К сожалению, сохранился лишь фасад и стены. Четыре двери и три окна богато декорированы темно-бордовым туфом. К окнам как бы примыкает маленькая каменная часовенка с тремя ступенями, боковыми колоннами, входной аркой, круглой крышей, увенчанной характерным крестом в круге,— все это вырезано из камня. Само оконное отверстие теряется в этом великолепии. Более скромно украшены дверные проемы. Из основного камня сделаны трехступенчатые притолоки с арочным покрытием, а по внешней стороне арки — украшения из туфа и узких кирпичей, уложенных ребром. Еще более необычно — фигуры из того же туфа на фасаде, горельефы: лев, всадник, слон, кресты в розетках.

Комплекс в нетронутом виде просуществовал до второй половины XIX века. Тогда в соседнем Судане вспыхнуло восстание Махди. Земли вокруг Гондара были захвачены, и все церкви и монастыри разграблены, сожжены, разрушены мусульманами. Не избежал общей участи и Квесквам-Марьям. Были разрушены и все строения во внутреннем дворе, и монастырские кельи, и церковь святой Марии за пределами дворцового комплекса. Однако здесь на старом фундаменте во время итальянской оккупации была восстановлена круглая церковь, в которую приходили из близлежащей округи. Но злоключения Квесквам-Марьям на этом не закончились — при налетах британской авиации она была разрушена вторично. Весь комплекс так и не был восстановлен. Реставрационные работы, которые сейчас проводятся, имеют целью скорее консервацию, а не восстановление, на которое у страны, переживающей сложные времена, нет средств.

Церковь святой Марии еще раз была отстроена после изгнания итальянцев, и в 1971 году прошел последний ремонт. Строители постарались воссоздать облик старой церкви. Она стоит на трехступенчатом старом основании из крупных светлых каменных блоков. Круглые беленые стены сплошь прорезаны окнами с деревянными ставнями, между которыми устроены контрфорсы. Мы были здесь в апреле, незадолго до Пасхи, и из окон свешивались ветви пальм — близилось пальмовое воскресенье (ставшее на Руси Вербным). Круглая оцинкованная крыша увенчана традиционным двухконусным барабанчиком с колокольцами по широкому краю и равноконечным крестом в розетке на вершине. Внутреннее ее убранство очень скромно, нет ни роскошных фресок, ни яркой иконописи. На полу лежат старенькие циновки и вытертые коврики (это обязательная деталь монофиситской эфиопской христианской церкви, где при входе полагается снимать обувь).

В этой скромной, даже бедноватой церкви — уникальные рукописные старые книги. В них даже можно увидеть своеобразные нотные знаки для церковного пения. Ими и сегодня пользуются в ежедневных службах.

Когда мы выходили из храма, подъехали маленький автобусик и «лендровер». Это появились в Гондаре первые иностранные туристы...