Цвета столетий

Изучать страну по альбомам — все равно что обойти за час весь Эрмитаж. Удивительный каждый в отдельности каменный домик с маленькими окошечками, скульптура в парке, ухоженная улочка или аркада вокруг площади быстро сливаются в бесконечную череду музейных кар.

Мое первое знакомство с Чехословакией было именно альбомным. На страницах иллюстрированных изданий сменяли друг друга фотографии готических, ренессансных, барочных домов-памятников. Но одна картинка — она-то и запомнилась более всего — поразила откровенно немузейным видом.

 

 

Перспектива светлых многоэтажных зданий, стеклянные витрины по сторонам широкого проспекта и длинная вереница легковых автомобилей у обочины. Обратил внимание на подпись. Мла-да-Болеслав. Сорок тысяч населения. Районный центр Среднечешской области.

От глянцевого однообразия альбомных видов не осталось и тени воспоминаний, как только поближе познакомился со страной. Под красными черепичными крышами чешских городов царила современная жизнь с повседневными заботами, проблемами и стремлениями.

Впечатлений было много. Со временем детали забылись, но в памяти каждый город твердо связывался с каким-либо определенным цветом, то ли из-за преобладающей расцветки фасадов зданий, то ли от окружающей природы. Ческе-Будеёвице показался мне желтым, как зрелый ячмень, Тршебонь — голубым, как небо, отраженное в зеркале пруда, Чески-Крумлов — зеленым, как берега Влтавы, Писек — светло-коричневым, как речной песок, Табор — красным, как повязка на лице Яна Жижки, а Прага, конечно, золотой, как знаменитая корона средневековых чешских королей.

В Млада-Болеслав поезд идет из Праги около двух часов. За это время я успел познакомиться со своими попутчиками. Зузана и Душан Кубаты недавно окончили Карлов университет. После свадьбы они живут в промышленной Остраве — сюда их направили по распределению. Сегодня молодожены решили проделать путь через всю Чехию, чтобы навестить родителей Зузаны.

Поинтересовались и моими впечатлениями о Чехословакии. Услышав о цветовых ассоциациях, они неожиданно заговорили между собой по-чешски. Как я понял, из окон их остравской квартиры открывался вид... на металлургический комбинат с его трубами и дымами всех цветов радуги.

— Ты только не говори, пожалуйста, что твоя Острава — самый красивый в мире город,— не щадила мужа Зузана.— Скажи, Душан, честно, ты смог бы жить в другом месте?

Кубат, коренной житель индустриального моравского севера, спокойно возражал, объясняя скорее мне, чем ей, что его родной город, что ни говори, а третий по величине в стране. «Стальное сердце республики», как называют его в путеводителях.

— Мой Млада-Болеслав — город поменьше,— не унималась Зузана,— но ни в чем другом не уступит Остраве...

Зузана родилась и выросла в Млада-Болеславе и поэтому не скупилась на самые восторженные эпитеты, рассказывая о родных местах.

Замок над Йизерой

На заре чешской государственности одна из резиденций Пршемысловичей — первых чешских князей — находилась в мрачноватом замке над Лабой — нынешнем Стара-Болеславе, километрах в двадцати к северу от Праги. В середине X века князь Болеслав убил своего родного брата князя Вацлава и захватил власть. Неправедно занятый престол Болеслава I унаследовал его сын Болеслав II. Но он не захотел оставаться здесь и основал в 974 году другую резиденцию — подальше от проклятого места. Новый княжеский замок на реке Йизере стал называться Млада Болеславль, что по-старочешски значило «град молодого Болеслава». (Как у нас Ярославль — «город Ярослава».) С развитием языка слегка изменилось и название, приняв его нынешнюю форму.

Слушая Зузану, мы не сразу обратили внимание, что наш поезд идет уже не по равнине, а вдоль скалистого берега чешской реки Йизеры. Рельсы проложены на узком участке суши под обрывом, и поезд, казалось, вот-вот заденет поросшие кустарником каменистые уступы. Стекло вагонного окна царапали порой гибкие ветви. В другом окне медленно плыл повторяющийся, но никогда не надоедающий пейзаж. Среди зеленых лугов, делая всевозможные повороты — то уходя, то приближаясь к железной колее,— несет воды спокойная неширокая река.

Йизера, по местным меркам, крупная водная артерия. Берет река начало в каменистом крае Крконоше и, преодолев пороги на пути вниз, разливается по просторной долине. По берегам Йизеры можно насчитать несколько десятков древних городков. Высятся кое-где пепельно-серые руины средневековых замков.

— Смотрите, это мой город! — воскликнула Зузана.

Каменные стены с двумя башнями по углам как бы вырастают из скального утеса над слиянием речушки Кленице с Йизерой. Тяжеловесный мрачный замок высится над просторными долинами двух рек и виден отовсюду. За бывшей великокняжеской резиденцией, неоднократно перестраиваемой в течение веков, по клиновидному скальному массиву теснятся домики горожан, то тут, то там поднимаются шпили костелов.

От станции до центра города довольно далеко. Добирались на последнем рейсовом автобусе. Его салон вместил почти всех пассажиров нашего состава из четырех вагонов.

Прогремел железный мост через Йизеру. Мелькнули глухие стены окраинных домов, и автобус — не увидел, а скорее почувствовал я — медленно пополз в гору. Несколько минут машина натужно штурмовала крутой подъем, затем резко повернула и, постепенно набирая скорость, пошла еще выше. На исходе подъема водитель крутанул баранку, и автобус лихо вписался в замысловатый зигзаг узкого проезда меж грузных аркад. На столь крутом вираже захватывает дух. Как будто ты не в автобусе, а на дне шлюпки, которую безнадежно закружила огромная морская воронка.

Не разбив машину о замковую башню и не сокрушив старинное здание на углу, опытный водитель вывел рейсовый автобус из кривой, тесной улочки.

В сумерках я так и не разглядел толком исторических переулков Млада-Болеслава. Мы вышли на остановке у блочно-панельного дома. Соседние здания, залитый электрическим светом проспект выглядели точь-в-точь как на памятной картинке из альбома.

От «Лауринки» до «Шкодовки»

Утро началось с мельтешения солнечных зайчиков — их пускали свежевымытые стекла легковых автомобилей. По характерным куцым капотам безошибочно угадывалась марка машин: вдоль тротуаров стояли только «Шкоды». Удивляться не приходилось — эти самые распространенные на чехословацких дорогах малолитражки производят именно в Млада-Болеславе.

Эмблема «Шкоды» — окрыленная летящая стрела — известна во всем мире. Комфортабельные машины с мощными двигателями в задней части кузова охотно покупают во всех европейских странах. Много их и на советских дорогах.

За последние годы вокруг Млада-Болеслава поднялись на ста двадцати гектарах новые промышленные корпуса. Такую же площадь занимают жилые кварталы. Цеха «Шкодовки» протянулись до соседнего городка Космоносы, и недавно он стал одним из болеславских районов.

На проспекте Красной Армии за стеклянной витриной помещения постоянной автомобильной выставки отливают перламутром серийные модели. Молодежь теснится перед спортивными вариантами «Шкоды». Младаболеславские мальчишки спят и видят себя водителями-профессионалами, испытателями, гонщиками. Среди посетителей постарше немало и таких, кто и с завязанными глазами разберет и соберет любой мотор. Их больше привлекают машины, выпущенные семьдесят-восемьдесят лет назад. Те, с которых началось чехословацкое автостроение.

— Строго говоря, все началось с этого трехколесного драндулета...— рассказывал подошедший Душан Кубат.— В 1895 году в кафе на тихой Стакорской улочке сошлись два Вацлава — Лаурин и Клемент. Первый, мастер-слесарь, обладал незаурядными техническими познаниями, второй — небольшим капиталом и практической сметкой. Два будущих предпринимателя ударили по рукам. Они и не подозревали тогда, что их скромная фирма по ремонту велосипедов вскоре превратится в крупный автомобильный завод.

Через три года маленькое предприятие наладило выпуск первых мотоциклов с электромагнитным пускателем. А в 1905 году за ворота завода — к этому времени на «Лауринке» работало уже триста пятьдесят человек — выкатился первый чешский автомобиль.

Марка «Лаурин и Клемент» приобрела мировую известность. Славилась высокая надежность чешских машин, технические достоинства их двигателей. Младаболеславские гонщики одерживали победу за победой на престижных международных состязаниях. Всеобщее признание, однако, не спасло «Лаурин-ку» от финансового краха. В 1925 году ее поглотил пльзеньский концерн «Шкода». Легковые автомобили, которые по-прежнему продолжали собирать в Млада-Болеславе, вынуждены были сменить марку.

Сегодня рабочим «Шкодовки» присущи высочайший профессионализм, творческое и добросовестное отношение к делу. В традициях завода — постоянный поиск нестандартных инженерных и художественных решений, равнение на последние технические достижения, высокая культура производства.

Новые двигатели, которые разрабатываются младаболеславскими конструкторами, отличаются от предыдущих более низким расходом бензина. Ими оснащены серийные модели «Шкоды». В масштабах всей Чехословакии, имеющей ограниченные энергетические ресурсы, экономятся ежедневно тонны топлива. Меньше сжигается горючего— меньше вредного воздействия на окружающую среду.

Ежедневно город над Йизерой покидают тягачи с прицепами. На них, сверкая свежей краской, стоят новенькие, не нюхавшие как следует асфальта легковые автомобили. Миллионная «Шкода» сошла с конвейера старейшего в стране автопредприятия в год тысячелетия города, а сейчас выпуск доведен до полутора миллионов.

Эпохи и стили

Днем, осматривая древние улицы, я понял, почему накануне путь к замку показался восхождением на Эверест. На Подольце, среди, обступивших подножие замкового утеса домиков, журчит речушка Кленице. За мостиком дорога сразу берет вверх. Зигзагообразная улочка, где нет места для тротуара, где с трудом разъедутся две встречные легковые машины, подводит к тыльной стороне замка. На этом пути, говорят, были когда-то окованные железом ворота. Чтобы попасть на городскую площадь, необходимо сделать еще поворот почти на сто восемьдесят градусов.

Под сводчатыми галереями открывались таинственные проулки шириной в метр. Проходы ведут к обрыву. За домами по одну сторону улицы скальное плато обрывается к Кленице, по другую — к Йязере.

Один из тесных проходов между домами привел к строительной площадке. Реставраторы как раз ладили островерхую крышу готического здания. Серая, облупившаяся местами штукатурка, следы глубоких трещин в стенах, подпираемых мощными контрфорсами...

— Это редкий образец гуситского храма,— объяснила мне потом Зузана. — С его кафедры раздавались не просто проповеди, а призывы сражаться с оружием в руках против католической церкви, отождествлявшейся в глазах чехов с немецким господством.

Борьба гуситов за национальную независимость Чехии — одна из славных страниц прошлого Млада-Болеслава, запечатленная в камне. Понимая язык архитектуры, по фасадам домов можно прочитать и дальнейшую историю города.

Ратуша. Фасады ее сплошь покрыты рисунками по штукатурке — сграффито. В них радость жизни, поэзия мироощущения. Возводилось это здание после жестоких гуситских войн, в пору экономического подъема младаболе-славского края, в эпоху Возрождения, когда переживала расцвет вся европейская культура, в том числе и чешская.

Недалеко отсюда — неброская монастырская постройка без всякого декоративного оформления. В 1500 году члены одной из самых ранних в стране религиозно-просветительских организаций — «Единства чешских братьев»—открыли здесь школу и типографию. В Млада-Болеславе увидели свет первые печатные книги на чешском языке, первая географическая карта чешского королевства, первый медицинский труд.

А рядом обильно украшенный резьбой по камню, с изваяниями апостолов перед входом, пышным порталом и фигурным купольным завершением костел девы Марии. Его строительство прочно связывается с периодом временной потери чешской государственности. Пышный, «габсбургский» стиль барокко.

Радуга ситца

Родители Зузаны — пани Ева и пан Вацлав Глушичка — жили в новом десятиэтажном доме. В обеденный перерыв семья Глушичка в полном составе собралась за столом.

Пани Ева, разливая по тарелкам суп, сказала:

— Наш город не такой уж большой, и мы любим собираться в обеденный перерыв дома. Я, к примеру, успеваю прийти из больницы, младшая дочь Катержина — из гимназии, пан Вацлав — с фабрики...

— У нас, знаете, никто не работает на «Шкоде»,— добавил глава семейства.— Такое в нашем городе встретишь нечасто.

Инженер Глушичка и в самом деле в отличие от большинства младаболе-славцев не автостроитель. Он — текстильщик.

— Исконное ремесло чехов,— продолжал он,— производство и обработка ситцевых (а теперь и искусственных) тканей. Наша красильная фабрика в местечке Йозефов Дул — самое старое предприятие во всем крае. После обеда поедем вместе, там все и увидите.

Фабрика, которой руководит директор Глушичка,— одна из ведущих в текстильном объединении «Тиба». Младаболеславские текстильщики специализируются на конечных операциях — отбеливании и крашении.

Старинные цехи «Тибы» раскинулись под Космоносами, в долине реки Йизе-ры. Красильню в Йозефовом Дуле заложил итальянский негоциант Больца еще в 1763 году. Но ее продукция не сразу получила распространение. Пряжу и ситец торговец ввозил из-за границы, поэтому цены на космоносовские изделия были высокими. Однотонную материю брали неохотно. Приостановленное было предприятие возобновило работу, как только изучили спрос. Расписанные яркими цветами и витиеватым узорочьем хлопчатобумажные платки пошли нарасхват.

...В белильном отделении два специалиста в отутюженных спецовках наблюдали за работой двухэтажного белильного агрегата. Раньше в этом процессе были заняты десятки рабочих рук.

— В прошлом году поставили,— поделился оператор.— До этого здесь и продохнуть было нечем.

Мне приходилось видеть старые белильные станки. Запомнился грохот, клубы сырого пара. А тут ни шума механизмов, ни пара, ни горячего воздуха.

Списанная белильная машина, готовая к отправке в металлолом, хранилась в соседнем помещении. А рядом монтировалось распределительное устройство, которое позволит многократно использовать воду, поступающую из Йизе-ры. Ту, что прошла технологический цикл, нельзя сразу спускать в реку. Сначала ее охлаждают в отстойниках. Теперь же горячей водой хотят обогревать помещения фабрики, пропуская ее через фильтры. Только после этого холодная вода вернется в Йизеру. И сколько бы промышленных предприятий ни стояло на берегах, река останется чистой.

Судя по продукции, которая проходила в данный момент по технологической цепочке красильного отделения, было ясно, что мастера Йозефова Дула верны старым традициям. Печатники «Тибы» пристально изучают покупательский спрос. Причем изучают не только в Чехословакии: сорок пять процентов продукции младаболеславской фабрики идет на экспорт. А изменчивая мода, говорит директор, распространяется по странам прихотливо: в Западной Германии сегодня в моде пестрые цветы на постельном белье, в Канаде — фигуры животных, в Италии — узор на темном фоне, ну а в самой Чехословакии — неяркая полоска. А что будет завтра?

— На что будет спрос, то и будем делать,— отвечает товарищ Глушичка.

Растут этажи

Архитектор Освальд Дёберт — один из самых признанных зодчих Чехословакии. По его проекту ведут реконструкцию Пражского Града. Младаболеславцы считают его своим земляком, хотя он коренной пражанин. Двадцать лет назад Дёберт и его помощники Ярослав Косик и Франтишек Ржезач закончили работу над фундаментальным проектом перестройки древнего города над Йизерой. На это ушло пять лет поисков и экспериментов.

Конструкции из бетона и стекла проникли в историческую среду Млада-Болеслава довольно рано — еще в первой половине века. Мастер чешского кубизма Иржи Крога возвел на улицах города несколько призматических зданий. Они бесцеремонно затесались в шеренги средневековых домиков. Правда, новаторские искания Кроги не привели к сильному нарушению сложившегося ансамбля. И угловатый отель возле ратуши, и циклопический, едва уравновешенный блок Политехнического училища, и плоская коробка больницы со временем стали достопримечательностями, предметом гордости горожан.

Перед зодчими социалистической Чехословакии стояли иные задачи.

Младаболеславцам не забыть годы фашистской оккупации. В начале мая сорок пятого английская авиация подвергла город массированной бомбардировке. Автомобильный завод и ближние к нему жилые кварталы обратились в руины. Старожилы — лет пятидесяти и старше — помнят, как советские солдаты разбирали развалины.

После войны начали думать над тем, как перестроить город так, чтобы обеспечить людей жильем, но при этом сохранить его исторический облик. Освальд Дёберт мерил шагами улицы и размышлял о том, что люди, для которых предназначались задуманные им дома, имели право на хорошие условия жизни, однако знали цену каждому геллеру, каждой кроне и не намерены были швыряться деньгами. Логика экономичного строительства диктовала простоту художественных форм и рационализм планировки. Комбинируя несколько вариантов типовых проектов, сберегая каждый старинный дом, архитекторы создали такой облик города, что его до сих пор называют образцом социалистического градостроительства.

Идешь по непохожим одна на другую улицам и через некоторое время отмечаешь, что их своеобразие достигнуто осмысленным расположением оконных проемов, балконных ограждений, панелей, стеклянных витрин. Самая эффектная магистраль — проспект Народной милиции с многоэтажными домами и зеркальной лентой магазинов — пролегла по краю обрыва над Кленице, не заслонив, а, наоборот, раскрыв запоминающуюся панораму Млада-Болеслава.

— Мои сверстники обычно не покидают родной город,— говорила мне Зузана Кубатова.— Почти все находят здесь дело по душе, а значит, и свое место в жизни. Если бы не Душан, никуда бы не уехала.

Две главные дороги ведут из Млада-Болеслава. Одна старая, крутая, с тяжелыми поворотами и неожиданными препятствиями. Другая прямая и широкая, проложенная недавно. Она начинается сразу за ратушей и стрелой мчится на восток. Вдоль нее продолжают расти новые кварталы.