«Краем земли» назвали миссионеры бушующую штормами Огненную Землю. А среди моряков и поныне бытует поговорка: только тот может считать себя настоящим моряком, кто обогнул мыс Горн.
Идея обогнуть мыс Горн зародилась у меня давно. Несколько лет я проходил неплохую школу в немецком торговом флоте, и все эти годы приходилось слышать ужасные рассказы об этом мысе. У меня создалось впечатление, что возле этого мыса 365 дней в году и 24 часа в сутки свирепствуют сильные бури.
Но вряд ли мыс Горн мог действительно быть таким, как его репутация. Мне предстояло выяснить: что из этих рассказов было правдой, а что вымыслом?
Почти каждый хоть раз слышал об этом пользующемся дурной славой месте. Но мало кто с уверенностью может сказать, где оно, собственно, находится: то ли на самом краю Южной Африки, то ли Южной Америки. Большинство просто связывает его с бурями и плохой погодой. В английском «Справочнике путешественника» можно прочитать, что на Огненной Земле самый худший климат на планете. Немецкий путеводитель советует посещать ее только в период с ноября по март: в остальное время там холод и беспрерывные дожди.
Мы выбрали для нашего путешествия самое неблагоприятное время года, а именно — зиму (автор имеет в виду зиму в Южном полушарии.— Ред.). Как и в любом другом уголке земли, здесь бывают затишья, и этими паузами между бурями мы с Райнером Нойбером хотели воспользоваться. Мы оба во время прежних путешествий не раз висели на волосок от смерти, чтобы сейчас, не подумав, идти на риск. Главное — вовремя предугадать малейшие изменения погоды и успеть на них отреагировать. И конечно, мы оба понимали, что достаточно попасть в шторм на наших хрупких фальтботах, и вряд ли будет шанс добраться до конечной цели нашего путешествия. В тщательном наблюдении за погодой, в решении, грести или подождать еще один день,— в этом ключ к успеху или неудаче. Райнер Нойбер и я должны были стать первыми, кто смог бы преодолеть этот путь зимой. Экспедиция предстояла — в этом мы оба были единодушны — полной риска и всяких неожиданностей. Короткие зимние дни, не прекращающаяся сутками вьюга, которая затем могла смениться сильным градом и ливнем,— все это требовало от нас полной отдачи сил, как физических, так и психических.
Мы приняли вызов: обогнуть на фальтботах мыс Горн. И справились с этим. Но мы согласны в одном: никогда больше мы не смогли бы этого повторить!
Мыс Горн стал мифом, в котором отразились домыслы, страх и страдания поколений моряков. Отсеяв все слухи, я смог получить полезную информацию об этом уголке земли, и мое отношение к нему изменилось. И все же путешествие на мыс Горн — одна из самых безрассудных авантюр за последнее время.
Назад в прошлое
Когда 20 сентября 1519 года эскадра из пяти старых каравелл покинула испанскую гавань Сан-Лукар, никто из 265 человек их команд не подозревал, что только 18 из них снова увидят родину. Командиром этого маленького флота был португалец, считавший себя оскорбленным португальским королевским двором и поэтому эмигрировавший в Испанию, — Фернандо Магеллан. Он был известен как опытный моряк и бесстрашный воин, который не отчаивался в самых безвыходных ситуациях. Однажды он узнал от астролога Руя Фарейру о том, что между Атлантическим и Тихим океанами должен быть соединяющий их пролив. С тех пор мысль о юго-западном проливе не давала покоя этому искателю приключений. Магеллану удалось увлечь своими планами короля Испании Карла I. В результате для него оказались открытыми все двери. Поиск пролива, соединяющего два океана, обернулся первым в истории мореходства кругосветным путешествием...
1 ноября 1520 года Магеллан вошел в пролив, который открывал путь в Тихий океан. По ночам моряки видели на южном берегу материка огни костров, которые жгли туземцы. Поэтому землю на юге Магеллан назвал «Тьерра-дель-Фуэго» — Огненная Земля.
Открытие же самой южной точки Южной Америки выпало на долю такого ничтожества, каким был пират и мародер, придворный Ее Величества английской королевы, сэр Френсис Дрейк. В 1577 году он покинул британскую гавань Плимут на пяти кораблях и 20 августа 1578 года вошел в открытый Магелланом пролив. 6 сентября в Тихий океан вошли под парусами три судна. Один из кораблей, «Маригольд», затонул в бушующих волнах. Второй, «Элизабет», потеряв контакт с флагманом Дрейка «Золотая лань», вернулся в Англию. Парусник «Золотая лань» долгое время был игрушкой стихии и лишь после того, как шторм утих, взял прежний курс. Вскоре Дрейк бросил якорь вблизи группы островов, расположенных между 56 и 57 градусами южной широты. В его путевых заметках говорится о мысе, обнаруженном им на севере, тогда как на юге ничего не было, кроме открытого океана. Дрейк достиг случайно самой крайней точки Южной Америки. Таким образом он стал первым европейцем, который понял, что Южная Америка не связана с Антарктикой. Это раскинувшееся южнее архипелага море было наречено «проливом Дрейка».
Лишь почти 40 лет спустя о существовании морской дороги у южного мыса Южной Америки вспомнили голландцы, которые искали путь через Южную Америку в Индию. И в 1616 году экспедиция под руководством Исаака ле Мэра и Виллема Схоутена отправилась из Голландии в плавание на борту 360-тонного парусного судна «Эндрахт». 29 сентября того же года она обогнула архипелаг возле берегов Южной Америки, который оканчивался мысом. В честь своего родного города Хорна Схоутен назвал его «мыс Горн», или, как говорит испаноязычное население Южной Америки, Кабо-де-Орнос. Со временем этот новый морской путь стал приобретать все большее значение, хотя этнологическое и картографическое исследование региона началось гораздо позже.
В декабре 1831 года британское исследовательское судно «Бигль» под командованием капитана Роберта Фитцроя отправилось в кругосветное плавание, которое длилось пять лет. На борту «Бигля» находился молодой естествоиспытатель, который позже взбудоражил мир открытием, сделанным в этом путешествии. Этого молодого ученого, разбившего господствующую веру в историю происхождения человека, звали Чарлз Дарвин. Пока «Бигль» шел вдоль побережья Южной Америки, Дарвин, пользуясь маленькой шлюпкой, стремился побывать в самых глухих уголках побережья.
Больше всего его поразили индейцы, которые в самом южном месте земли влачили жалкое существование. Эти индейцы племени ягана были, очевидно, морскими кочевниками. Из стволов деревьев они строили примитивные каноэ и плавали на них от бухты к бухте, от острова к острову. Они возили с собой небольшие факелы, чтобы обогреваться в пути и разжигать костер. Пропитание добывали из моря самым примитивным способом: ныряли за моллюсками, морскими ежами, раками и крабами при температуре воды, которой бы испугались самые закаленные эскимосы. Дарвин писал: «Я никогда не полагал, насколько велико различие между первобытными и цивилизованными людьми. Оно гораздо значительней, чем между дикими и домашними животными».
Дарвин не чувствовал симпатии к индейцам. Он смотрел на них лишь с любопытством ученого, так же, как если бы он стал изучать редкий вид растения. По его мнению, их вряд ли можно было отнести к роду человеческому. Капитан «Бигля», глубоко религиозный Фитцрой, считал по-другому. Во время своего первого путешествия в эти края он вывез на борту корабля трех индейцев ягана. Но попытка превратить их в цивилизованных людей явно не удалась. Во всяком случае, Фитцрой, почувствовав угрызения совести, вернул всех троих во время путешествия на «Бигле» в привычную для них среду. Воодушевленные фанатичной идеей, что только люди, принявшие христианство, могут быть счастливы, потянулись в этот отдаленный регион миссионеры. Парадокс, но претворение в жизнь этой гуманной на первый взгляд, миссионерской идеи означало конец для индейцев...
Индейцы медленно, но верно умирали. Считавшаяся последней чистокровной индианкой племени ягана Абуэла Роса умерла несколько лет назад в Пуэрто-Уильямс. Вместе с ней умерла и культура первобытного народа, который в своем духовном развитии был недалек от культуры цивилизованных людей...
Заметки Чарлза Дарвина об индейцах племени ягана в конечном счете решили исход дела: я решил отправиться в путешествие. Каждая экспедиция — это своего рода вылазка в прошлое, путешествие к истокам. Индейцы племени ягана могли существовать в этом опасном месте лишь потому, что нашли общий язык с дикой природой. Человек XX столетия давно утратил эту связь...
Это путешествие не должно никого побуждать следовать за нами. Но мы были бы бесконечно рады, если бы наша акция заставила хоть одного человека задуматься о себе и о своем существовании в этом мире.
Старт в метель
Прошло девять месяцев с тех пор, как Райнер Нойбер и я, грязные и оборванные, вернулись в Германию из семидесятидневного перехода по льдам Гренландии. И вот опять — в дорогу... Времени на сборы было мало, кроме того, им предшествовала огромная подготовительная работа. Нужно было подыскать подходящий тип лодки и испытать его на прочность. Мы остановились на двух одноместных байдарках типа Klepper Aerius-I.
Зная, что путешествие будет необычным, я большое значение придавал выбору партнера. Мог ли я найти кого-нибудь лучше Райнера Нойбера, с которым пережил уже немало приключений?! Я точно знал, что на него можно положиться.
По радио «Боинга-737» передали, что мы совершаем посадку недалеко от цели нашего путешествия — на Огненной Земле, в городе Ушуая. Под нами лежала плотная серая масса облаков. Из Буэнос-Айреса мы вылетели теплым солнечным утром. Здесь же, на юге Аргентины, сейчас только плюс 8. Дождь хлещет по взлетной полосе, и мы мечтаем найти хоть какой-нибудь теплый и сухой приют...
Поселились в отеле «Кабо-де-Орнос». Для того чтобы добраться до места старта, нам нужно было два дня и две ночи.
Следующий день выдался солнечным. После завтрака мы отправились на прогулку по городу. Поначалу Ушуая производит впечатление города, у которого есть все шансы стать настоящим туристическим центром. Однако его основатели, подыскав живописное место, не приняли во внимание здешний климат. На западе город окружают Дарвин-Кордильеры, на юге протянулся пролив Бигл, отделяя принадлежащий Чили остров Наварино, с севера подступают горы Мартиаль. После обеда мы снова отправились в аэропорт, чтобы встретить самолет с грузом из Буэнос-Айреса. Он приземлился минута в минуту, и вместе с ним — наше снаряжение из восьми тюков. Мы хотели испытать наши лодки и снаряжение в каком-нибудь спокойном месте, подальше от любопытных глаз. Но в таком городе, как Ушуая, найти укромный уголок нелегко. Аргентинец, к которому мы обратились за помощью, предложил озеро Рока в 20 километрах западнее Ушуаи. Для осуществления нашего плана нельзя было найти места лучше. Озеро находится на территории Национального парка, здесь же разместился кемпинг и отель с видом на озеро и Кордильеры.
Мы с особой тщательностью собрали лодки и по обычаю освятили их. Райнер окрестил свою байдарку «Джошуя» по имени однорукого яхтсмена Джошуа Слоума, я назвал свою «Уиллиу» — так называют штормовые порывы ветра, которые здесь могут внезапно налететь и так же быстро исчезнуть....
На следующее утро место стоянки оказалось покрытым тридцатисантиметровым слоем свежего снега. И мы были рады, что успели закончить все приготовления прошлым вечером...
Дует свежий порывистый ветер, который налетает со стороны Кордильер. Этим унылым, пасмурным утром мы наконец погасили наш костер, сложили палатку и нагрузили байдарки. Вдвоем мы тащили их по одной по липкому снегу прямо к воде. Втиснулись в отверстие, закрылись защитным брезентом и оттолкнулись от берега. Течение медленно подхватывает нас, и мы покидаем озеро Рока, держа направление на канал Бигл. Приключения только начинаются...
Преисподняя на краю земли
Потрясенный, даже с некоторой завистью наблюдал я полет альбатроса, как он грациозно и изящно парит над нашими головами... Я вспомнил, где-то читал однажды, что размах крыла альбатроса может достигать трех с половиной метров. Неподражаемая надменность, с которой садятся эти птицы, заставляет признать: они созданы для полета и куда меньше для земной жизни. Строение их крыльев позволяет им подолгу планировать над водой. С игривой легкостью они парят над ней, едва касаясь крыльями гребной волны. В безветренные дни, которые здесь редки, вряд ли можно увидеть альбатросов в воздухе. Они держатся ближе к земле и ждут благоприятной «летной погоды»...
Мы давно миновали канал Бигл и канал Мюррей, протянувшийся между островами Осте и Наварино. С острова Наварино из Пуэрто-Уильямс начал второй, главный, старт к мысу Горн.
Сейчас слева от нас виден остров Фрейсине, который проливом Браво отделен от острова Вулластон. Мы покидаем пролив Браво и входим в пролив Франклина: архипелаг Вулластон остался позади нас. Продолжаем держать курс на остров Хершел — один из группы островов Эрллите. Пролив Франклина открывает на западе путь в Тихий океан. Неожиданно ветер стал крепчать, и нам пришлось бороться с неприятным волнением. Пристав к берегу в защищенной бухте острова Хершел, чтобы спокойно перекусить, мы заметили тюленей. Они окружили наши байдарки, подплывали под них или выныривали на поверхность. Иногда тюлени касались своими мощными телами лодок. Но мы могли не бояться: они были настроены вполне миролюбиво.
После обеда снова подул ветер, на нас обрушились обычные здесь снежные бури и ливни, на море поднялось волнение. Мы заранее подыскали место для ночлега, чтобы не пришлось потом бродить в темноте в поисках укромного уголка. Хотя на юго-восточном берегу острова была военно-морская база, мы решили переночевать в палатке.
Рано утром отправились на базу. Хотели мы того или нет, но наш отказ ночевать там расценили как обиду. Но мы пообещали переждать затянувшийся шторм и поставили палатку в нескольких милях от базы. Мы знали, что в ближайшие дни нам предстоит сделать решающий бросок...
Это было слишком рискованно, идти навстречу такому шторму на наших фальтботах. Нам оставалось только терпеть и ждать. Из пролива Пасо-аль-Мар-дель-Сур мы должны достичь бухты Сан-Франсиско, которая представлялась нам почти непреодолимым барьером, хотя местами была не шире двух миль.
На следующее утро шторм еще усилился. И мы не спеша поплыли на базу. Очевидно, нас уже ждали, так как едва мы появились, несколько человек выбежали нам навстречу, чтобы помочь пристать к берегу. Предстояла обычная церемония: кофе, булочки, расспросы...
Райнер и я не можем долго сидеть в доме. Снаружи еще светло, и мы идем пешком на южный край острова Хер-шел, чтобы оттуда бросить взгляд на цель нашего путешествия — остров Горн. Перед нами почти призрачное зрелище. В размытом воздухе различаем контуры острова, скрытые низко висящими облаками и стеной ливня. Огромной скалой посреди свирепствующего моря показался мне в этот момент остров Горн. Он излучал что-то таинственное и казался неприступным. Я вдруг почувствовал, что все пережитое и испытанное нами в последние дни было подготовкой к покорению этой вершины...
Во второй половине дня погода немного успокоилась. Мы собрали вещи, погрузили их в фальтботы и отчалили. Но едва покинули укромную бухту, как оказались во власти шторма. Наши суденышки прыгали на волнах, как бутылочные пробки. Временами Райнер совсем исчезал из поля моего зрения, потом снова выныривал на гребне. Справа мы слышали грохот разбивающихся о скалы волн.
Этот грохот заставил нас обернуться и оторвать взгляд от преисподней, в которой мы оказались. Солдаты, наблюдавшие за нашим стартом с утесов, знаками показывали, что нам лучше вернуться. Им с высокого наблюдательного пункта было хорошо видно, что нас ждет через несколько минут. Снова поднялся ветер. Первый шквал налетел, разорвал купол накатившейся волны и ударил прямо в лицо... Солдаты, видимо, облегченно вздохнули, поняв, что мы оставили свои попытки добраться сегодня до острова Горн. Хотя мы продержались на воде около часа, чувствовали себя разбитыми и уставшими. Возникло ощущение собственного бессилия перед стихией, и это, естественно, сказалось на нашем настроении.
На следующее утро погода, казалось, немного успокоилась. В бинокль мы смогли рассмотреть побережье острова Горн, который сегодня первый раз ясно был виден при безоблачном небе. Насколько можно было разглядеть, берег был неровным.
Мы добрались до цели, от которой нас отделяла теперь только полоска воды, и вынуждены ждать удобного случая! Решили рискнуть. Снова прощаемся с солдатами, спускаемся к лодкам и уповаем на чудо. Немного проплываем вдоль побережья острова Хершел к его южному краю, чтобы пересечь бухту Сан-Франсиско — оттуда ближе всего до острова Горн. Волны громадными каскадами вновь и вновь обрушиваются на островные утесы. И наша вторая попытка тоже кончается ничем.
Мы еще не раз пытались добраться до Горна, борясь с ветром и бушующими волнами. И каждый раз возвращались обратно, чтобы на следующий день снова отправиться в путь...
Каждый вечер мы ложились спать с надеждой, что утром нам повезет. Но, разбуженные штормовым ветром на рассвете, понимали, что наши надежды не сбылись: ливень, плохая видимость, неспокойное море. Мы были в отчаянии.
Мы в отчаянии! Сегодня, через 16 дней после того, как мы покинули порт Уильяме, наконец установилась более-менее спокойная погода. Сегодня или никогда! Попрощались, как мы надеялись, в последний раз, с нашими друзьями с военно-морской базы. Они оттолкнули нас от берега...
Мы довольно быстро достигли южного побережья острова Хершел, сказали друг другу «о' кей» и начали грести на юг.
С одной стороны, у нас было чувство, что мы быстро отдаляемся от берега, с другой казалось, что остров Горн не становится ближе. Гребли изо всех сил, чтобы как можно скорее вода осталась позади...
Мы отплыли сегодня утром в 9.30. В 11.40 вошли в маленькую бухту на северном побережье острова Горн и выбрались на землю. Тут дали волю чувствам: обнялись и выпили по глотку чилийского шнапса, который привезли с собой специально для этого случая. Расмус, как называют море между собой моряки, тоже получил традиционный глоток. Спотыкаясь о покрытый снегом кустарник, мы карабкались на пригорки, чтобы сверху осмотреться. Достигнув острова Горн, успешно завершили первую часть нашего путешествия.
Снова сели в фальтботы и отправились вдоль берега в юго-восточном направлении. На восточном мысе виднелось несколько хижин, выстроенных когда-то чилийскими моряками. Над водой торчало несколько подводных камней, которые некогда были частью острова.
С юго-запада накатывается чудовищная волна, которая спустя минуту разбивается о скалы и рассыпается мириадами брызг. Казалось, гора должна разрушиться от такого мощного удара. Непросто заставить себя спуститься в эту преисподнюю, не испытывая при этом никакого страха. Слева и справа от нас клокочет, пенится вода, и мы были рады, когда нам удалось наконец зайти в хорошо защищенную от ветров бухту; там мы вытащили байдарки на берег... На небольшом скалистом выступе в нижней части склона мы увидели, как сверкнул свет маяка, — перед нами лежал мыс Горн.
Следующие два дня сильно штормило; казалось, этому не будет конца. Атмосферное давление заметно упало и достигло самой низкой отметки с начала нашей экпедиции. Невозможно словами передать глубину тех чувств, которые возникают при виде бушующей стихии на краю света. Тому, кто не пережил этого, трудно представить себе волну величиной с пятиэтажный дом, которая накатывается на скалы, грозя погрести под собой все живое...
Шторм продолжал бушевать. В то время пока я занимался починкой своей байдарки, Райнер рассматривал лежащую на его коленях книгу в кожаной обложке. Он перелистывал ее, качал головой, вчитываясь в страницы. Эту книгу мы получили на военно-морской базе сразу, как только прибыли на остров. Книга отзывов на острове Горн — это было самое удивительное и неожиданное, такого мы не могли даже предположить. Страницы заполнены комментариями американских, японских и, конечно, немецких туристов. Мы читали записи яхтсменов, построивших неподалеку станцию, прежде чем продолжить путь. Краткие фразы: время, дата прибытия, название корабля, порт отплытия и цель экспедиции; иногда — наблюдения за погодой. Восторженные и самодовольные впечатления американцев, доставленных сюда на двух туристических кораблях «Уорлд дискаверер» и «Линдблад эксплорер»...
Чтобы избежать скуки, Райнер и я снова отправляемся на прогулку по острову. Местность скалистая, поросшая тростниковой травой высотой в человеческий рост. Деревьев нет, только непроходимый кустарник, мешающий каждому шагу. Подолгу сидим на восточном мысе и, очарованные, наблюдаем за тем, как волны одна за одной накатываются на утесы...
Мы долго раздумывали над тем, в каком направлении лучше обогнуть остров: с востока на запад или с запада на восток. И решили в конце концов двигаться с востока на запад. Единственное, что нас при этом беспокоило,— тогда ветер и волны будут встречными. Теперь оставалось только ждать подходящей погоды.
На военно-морской базе острова Горн царили беспокойство и суета. По рации сообщили, что судно, на борту которого находилась смена, уже вышло из Пуэрто-Уильямс и скоро прибудет. Собственно, его ждали еще вчера, но из-за затянувшегося шторма судно было вынуждено стоять на якоре в укромной бухте острова Хершел. Надежда на улучшение погоды заставила нас приободриться; мы легли спать с уверенностью, что завтра сможем прогуляться вокруг острова Горн.
Утром нас разбудил топот солдатских сапог за окном. Значит, причалил грузовой корабль. Ветер немного утих, море казалось спокойным. На берег с надувных лодок высадился экипаж судна, который переправил привезенное продовольствие. К нашему удивлению, на борту корабля оказался сам комендант Пуэрто-Уильямс, а также судовой пастор.
Вскоре мы собрались на базе и с напряжением слушали прогноз погоды на ближайшие дни, который привез нам комендант. По его словам, мы можем отправиться в путь сегодня после обеда, если не хотим ждать еще неделю. Сейчас еще штормило, но часам к трем-четырем море успокоится настолько, что у нас появится шанс — но больше его не будет.
Хотя ни я, ни Райнер не были глубоко верующими людьми, мы не могли отказаться от приглашения пастора присутствовать на мессе в маленькой деревянной часовне на острове Горн. Пастор соорудил временный алтарь, кроме нас, присутствовал только комендант Пуэрто-Уильямс. Пастор благословил нас. Церемония в этой часовне на юге Нового Света длилась едва более получаса, но никогда мне не забыть этих торжественных минут... Видимость по-прежнему была плохой, но море заметно успокоилось, так что мы окончательно решили сегодня рискнуть. Быстро нагрузили лодки, надели водонепроницаемые костюмы, и наконец в 13.30 несколько солдат с военно-морской базы помогли нашим фальтботам справиться с прибоем. Это было 7 мая 1984 года.
На пределе возможностей
Мы сидели в лодках, выжидая подходящую волну, и солдатам удалось подтолкнуть нас еще до того, как следующая волна захлестнула бы нас.
Выйдя за пределы бухты, мы стали грести к восточному мысу, скалы которого подступали к самой воде. Справа от нас тянулась гряда подводных утесов. Мы прошли еще немного вперед, чтобы быть подальше от берега, и оглянулись.
У меня перехватило дыхание: с юго-запада шла гигантская штормовая волна, чем ближе к скалам, тем она становилась все больше и вдруг опрокинулась на камни и рассыпалась каскадами. Как бы подталкиваемый какой-то внутренней силой, я продолжал двигаться дальше. Райнер, казалось, был полон решимости, ловко маневрируя между бушующими волнами. Его фальтбот подпрыгивал на воде, то скрываясь надолго в ложбине волн, то снова внезапно возникая где-нибудь впереди меня. Становилось все опаснее...
С трудом нам удавалось не перевернуться. Каждый из нас боролся в одиночку. Мы не могли больше переговариваться; не было времени, чтобы следить взглядом за Райнером. Я был занят только самим собой. Все внимание я сконцентрировал исключительно на движении своей лодки. Все, что угодно, только бы не перевернуться! Перевернуться в открытом море было бы не просто неприятностью — это был бы конец. Нельзя было и думать о том, чтобы помочь другому. Здесь каждый — борец-одиночка, каждый должен быть готовым стать им...
Я давно потерял чувство времени и удивился, когда наконец обогнул восточный мыс и он остался позади меня. Справа от меня была широкая бухта, которая находилась между восточным мысом и собственно мысом Горн. Мы немного перевели дух, подплыли настолько близко друг к другу, что смогли переговариваться. Вода казалась здесь гораздо спокойнее.
Внезапно стена облаков надвинулась и заслонила полностью от нас остров. Налетела густая вьюга, подул ветер, в одно мгновение началась борьба не на жизнь, а на смерть. Вблизи ничего нельзя было рассмотреть, так что мы должны были следить не только за волнением на море, но и за курсом, чтобы не наскочить на подводные камни. Мы гребли в сильном напряжении без остановки. Силы были на исходе. Мою правую ногу свело судорогой, и я пытался не обращать внимание на боль. Я не мог ни вытянуть ногу, ни изменить позу, так как управлял ногами. Суставы, мышцы, нога — все болело...
Наконец облачная завеса понемногу расступилась, и тяжеловесные утесы мыса Горн выступили перед нами.
Как долго я ждал этого момента! Я мог не только сфотографировать мыс, но и запечатлеть его в своей памяти на всю жизнь... Время от времени я ловил взгляд Райнера, который греб от меня на расстоянии около 400 метров. За мысом простиралась еще одна бухта. Там мы могли бы пристать к берегу: бороться со штормом уже не было сил. Но мы понимали, что если причалим, то у нас никогда больше не хватит мужества снова отправиться в путь по бушующим волнам. Я заметил, что стемнело, день клонится к закату. Перед нами очередной скалистый мыс. Я греб с таким отчаянием, но мне казалось, что стою на одном месте. Теперь мы плыли на северо-запад. Становилось все темнее. Перед собой я видел только пенистые гребни прибойной волны, которые разбивались как бы на ровном месте: это, должно быть, были впадины у западного мыса. Они пугают моряков своими подводными течениями.
В сумерках я греб к мысу, слыша только шум прибоя, замечая белые пенистые барашки волн, сверкающие как клыки хищного зверя в наступающей ночи. Я слишком устал, чтобы испугаться... Я греб вперед, словно автомат, не чувствуя больше ударов волн о лодку. Я летел по дикому, пенистому ландшафту и удивлялся, что все еще сижу в фальтботе.
Я обогнул мыс и оказался в бухте Сан-Франсиско. Райнер, который первым прошел мимо мыса, перестал грести и ждал меня. Много не говорили, очевидно, до нас еще не дошло, что мы снова в безопасности. Сейчас мы хотели только одного: добраться до первой попавшейся бухты, чтобы пристать к берегу...
Немного погодя мы стояли, промокшие насквозь, окоченевшие, с залитыми водой лодками, на скользком утесе острова Горн. Мы снова стояли на северной стороне, откуда стартовали четыре часа назад. Четыре часа — никогда прежде не знал, насколько относительно понятие времени. Эти четыре часа значили для нас гораздо больше, чем просто отрезок времени от 13.30 до 17.30. Это была часть нашей жизни.
Мы отыскали в темноте наши палатки и буквально упали на руки встречавших солдат, которые от души поздравили нас. Мы находились в состоянии эйфории. Это в меньшей степени была радость победы, скорее, счастье от ощущения, что мы живы.
Мы достигли своей цели: первыми обогнули зимой на фальтботах мыс Горн при самых неблагоприятных погодных условиях. Мы были согласны в том, что никогда больше нам не хватит нервов и сил повторить подобное. Мы достигли предела своих возможностей и не были способны на большее...