Автором письма был Анатолий Георгиевич Коваленков, директор Елизовского промыслового хозяйства, писал он о Жупановской ГЭС, построить которую вот уже четверть века рвутся энергетики. Порыв этот, как прилив в океане, то нарастает, то отходит, то вновь нарастает, то опять отходит.
Ныне, похоже, ситуация обострилась, я бы даже сказал, отклонилась от некоего уровня нравственного ординара и приобрела четкие гражданские, а не технократические оценки. Суть ее такова. Не имея разрешения, энергетики тайно проникли в район будущей стройки и принялись за работу. Коваленков же, ни на кого не полагаясь,— а дело было на территории охотоугодий,— провел операцию захвата. Высадил с вертолета десант и собственноручно снял магнето с вторгшихся тракторов. Без магнето трактор, как известно,— груда металлолома.
Новую атаку на природу Камчатки энергетики повели уже совместно с канцеляриями, и она едва не увенчалась успехом: разрешение было выписано, оставалось лишь согласовать его с местным исполкомом Советской власти. Тогда Коваленкова к ответу — и прямой путь к строительству.
К сожалению, энергетики знают, как и чем брать бюрократические бастионы. Местные власти ради новых дорог, ради поселков, заводов стройиндустрии обычно с легкостью позволяют безнаказанно разрушать природу вверенных им областей, полагая, что любая экономическая активность — а тем более промышленная, да еще и масштабная! — пойдет во благо. Но разве число новых хозяйственных построек есть мерило солидности, авторитета или государственной мудрости руководителя?
Иллюзия! И примеров тому сотни и сотни.
— Оно шло к тому и у нас,— подтвердил председатель Елизовского горисполкома Николай Иванович Сикачев, — но иные сейчас времена. Знаете ли, общественность... Наши депутаты проголосовали против Жупановской ГЭС.
Такая вот ситуация, такая канва конфликта, который и привел меня на Камчатку.
— Да вы сами все увидите,— сказал напоследок председатель горисполкома.
Дорог на Камчатке крайне мало, всюду сопки, реки судоходны разве что для лодок, да и то далеко не все, по океану тоже много не наплаваешь — то штормы, то льды. В общем, только «вертак» и выручает.
В то утро густой туман спрятал небо, сопки; казалось, что облака опустились до самого низу и тихо лизали землю. Я нервничал, злился, но, оказывается, здесь всегда так по утрам — туман, морось. Океан рядом, он распорядитель полетов... Лишь к полудню мы получили «добро» на вылет.
Взлетели. Оторваться от иллюминатора невозможно: внизу другая планета! Марсианские бурые пейзажи сменяются серыми лунными: черные поля пепла, коричневые размоины, голые скалы, тусклые россыпи камней, блестящие нити рек и ручьев...
На склонах сопок — стланики, непроходимые заросли стелющегося кедра. Земной бархат. Вечнозеленые камчатские джунгли. А где нет стлаников, там каменные березы, корявые, с перекрученными стволами, однако ветрам и вьюгам не покорившиеся. Березовые рощи на побережье всюду. Червонными стояли они. Среди них полыхали то ли рябины, то ли осины. Не угадаешь сверху.
Смотрю в иллюминатор и слушаю Коваленкова. Для него эти красоты — будни, он живет среди них уже четверть века. Все эти годы в тайге, на реке — работа такая, охотник— профессионал.
Есть великая мудрость жизни: благополучие природы и благополучие охотника неразрывны — у охотника доходы с промысла. Не случайно коренные сибирские охотники издревле заботились о своих угодьях, заповедали леса, берегли зверя даже от собак.
Коваленков из тех, кто поднялся на защиту традиций.
Немолодой, но с молодыми, правда, чуть грустными глазами, он и в вертолете не сидел спокойно. То он возле пилотов, то объяснял что— то мне, а то открывал иллюминатор и снимал на кинокамеру проносящиеся внизу картины.
— Сколько лет на Камчатке, а не могу привыкнуть. Каждый раз все по— новому. Я не один фильм отснял. Так, для себя. Чтобы потом было что вспомнить.
Наконец сопки отошли, и открылась — нет, распахнулась долина реки Жупанова: болотистая тундра, озера, старицы. И ни единого деревца. Все кругом приглаженное, распластанное. Только вдали, у горизонта, темнели сопки и золотилась тайга.
Всюду видны медвежьи тропы: вдоль берегов, напрямик через болота. За сотни лет натоптаны целые улицы. Пожалуй, здесь на земле вулканов, ледников и отчаянного безлюдья, обитает самое многочисленное медвежье семейство: как ни прожорлив зверь, а корма — рыбы, ягод — хватает. Пока хватает. Если построят на реке Жупанова гидростанцию, вся эта огромная дельта, конечно же, погибнет. И станут записи, подобные моим, историческими.
Река Жупанова еще все— таки не знает человека, тем она и отличается от наших, европейских рек, замученных хозяйственниками. Воду здесь можно пить прямо пригоршнями, сколько угодно. И без последствий.
А еще камчатские реки отличаются тем, что слабые они, неглубокие, не могут океан пересилить и «нормально» вытечь с материка. Океанские волны шутя поворачивают реку обратно, отчего та порой километрами течет вдоль морского берега, отделенная от океана песчаной косой. Косу намыли волны, которым подвластно на берегу, кажется, все — вот где силища томится! Раза два видел рыбацкие сейнеры, выброшенные далеко на берег.
По привычке, что ли, но энергетики больше работают над проектами обычных ГЭС. А почему нынешние ГЭС должны быть такими же, как и десятки лет назад? С плотинами, с водохранилищами?
В других странах, судя по литературе, инженеры и ученые предлагают совсем иные ГЭС. Проекты на удивление разнообразны. Одни, например, используют энергию прибоя. Согласно другим, наоборот, «создается» высокая волна, которая накатывает на морской берег и, пройдя специальные ворота, обрушивается водопадом на турбины. Интересную разработку испытали американцы: вблизи калифорнийских берегов соорудили ГЭС, напоминающую атолл.
Любопытны и проекты так называемых термоградиентных электростанций. Первая такая станция появилась на Кубе 60 лет назад. Скоро подобные будут в Бразилии, Японии, Канаде, африканских странах. Они работают по принципу отбора тепловой энергии океана... Все проекты не перечесть, но что в них подкупает — экологическая чистота. Вот это настоящая чистая энергетика! У нас же, по— моему, только в Дагестане, на берегу Каспийского моря, пытаются как— то наладить диалог с морской волной. Кое— какие достижения (пока лишь словесные) есть в «приливной» энергетике. Не считая, конечно, давней Кольской приливной станции. И все. Других сведений не знаю.
Дельта реки Жупанова кипит жизнью. Сотни и тысячи тюленей тянутся сюда. На океанской волне всюду качаются темные поплавки — головы тюленей. Они поджидают косяки рыбы. Рыба прячется неподалеку, где— то в море, чтобы с приливом прорвать тюленьи кордоны и валом устремиться в глубь материка, к нерестилищам. Но ловкие морские охотники в азарте погони сами часто становятся добычей истинных властителей океана — косаток. Будто ножи прорезают они тюленьи сборища. И горе неповоротливым. Косатки беспощадны. Их плавники, как черные кривые сабли в океане, были хорошо видны с вертолета.
— Вон темное пятно, видите? — Коваленков указывает вдаль.— Утки. С севера прилетели.
И верно, когда вертолет приблизился к гигантской стае, разместившейся на постой, океан под нами вдруг закипел, и серебряное облако брызг поднялось в небо. Сколько же их…
В устье реки Жупанова у нас была посадка. Еще недавно в этих местах стоял поселок рыбаков, работал рыбозавод, мальчишки бегали вдоль берега. Сейчас все мертво, брошено, только ветер остался. Плохо с рыбой, улова едва хватает сезонной бригаде, из госпромхоза. Несколько домиков, обшитых толем,— это и общежитие рыбаков, и столовая, и склад. Зато чаек здесь — белые тучи. Они с утра и до позднего вечера ссорятся из — за потрохов возле разделочного цеха.
В мертвом поселке Жупаново, а потом и в других брошенных поселках я увидел некую мрачную символику, некое напоминание о грозящей беде. Конечно, у каждого свое видение мира, свое объяснение происходящего. Кому — то хозяйство полуострова видится в новых сельхозугодьях, кому — то — в новой промышленности... А для меня, географа — экономиста, главное — это место, которое занимает область в экономике всей страны.
Мы еще не спохватились по — настоящему. Кто поверит, что, судя по сохранившимся записям землепроходцев, в камчатских реках стеной шла рыба — в реку войти нельзя было. Ныне же такого не помнят и старожилы. Уловы ценнейшей красной рыбы падают катастрофически. Цифры убийственные: еще недавно в год ловили примерно 300 тысяч тонн, сейчас только 50 тысяч. Куда все подевалось? Почему?
Не есть ли эти потери — плата за нынешнее хозяйственное освоение «рыбного края державы»?
Летим вдоль реки Жупанова, к ее истокам. Внизу пятнами озера, болота, мох. И широкая лента реки, как указатель дороги. Некоторые озера красноватые — это скопления рачков окрашивают воду. Иногда замечаешь лебедей; словно белые льдинки, качаются они. Очень много уток, гусей. И всюду чайки.
Дельта с каждой минутой сужается. Сопки, тайга ближе и ближе подступают к воде, и не осталось тундры, нет озер и болот, река становится глухой, таежной, шириною метров пятьдесят.
— Внимание, приближаемся,— торжественно объявляет Коваленков.— Вон сопки сходятся, здесь хотят строить плотину ГЭС.
Подлетели ближе. Девственная тайга. Никаких признаков беды. Спускаемся. Я попросил показать место, где заготавливали лес. Как написал в редакцию один энергетик из числа оппонентов Коваленкова, мол, госпромхоз уже свел леса на месте строительства. Однако нигде ни единого срубленного дерева...
— Да как же мы могли рубить? — возмущается Коваленков.— Ведь дорог нет, не вывезти отсюда древесину. А потом, здесь же угодья! Соболь!
Добавлю: можно ли вообще говорить о лесоповале, когда каждый мало— мальски знакомый с Камчаткой человек скажет, что каменная береза годится только на дрова. А именно она растет в этих местах.
Уже потом, после командировки, в Государственном комитете, ведающем лесным хозяйством в стране, я узнал, что ситуация с лесом на Камчатке критическая. Вырубили практически все, что можно было пустить под топор. И даже сверх того! С 1990 года полуостров Камчатка заносится в число районов, куда лес будут завозить.
Об экологических последствиях такой варварской рубки пока неизвестно, ибо они, последствия, проходят по другому ведомству, которое на полуострове пока не развернулось... Так что будем ждать тревожных вестей о якобы неожиданных стихийных бедствиях.
Неподалеку от реки мелькнула избушка.
— В таких домиках у нас зимой промысловики живут, а летом они пустуют,— заметил Коваленков.
Рядом с избушкой поляна с пятачок — аэродром. Только «вертак» сюда и сядет. Поляну облюбовал медведь, устроил на ней дневную лежку. Изобретательный.
Мы приземлились, выгрузили две бочки горючего, чтобы егерю было чем разживиться зимой, и полетели дальше, на следующий кордон, где мне предстояло пожить несколько дней.
База, на которой я поселился, обитаема всегда: и зимой, и летом. Но в те дни егерь был не из местных, а тот, избушка которого как раз в месте, что облюбовали энергетики. Анатолий Ратушный, старый камчадал, исходил всю Камчатку.
— Жаль, что не у меня живем,— не раз говорил Анатолий.— У меня курорт, а здесь — не то.
Около его домика горячий минеральный источник, Анатолий соорудил над ним навес, углубил дно, обложил камнями. В теплой ванне после охоты ох как приятно, наверное...
Горячая вода из — под земли бьет. Сама! На Камчатке такие места не в диковинку.
Подземным кипятком, или геотермальной энергией, у нас стали по — серьезному интересоваться четверть века назад. Построили — на Камчатке же! — первую и единственную до сих пор электростанцию. Тогда наша страна ходила в группе лидеров мировой «чистой» энергетики. Идеи, проекты, перспективы будоражили... Сейчас Паужетская станция оставляет диковатое впечатление. Здание, оборудование здорово поизносились, о новых проектах, похоже, забыли. Не хочу даже вспоминать увиденное, но после всего этого надо ли удивляться, что ныне СССР на 67-м месте в мире по использованию чистых источников энергии? Нет идей? Нет месторождений? Чего не хватает?
Бесхозна наша геотермальная энергетика. Никого она, похоже, не заботит. Хотя в других странах ситуация иная. В Японии, Новой Зеландии, например, добились заметных успехов именно в развитии геотермальной энергетики, научились извлекать пользу даже из того, что традиционно считалось недостатком ГеоТЭС: на электростанциях получают еще и металлы, растворенные в подземной воде. В результате не происходит загрязнения природы. Вот почему геотермальные электростанции в Стране восходящего солнца размещаются в парках — для рекламы! — а архитекторы спорят об облике здания ГеоТЭС, о его гармонии с ландшафтом...
Японцы, например, в геотермальной энергетике, кажется, уже все вопросы решили, даже такие: как использовать шумовой эффект на ГеоТЭС. А у нас... Да за что винить сироту: наша геотермальная энергетика словно при злой мачехе.
Живем мы с егерем в домике, тишина и покой. До ближайшего поселка километров двести. Живем, и не верится, что еще сохранились уголки, где ничто не изменилось за последние тысячи лет. Возможно, эту же природу видели неандертальцы. Об экологической опасности тут и не думается.
Звери непуганые. Рыба на голый крючок хватает. Ловили мы плохоньким спиннингом с допотопной блесной, на которую и мальчишки в Европе давно не ловят. Даже не ловили, сама ловилась. К такой рыбалке интерес быстро пропадает — азарта нет. Собственно, много ли надо на уху...
— Вот сюда кидай, ближе к камням,— напутствовал Анатолий.— Здесь гольцы и генералы стоят. А сюда бросать будешь — оштрафую.
— Что так? — удивился я.
— Сейчас кижуч на нерест идет, его ловить нельзя. Здесь яма, он в ней стоит, отдыхает. А гольцов и генералов лови сколько хочешь.
С первого же заброса взял голец, небольшая хищная рыба, зеленая с красными точками по бокам.
— Гольца собакам. Генерала лови, — слышу из-за спины голос Анатолия.
Еще несколько гольцов вытянул. Наконец сильная поклевка, подсекаю, леска как тетива... и началось. Где-то на середине реки из воды вылетела рыбина и плюхнулась обратно в воду. Моя рыбина!.. Какое-то первобытное счастье охватывает меня. Позже я разглядел ее, зубастую, с широкой красной полоской на боку. За эту полосу, похожую на лампас, и зовут ее на Камчатке генералом.
Килограммов на 6-7 потянул мой генерал, его одного нам хватило бы на несколько дней. Если бы... Анатолий отрезал ему голову и вырезал брюшко.
— Остальное собакам,— властным голосом сказал он.
С двух генералов получилась такая уха... Правда, с картошкой вышла «напряженка», как сказал Анатолий. Плохо родит здесь земля, почва пористая, вулканическая, «поливай, поливай, а она воду не держит, как песок».
Сколько же здесь рыбы, глазам не веришь. По берегу то здесь, то там валяются дохлые рыбины. Пока ловил, зашел в реку по колено, так о дои сапоги дважды терлись кижучи, уже отнерестившиеся, по метру длиной. Они искали себе ложе для вечного сна. Камчатские реки — реки любви, страстей и холодной смерти...
Природа всюду живет по своим законам и правилам. Учет этих правил, видимо, и есть то, что раньше называлось житейской мудростью, а ныне рациональным природопользованием.
После поездки на Камчатку могу с уверенностью утверждать, что примеров этой мудрости житейской я здесь что-то не видел. Может быть, просто не попались они мне? Но еще недавно с крохотной Камчатки везли белковой продукции больше, чем из огромного Казахстана с его самыми просторными в стране пастбищами и рекордным поголовьем скота. (Рыба, как и мясо, есть белковый продукт.)
Казалось бы, щедрые реки надо беречь как зеницу ока, и красной рыбой, икрой страна будет обеспечена на долгие времена. Так ведь нет. На полуострове подумывают о ГЭС, создают чахлое сельское хозяйство. Во имя чего? Чтобы обеспечить область мясом и овощами, выполнить задание Продовольственной программы! Рубят уже сук, на котором сидят. Если не срубили уже...
С ферм, с полей полились в нерестовые реки навоз, пестициды, поэтому теперь и не стало той красной рыбы. Слезы остались... Природа мстит изобретательно.
Во что обходится стране сельское хозяйство «по-камчатски», точно сказать трудно. Я попробовал прикинуть: один килограмм мяса тянет примерно рублей на двести с гаком. С учетом потерь на рыбу и икру, разумеется. Но дело даже не в оглушительной цифре.
Чтобы поддержать падающие уловы, рыбаки ловят все подряд. Такие рыбы, как окунь, пристипома, нототения в камчатских водах уничтожены как виды. Крайне истощено стадо сельди. Помогай живому — учит житейская мудрость. Выбивай план любой ценой — заставляет бытующая практика. А тут еще ГЭС! Их плотины окончательно отгородят Камчатку и всю нашу страну от красной рыбы.
Я стою на берегу реки Жупанова, разглядываю орлана, который сидит неподалеку на сухом дереве и смотри на меня. Кто я? Что делаю? Любопытство, видимо, нормальное свойство всего живого на Земле. Вот и смотрим мы с орланом друг на друга, изучаем. Птица не подозревает ни о каких экологических катаклизмах, нависших над рекой. Я знаю о них и молчу.
Назавтра Анатолий предложил поехать на вездеходе километров за двадцать, отвезти кое-что в промысловую избушку. Все-таки сезон не за горами.
Рядом с навесом, под которым стоял вездеход, я заметил медвежьи следы. Крутятся косолапые около зимовья. Не случайно собаки по ночам заливаются.
Мы затопили баньку, чтобы, вернувшись, было где отдохнуть. И — вперед. Проехали осинники, поляну с высокой травой, пересекли участок тундры и вышли на берег реки. Для вездехода река не преграда, особенно такая, как Жупанова — чуть больше метра самое глубокое место здесь. Правда, течение хорошее. Переправились через реку и дальше по накатанной дорожке.
Стоп. Я мысленно еще и еще раз переправился через реку... Что же это за речка-реченька, мелкая ведь она. Какую же плотину придется строить, чтобы напор был? Всю прибрежную тундру и тайгу затопят. Неужели ничего другого нельзя придумать? Неужели нет никакой альтернативы? Есть! И не одна! Тысячелетие назад люди знали о водяном колесе, водяные мельницы... их строили на малых реках. И никакой природной катастрофы, никаких особых затоплений, все соразмерно. Может же, оказывается, быть речная энергетика и без водохранилищ. К слову сказать, в мире есть неплохие проекты, связанные с малой энергетикой. В Китае, в западноевропейских странах. А чем плохи, например, наплавные турбины, они все время на плаву, и вращает их поверхностное течение реки. Но все это там, у них. А у нас только стандартные ГЭС и только стандартное мышление. Шаг вправо, шаг влево по-прежнему считается за побег.
...Вездеход, управляемый Анатолием, шел, как мул, привыкший к одной и той же дороге. Через тундру, к видневшимся на горизонте сопкам.
Несколько раз пересекали ручьи, притоки реки Жупанова, ручьи эти полны всякой водной растительностью, в ней паслись и прятались миллионы мальков.
— Вон медведь впереди, — указывает Анатолий.
Я открыл верхний люк вездехода, вылез, посмотрел вперед, потом оборачиваюсь назад — и почувствовал, как у меня оборвалось сердце: там, где стояла наша избушка, поднималось плотное облако дыма. Попарились, называется.
Анатолий среагировал мгновенно, развернул вездеход — и обратно. Но даже в минуту опасности он гнал машину только по дороге, а не напрямик. Потом я спросил его об этом, и он ответил так, словно это само собой разумелось: «В тундре нельзя много дорог делать, угодья испортишь».
Горела не баня, а трава на сухой поляне. От искры из выхлопной трубы вездехода. Огненная стихия развернулась широким фронтом. Что можем мы вдвоем сделать? Метров на двести-триста тянулась полоса огня. Дым. Дышать нечем. Помощи ждать неоткуда. И вообще ждать нечего. Огонь подбирался к мхам тундры, а за ней сопки со стлаником. Там пожар не остановит даже дождь.
Однако Анатолий и здесь нашелся. Посмотрев, откуда ветер, он стал лихорадочно ездить перед ползущей полосой огня, ежесекундно поворачивая то вправо, то влево. Получался некий противопожарный ров. Я выскочил из вездехода и, сняв куртку, забивал ею остатки пламени.
Часа два или три продолжалась наша неравная схватка.
Часто потом вспоминалась она, но не огонь, нет, и не дым, последствия — как же на Камчатке все легко разрушается. Одной искры, даже нечаянно оброненной, достаточно...
Погода портилась. Низкая облачность, сырой холодный ветер делают свое осеннее дело. Вчера должен быть за мной вертолет, наверное, сегодня прилетит. А пока тишина.
То ли от скуки, то ли от безделья захандрил я — в тайге без ружья долго жить неуютно. Взял спиннинг, пошел за гольцами, хотя они нам и не нужны были. Анатолий возился с вездеходом. Стою на берегу, не ловлю, а философствую да в небо смотрю — проясняется ли. Слышу, собаки оживились, оборачиваюсь — а-а, медведь.
Бежать бесполезно, медведь — спринтер, лося догоняет... Да и, честно говоря, не мог я бежать, ноги каменными сделались, не гнулись, и кричать не мог, воздуха не хватало. Спасибо собачкам, посадили зверя.
Здоровенный медведь ничего не мог сделать с двумя наседавшими псами, он отбивался, рычал, пробовал даже лаять по-собачьи — бесполезно, и наконец пустился наутек. Быть ему вегетарианцем.
Не успел медведь удрать, как где-то далеко-далеко, за сопками, послышался долгожданный рокот — «вертак». Наконец-то. Только в вертолете и пришел в себя. Опять начались полеты, встречи, разговоры. Моя жизнь из затерянного мира вернулась на накатанные рельсы.
Теперь медведей видел с неба. Калейдоскоп событий и картин понесся предо мной: какие-то остались в памяти, какие-то — на страницах блокнота, а какие-то вообще не заметил, но каждое из них, убежден, тема специального очерка, потому что все-таки велика Камчатка. И потому что очень она мала! Очень! Можно лететь час, другой, третий, а внизу безлюдье и безлюдье — хозяйства нет. И задумаешься: зачем же Камчатке много электроэнергии? На что ее не хватает? И не хватает ли?
Вот на юге полуострова Паужетская геотермальная станция. И что же? Три четверти вырабатываемого электричества не используется. Нет потребителей!
Паратунскую геотермальную станцию толком и не построили все по той же причине — нет потребителей, очень некачественное оборудование. Поговорили, пошумели и тихонько прикрыли.
Сравнительно неподалеку от Паратунки Мутновское месторождение подземного кипятка. Уже много лет «сидят» на нем геологи. «Сидят», не торопятся — рядом река рыбная, охота хорошая. Но до геотермальной энергетики, судя по всему, очень далеко. Даже начала не видно.
А сама Качатка «сидит» ныне на угле — топливе конца XIX века. Завозят его обычно из Якутии, не близкий свет. Во что обходятся стране перевозки, даже не знаю, как подсчитать. Ведь сперва уголь по железной дороге везут, потом перегружают в морские суда, потом — автомобилями. Работа только на вид простая, а экономически вовсе не простая она, ведь всюду северные надбавки. Черное золото получается!
На плохом, в общем-то, угле работают котельные Петропавловска-Камчатского и Елизова, где мне довелось пожить. Надо ли упоминать об экологической ситуации там? Пыль, газы — постоянные соседи угольной энергетики, самой грязной, самой нездоровой и самой, видимо, радиоактивной. Но удивился я не этому — нет солидных потребителей энергии! Вот что удивило.
Елизово — второй город на Камчатке — задымлен до неприличия, кругом трубы и дымоходы. В городе нет промышленности. Люди работают в основном в конторах и при конторах. В Петропавловске то же самое, промышленные предприятия на пальцах пересчитаешь. Так кому же не хватает энергии? Конторам? Впрочем, нет, появляется потребитель! Видел я его. На самом юге Камчатки, где местный «Байкал».
Мало кто знает о подобной красоте: скалы, тайга на берегу и сопка Ильинская, на которой туман, как чалма. По-моему, и Байкалу далеко до Курильского озера. Здесь нерестится красная нерка, самая изящная среди лососевых. И скалы тут не простые, а эоловые, они из пемзы, стоят, как частокол. Задует ветер, и кажется, будто кто-то играет на флейте. Раньше там было святилище у древнего народа айну, у скал нельзя было даже вслух говорить, только шепотом. Потом айну ушли с озера. И теперь начинается строительство мощного комбината стройиндустрии. Эоловые флейты не дают покоя хозяйственникам. Продукцию будут изготовлять из пемзы, но делать не для Камчатки, а в основном для Владивостока и за две тысячи километров возить. Грохочут взрывы, сотрясая окрестности озера, — работают изыскатели... Рациональное природопользование? Не ему ли нужна энергия, которую ждут с ГЭС?
Не выгоднее ли, как не раз предлагалось, создать на Камчатке национальный парк страны? Или регион охоты, туризма? Это тоже полноценные пути развития экономики! Нельзя же хозяйство мерить лишь заводами и электростанциями. Экономика — это не только они.
Опять стою в аэропорту. Смотрю на сопки, эти уснувшие вулканы, о многом они могли бы рассказать. Вулканическая энергетика — не игра воображения фантаста, нет, она реальность наших дней. На Гавайских островах создается электростанция, «котел» которой — вулкан. Скоро и Везувий станет электростанцией. Вот бы нам создавать такие! А почему нет?
Ученые мира единодушны: без новых нарушений природы вести дальше хозяйство невозможно. Энергетика хоть и дарует обществу материальное благополучие, но она же и подтачивает нашу жизнь. Конечно, за все надо платить. Однако не слишком ли высока плата?
Выход из ситуации подсказывает водород: когда он сгорает, то оставляет «пепел» — чистую воду! Килограмм водородного топлива дает тепла в три с лишним раза больше, чем столько же нефти самых лучших сортов.
Не исключено, что вскоре на географической карте Камчатки появятся значки природных месторождений... водорода. Пока их нет. Но не потому, что нет в природе, а потому, что геологи не знают о них. Впрочем, еще в прошлом веке они не знали о месторождениях нефти, газа.
Уже известно, например, что в Исландии в одной из пещер водород выходит на поверхность сам. Известны такие же «источники» на Камчатке. Есть гипотеза, что Земля — резервуар, наполненный водородом. И это вовсе не фантастическое предположение.
Вулканологи не раз отмечали, как при извержении вулканов из недр выбрасываются огромные массы водорода, не исключено, что именно водород провоцирует само извержение. Кроме того, выбросы водорода считаются обычными и при бурении глубоких и сверхглубоких скважин. Не это ли повод задуматься?
В земных породах с глубиной содержание кислорода падает, зато растет содержание водорода!
Но и это не все. Еще в 1942 году было доказано, что иные растения в особых условиях выделяют на свету не кислород, а водород. Почему? Точно ответа пока нет. Возможно, все дело в ферментах, присутствующих в живых клетках. Если так, то задача науки выделить эти ферменты и наладить промышленное производство водорода по «технологии» живой природы.
А «водородные деревья»?.. У этих чудо-деревьев на стволах наросты, так называемые галлы, они-то, как выяснилось, генетически запрограммированы на «выработку» водорода. Газ сам накапливается в галлах, и надо лишь вовремя откачать его в трубопровод, к хранилищу...
Завершить свой рассказ я хочу словами Жюля Верна, впервые прозвучавшими в 1874 году:
«Я уверен, что в один прекрасный день воду будут использовать в качестве топлива, что водород и кислород, из которых она состоит, станут вместе или в отдельности неисчерпаемым источником света и тепла...»
п-о в Камчатка
Противовирусные препараты: за и против
Добро пожаловать в Армению. Знакомство с Арменией
Крыша из сэндвич панелей для индивидуального строительства
Возможно ли отменить договор купли-продажи квартиры, если он был уже подписан
Как выбрать блеск для губ
Чего боятся мужчины
Как побороть страх перед неизвестностью
Газон на участке своими руками
Как правильно стирать шторы
Как просто бросить курить
- 3053 -
