Первым в печати назвал остров Сиберут «раем» английской зоолог Энтони Уиттен. Он, правда, имел в виду рай для биолога: здесь в полноте сохранился индо-малайский тип фауны и флоры, в других местах сильно изменившийся. Поскольку доподлинно известно, что остров обследовали несколько антропологических экспедиций, можно предположить, что и для них Сиберут показался раем — этнографическим, разумеется.
Что же касается самих островитян, то они об этом и не рассуждали, а просто жили, как их предки. Мужчины ходили на охоту — стреляли диких свиней, обезьян, ловили рыбу.
Женщины работали на огородах, добывали хлеб насущный — крахмалистую массу из сердцевины саговой пальмы.
Хотя остров Сиберут — из группы Ментавайских — лежит не так уж далеко от юго-западного побережья Суматры, чуждые влияния до недавнего времени обходили его стороной, точнее — до 1981 года, когда началось освоение природных богатств острова, прежде всего ценных пород древесины. Лесорубы уходят в глубь девственного сиберутского леса, и широкие, метров в шестьдесят, просеки тянутся за ними с побережья.
Индонезийское правительство продало нескольким компаниям Лицензии с десятилетним сроком действия на вырубку леса. Освоение идет стремительно. И лихорадочно: каждый четвертый срубленный ствол остается в лесу, а это грозит необратимыми последствиями водам и почвам, самому тропическому лесу.
И повторяется печальная история: люди каменного века в кратчайший срок и против своей воли попали в капиталистическую современность.
Впрочем, после нескольких статей Энтони Уиттена и его доклада в ЮНЕСКО министерство развития и охраны окружающей среды Индонезии разработало подробный «Проект сохранения острова Сиберут в качестве самостоятельной культурной и экологической единицы». По этому проекту остров поделен на три зоны.
Первая — «Зона развития». Это двести пятьдесят тысяч гектаров. Здесь коренному населению придется потихоньку привыкать к жизни в XX веке. Правда, мужчинам позволено еще охотиться с луками и стрелами, но предполагается, что они постепенно освоят профессию лесоруба, а когда лес сведут, научатся пахать землю. Но даже если все пойдет на лад, то и через десять-пятнадцать лет из них вряд ли получатся умелые рисоводы.
Вторая зона — «Охраняемая» — займет сто тысяч гектаров. Рубка леса и строительство деревень нового типа здесь запрещены, а любой чужак может попасть туда лишь по специальному разрешению. Тут сиберутцам позволено жить так, как они привыкли.
Но охотник, преследующий дикую свинью, должен строго следить, чтобы животное не пересекло границы третьей зоны — «Резервата», площадью в сто тысяч гектаров. В этой зоне запрещается всякая охота, рубка деревьев, в том числе и саговой пальмы. А ее, кстати, обязательно нужно срубить, чтобы вымыть мучнистую сердцевину — главный продукт питания сиберутцев.
Если же свинья убежала в первую зону, продолжить охоту можно. Но только получив согласие администрации. Каждому местному охотнику, желающему убить дикое животное, следует получить лицензию.
За лицензией надо идти к майору Субравоно.
— Разве свинья принадлежит майору? — спрашивает наивный туземец.
— Нет,— говорят ему,— она майору не принадлежит.
— Тогда при чем здесь туан Субравоно?
— Он уполномоченный министерства развития и охраны окружающей среды. Он даст бумагу к сержанту Хашиму.
— Значит, свинья принадлежит сержанту?
— Нет, но он отвечает за животный мир и охоту.
Хождение от майора к сержанту может занять не один день. А чем кормить семью? Предполагается, что при такой упорядоченности охотник сам поймет преимущества работы на лесной делянке.
На бумаге весь проект выглядит прекрасно.
Но ведь еще лучше смотрятся на ватмане и образцовые деревни для переходящих к новой жизни островитян. Домики из досок — одинаковые, маленькие — двумя ровными линиями тянутся вдоль прямой и пустой улицы. Улица переходит, расширяясь, в площадь. На ней жители деревни могут устраивать собрания.
До этого времени островитяне жили в «длинных домах», сплетенных из бамбука и крытых пальмовыми листьями. В каждом обитала одна большая семья, все проблемы решались сообща, взрослые заботились о младших и стариках. Одиноких и голодных (во всяком случае, более голодных, чем другие) в «длинном доме» не было и быть не могло.
В образцовых деревнях традиционные связи большой семьи неизбежно распадаются. Островитяне норовят построить в лесу «длинный дом», а в деревенских жилищах — где, кстати, людям жарко и тесно — держат кур и одомашненных свиней.
Но стоит прийти представителю администрации, как все срочно возвращаются в деревню и делают вид, что живут на новом месте.
Энтони Уиттен не узнал островитян: «С ужасом следят сиберутцы за уничтожением привычной им жизни. Они стали мрачными и равнодушными, чувствуют себя беззащитными перед администрацией, лавочниками, десятниками на лесоповале».
Новые времена пришли на Сиберут. Пока только ученые говорят и пишут об «утраченном рае».
К несчастью, скоро это поймут и сиберутцы.