Здесь орлы всегда в полете

Ворота Аляски

«Аляска — любовь моя!» — убеждают нас рекламные щиты и сувениры с пламенным сердечком уже в аэропорте Анкориджа. Убеждать меня в этом не надо, потому что я заочно полюбила эту страну, стоило мне прикоснуться к ее истории.

Прибыла я в Анкоридж на стажировку: изучать архитектуру Русской Америки русского периода в офисе Национальной службы достопримечательных мест и строений Аляски. В ведении этой организации, основанной в 1935 году, находятся заповедные зоны, под ее охраной — более сорока историко-культурных достопримечательных центров аборигенного, русского и американского периодов. Едва обменявшись рукопожатием и приветствиями в аэропорту со Стивом Петерсеном, моим будущим руководителем, я узнаю, что работать мы будем по теме «Архитектурно-исторические памятники периода золотой лихорадки».

 

 

Такое сообщение вызывает смешанные чувства. С одной стороны, жаль, что лишь косвенно прикоснусь к Русской Америке, с другой — в памяти всплывают дорогие видения приключений и золотых характеров покорителей Юкона и со школьных лет пленявшие нас герои книг Джека Лондона. Значит, на Юкон!

«Аляска — последняя граница» — написано на номерных знаках местных автомобилей. Надеюсь, что последняя граница покорится и нам, потому что мы отправляемся по заповедной территории рек Юкон и Чари, в легендарную, некогда процветавшую столицу «золотого пути» — в Игл. Это — сердце Аляски, внутренние труднодоступные районы, поистине «последняя граница». Мы — это наш начальник Стив с сынишкой Райаном и архитекторы: из Кливленда — Бекки, из Атланты — Джим, из Москвы — я. Добираться до Игл-Сити на Юконе можно двумя способами: на самолетике и двухдневным автоброском.

— На машине можно больше увидеть,— единодушно решает команда и принимается за подготовку к дороге.
— Любое великое дело надо начинать рано утром, — говорят мои американские друзья. И поэтому мы спозаранку, когда на улицах Анкориджа стояла хрустальная тишина, боясь спугнуть ее, быстро загрузили машину подготовленными с вечера инструментами и снаряжением, теплыми вещами и провиантом. Не говоря ни слова, не улыбаясь, как заговорщики, быстро, настороженно расселись по местам и тихо вывели машину на широкое шоссе.

Ведет нас на север «плейн хайвей» — традиционно американская, надежно несущая дорога. И только когда промелькнули мимо военный Форт-Ричардсон и военно-воздушная база Альмандорф, мы заговорили в полный голос.

Одноэтажные американские городки дают их жителям отдых и умиротворение. Вот проезжаем предместье Анкориджа, разрастающийся пригород Игл-Ривер — «Орлиная река», она течет с верховий Чугачских отрогов, которые именуют еще Чугачскими Альпами. Панорамой зубчатых снежных вершин разворачиваются они слева. Анкоридж — главные ворота Аляски — экономический центр штата. Его обитатели стремятся поселиться поближе к горам и лесу, к живописному ручью Питер-Крик, к обретающему новые очертания заповедному парку Эклутна. Для анкориджцев это престижный район, и всего полчаса приятной езды на работу.

Дальше дорога рассекает надвое жидкий поток машин. Одних она ведет на север, на Фербенкс, а другие едут на северо-восток, в Палмер, и дальше — к Гленэллен и Ток-Джанкшн. Мы сворачиваем к Палмеру, где в супермаркете делаем последние закупки перед большим броском по безлюдным дорогам аляскинской глубинки.

В Чугачских Альпах

Постепенно углубляемся в Чугачские Горы. Они теснят дорогу, и она сужается до двух полос, змеясь, огибает скалистые уступы. Изредка перебежит дорогу заяц. Однажды, растерявшись, рыжая лисица еле успела нырнуть в густой кустарник красной ольхи. Стив, работавший в этих краях три года, рассказывает, как далеко простираются тут леса из легендарной хемлоковской сосны и кипариса. Душмяным деревом называли его русские поселенцы. Обилием ценных пушных зверей славились всегда эти места и, разумеется, знатной охотой.

Американцы очень ревностно оберегают природу. На дорогах Аляски и вдоль них такая чистота, будто с утра заботливый хозяин прошелся с пылесосом. В пути мои коллеги мыли фрукты или руки только над пластмассовым ведром, отходы собирали в традиционно черные пакеты и складывали мусор в специально отведенных для этого местах, откуда его увозят уборочные машины.

— А отказываться от одежды из меха стало сейчас признаком просвещенного, утонченного вкуса,— весело
рассказывает Бекки.

Она страстно надеется увидеть лося, а я, наслушавшись охотничьих легенд бывалого и невозмутимого Стива, все всматриваюсь в чащу, и мне чудится уже, что мелькают в кустарнике юркие куницы и роскошные росомахи, изящные и ловкие выдры, лисицы, что в ветвях притаились рыси и совы, а за каждой скалой может объявиться косолапый.

Аляскинцы гордятся, что североамериканский лось значительно крупнее и мощнее европейского, и называют его здесь не «элк», а «мус».

Джим упоенно рассказывает о встречах с лосями и, закончив, сдергивает с головы ленточку. Волосы его рассыпаются по плечам иссиня-черным индейским водопадом. Милая, нежная Бекки, ей так и не посчастливилось за всю поездку увидеть муса. Сдается мне, что она приедет сюда еще. А Джим-то наверняка в восьмой раз.

Он здесь летом работает и как старожил хорошо ориентируется:
— Понимаешь, нам надо проскочить между Северными отрогами Скалистых гор: Чугачами, хребтом Врангеля и на севере — Аляскинским хребтом. И когда мы вырвемся на Юконское плато, то до нашей цели — уже рукой подать.

Да, мне это понятно. Не только потому, что подолгу сидела над атласами и картами. Для меня эти названия звучат знакомой мелодией, потому что они связаны с Русской Америкой. И я начинаю тоже рассказывать об этой земле, потому что история Аляски — это страницы и русской истории. Началась она с легендарного плавания кораблей Беринга и Чирикова в 1741 году. Затем в течение 126 лет земли Аляски принадлежали Российскому государству. В научной литературе и в американских музеях то, что происходило здесь до прихода русских первооткрывателей, называется доисторическим периодом...

Попутчики задумчиво вглядываются в безлесные скалы, безжизненные склоны гор, вершины которых на высоте около тысячи метров холодное арктическое дыхание, как по линеечке, окутало в июне снеговым покровом. Только в лощинах и щелях снег спускается ниже пушистыми бородами и сверкает заледенелыми блестками.

— Это похоже на эскимосскую праздничную шапку, — слышу я голоса моих товарищей.— Здесь леса растут лишь в долинах. Трудные горы. Тяжело было первопроходцам.

Южнее нас остается Коппер-Сентер на реке Медной, или Коппер, которая впадает в Аляскинский залив. Долину Медной и ее окрестностей прошли и изучили в разные годы экспедиции Р.Серебренникова и А.Климовского. Здесь обитали индейцы племени атена, и уже в 1820 году в ведомости Константиновской крепости были перечислены обитатели по реке Медной «мужеска полу 328 и женска полу 340». Разумеется, Медной она была названа потому, что здесь русские исследователи нашли не только признаки меди, но и самородки ее. Аборигены, названные «медновцами», не умели обрабатывать металлы, а русские поселенцы использовали медь при изготовлении посуды и деталей кораблей в медяжных мастерских на острове Кадьяк и в Ново-Архангельске. Шла она также для обшивки судов.

Медновская одиночка была последним поселением, основанным россиянами в 1858 году на Аляске. Следов от нее не осталось, а на этом месте раскинулся современный городок Тарал.

Что такое Ток?

За Чисточиной наша машина взлетает на последний перевал, оставляя позади великую горную страну с ее сверкающими вершинами и временами еще рокочущими, курящимися вулканами: Санфорд — 4939 м, Блэкберн — 4918 м, Врангеля — 4268 м.
— В прошлом году ожил анкориджский сосед — вулкан Илиамна и закурился клубами дыма в морозном небе, — вспоминает Стив.— Зрелище было сильное! И казалось, что от него стало теплей. И еще нас часто потряхивают землетрясения. Привыкли.

Помолчав, он добавил:
— Не кончился, видимо, горообразовательный процесс. Бурлит еще под нами котел.
А впереди и по сторонам дороги разворачивались новые грандиозные пейзажи...

Бурная Танана проложила себе «хайвей» в узком русле. Ее мутные потоки подмывают корни деревьев и сваливают их с высокого берега. На равнине расстилаются тихие озера, заболоченные низины, спокойные речушки в широких луговых руслах. В озерах отражаются темные кипарисы и нежная зелень ивняка. Простор. Тишина. Как в первый день творения.

К вечеру мы прибыли в Ток-Джанкшн. На Аляске его зовут просто Ток, и, конечно, это город со стандартным американским набором: мотель, магазин сувениров, салун, лавка, бензозаправочная станция. Но сколько мы ни бродили — самого города не увидели. Есть наименования: Первая улица, Вторая улица, Третья улица, которые закреплены на деревьях, в просеках, но нет ни единого дома. Аляскинская мечта ждет к себе поселенцев, уже приготовила улицы. Доберись только от анкориджского аэропорта до Тока и, засучив рукава, сруби на одной из предложенных улиц свой лучший бревенчатый дом. Благо, вокруг стоят прекрасные леса. Но почему-то не едут новые поселенцы в эти края.

Всю ночь в Токе мне грезилось самое яркое впечатление дня — ледник Матануска в Чугачских Альпах. Широкая река льда торжественно спускается в расщелину между двумя горами. Холодно искрящиеся, то бледно-голубые, то пронзительно-небесные, сверкают в лучах солнца кристаллы льда. Не покидает ощущение величия природы и ее превосходства. Эта блистающая, изящно изгибающаяся махина вобрала в себя, кажется, все краски и тайны небесного свода.

Утром я сообщаю друзьям, что мое сердце осталось на Матануске. А они рассказывают о ледниках юго-западного побережья Аляски. Там глетчеры доходят до самого моря и заполняют бухты плавающим льдом. Нередко во время землетрясений на ледниках возникают глубокие трещины, и горы становятся непроходимыми. А впрочем, все это описано у Джека Лондона.

— Да, Джек Лондон открыл нам эту страну по-новому. И поэтому — на Юкон!
Солнечным утром мы двигаемся в путь. В небесной вышине с редкими облаками неподвижно парит горный орел.

На новом пересечении дорог мы останавливаемся. Прощай, асфальт, прощай, благословенный американский комфорт! Машину — нашего мустанга колесного — трясет. «Хайвей» пылит, гравий пощелкивает, разлетаясь из-под колес.

Вокруг мили и мили ельника, непролазные, таинственные чащи. Иногда встречаются огромные пространства погибшего леса: землетрясение сгубило деревья, подняв уровень подземных вод. Все тревожно примолкли. Кажется, что продвигаемся по чужой планете, где произошел глобальный катаклизм.

Дорога бежит с холма на холм, от одной горы к другой, и с перевалов открываются аляскинские пейзажи. Внизу раскинулась щедрая зеленая долина, с двух сторон замкнутая красноскальными стенами каньонов. Дальше хаотично перемешиваются отроги гор и ущелья. Кое-где поблескивает холодная гладь озер. Выше террасами нависают снеговые глыбы гор. На фоне северной небесной голубизны зубчатой линией вырисовываются их белоснежные вершины. А впереди — синие дали лесов в легкой холодной дымке. Воздух так бодрит, что кажется, впитывают его не только легкие, но и наши кожа, глаза, волосы.

Джим подбадривает нас:
— Скоро Чикен. История этого города — одна из веселых страниц Аляски. Во времена золотой лихорадки старатели решили основать город на этом месте, но никак не могли придумать название. Один из них сказал, что местные жители называют это место Турнаган. Решили назвать Турнаганом, но долго не могли договориться, как правильно написать это слово. Другой умник сказал, что по-индейски это значит «цыпленок». И тут было подведено резюме: дать поселению имя Чикен.

Юный, грезивший золотом и несметными богатствами, Чикен рос как на дрожжах. Был он и палаточным, и бревенчатым в конце девятнадцатого столетия. Но быстро схлынула волна мечтателей и искателей богатств в краю, где лето коротко, морозы зачастую бывают еще в июне и снова сковывают лужи и грязь уже в августе.

Теперь город, расположенный на перепутье дорог, стал тенью происходивших здесь лихорадочных событий. Сейчас можно побродить по «даун-тауну» — старой центральной части города с салуном, лавкой сувениров, кафе. Стены салуна увешаны кепками проезжавших здесь туристов. «Миддл-таун», или средний город — это еще одна большая лавка сувениров с типичным для Аляски ассортиментом товаров и драга для промывки золота. Кстати, золото все еще продолжают мыть, случается, находят что-то предприимчивые энтузиасты-одиночки. Это всего лишь ничтожные крупицы, но главное для них заключается в другом: труд искателя сокровищ вознаграждается успехом. Неважно, что это крохи. Зато они блестят и называются золотом.

Игл-Сити — ключ от Юкона

...Впереди часть неба покрыта тучами. Это в нашу сторону дохнул Ледовитый океан, и ничто не преградило путь этому мощному холодному потоку. Он стремительно надвигается. И вот уже вокруг молочная пелена. Под колесами хрустят белые барханы — и это в июне!

Как и куда ехать? Ответьте, аляскинцы!

Еще миля с трудом преодоленного «хайвея», и над нами снова голубое небо.

«Если тебе не нравится погода — подожди пять минут»,— так говорят на Аляске.

Полчаса езды по умытой дороге — и впереди показались уступы красных скал.

— Ну, это точно Юкон! — встрепенулся Джим, готовый к долгожданному свиданию.

Мы въезжаем в Игл, значит, 503 мили позади. Перед нами цель нашей поездки и место предстоящей работы.

— Вот эта жизнь по мне! — улыбаясь, сообщает Стив. А его сынишка Райан вправду уверен, что Аляска — последняя граница США, а Юкон — последняя граница Аляски.

Дальше дороги нет. Здесь она обрывается.
— Здравствуй, батюшка-Юкон! Принесла тебе поклон. Но не я первая,— говорю ему по-русски.

Имя «Игл» — по-английски «орел» — было выбрано для столицы Юкона вряд ли случайно. Орлы — постоянные жители Юкона. Они мирно соседствуют с людьми, но не подпускают их к тайнам своей жизни, обитают на неприступных скалах. Мы видим их только в полете, рассказывают юконцы.

В труднодоступных долинах Юкона с древности живут индейские племена, в основном атанаски, а ближе к его устью — эскимосы. Когда-то они называли великую реку Квихпак. Освоение глубинных районов континента по течению Юкона шло медленно, с большими трудностями, начиная с 1835 года. В зимнюю стужу по застывшей реке пробирались отряды смельчаков-исследователей А.Глазунова, П.Малахова, Л.А. Загоскина, И.Лукина. Работали здесь натуралист И.Г.Вознесенский и иеромонах Илларион, миссионер креол Я.Нецветов. В 1838 году Петром Малаховым было основано самое северное селение Нулато, а в 1847 году Яковом Нецветовым — Русская миссия на Юконе. Русские колонисты двигались с запада, от устья реки. А в это время с востока английская меховая компания Гудзонова залива достигла Юкона и основала в самой северной части реки Форт-Юкон.

Селение Игл, или Орлиное, было основано гораздо южнее в конце XIX века, в самый разгар золотой лихорадки. В те годы золотодобытчики, пытаясь избежать высоких канадских налогов, перебрались на левый берег Юкона всего в 10 милях от границы Канады, где сливаются воды большой реки и ручьев Орлиного и Миссии. Игл-Сити разрастался быстро: за первый год его население увеличилось с 28 до 700 жителей. Как грибы, поднимались крепкие бревенчатые дома, магазины, салуны, склады. Жизнь кипела в молодом городе: старатели обменивали золото на товары, продовольствие, услуги, а охотники — меха на оружие и снаряжение.

Обо всем этом мы узнаем от Стива, когда направляемся к объектам, на которых будем работать. Торговая компания «Хатчисон, Колл и К°» имела фактории во многих районах юконской глубинки начиная с 1868 года. Позже она под названием «Северной коммерческой компании» развернула торговые дела и строительство в Игл-Сити. Нас интересуют ее древние строения, на которых нам предстоят обмеры и другие работы по охране и консервации зданий.

А пока мы знакомимся с окрестными историческими местами, бродим по соседним форту Эгберт и деревне Игл, расположившимися бок о бок с Игл-Сити. К нашей экспедиции примкнул новый энтузиаст — студент из Фэрбенкса Скотт. Летние планы американской молодежи всегда связаны с необходимостью заработка и выбором места работы подальше от насиженных мест. В этом я убеждаюсь на примере моих спутников. Некоторые из них не новички в Игле, где находится главное правление национального парка рек Юкон и Чарли. А для меня все интересно в аляскинской глубинке, где каждый житель пытается воссоздать и поддерживает обстановку и атмосферу старинной золотой столицы на Юконе, хоть и миновало с тех времен около ста лет. Американцы берегут свои исторические корни, находят радость в этом и материальное удовлетворение.

Благодаря умелой и неунывающей службе экскурсий и мы можем погрузиться в события юконской лихорадки. Сотни золотоискателей в одиночку и группами прибывали сюда за продовольствием и нехитрым оборудованием, для отдыха и развлечений. И зимой в 50 — 60-градусные морозы, и коротким летом, когда жарит солнце и порывы ветра гонят столбы песка и пыли, в Игле кипела жизнь, лишенная удобств и условностей, постоянства и уверенности в завтрашнем дне. Лишь надежда разбогатеть да страсть к приключениям поддерживали оптимизм этих отчаянных искателей. Очень скоро город утвердил свой статус, построив католическую церковь и здание суда.

Чтобы поддерживать закон и порядок, «помогать неудачливым гражданам», был создан военный центр — Форт-Эгберт с четырьми десятками военных сооружений.

Главная задача была выполнена. Игл на Юконе стал стратегическим, транспортным, судебным, коммуникационным центром, сердцем дальних районов Аляски. Славилась золотая столица Юкона и оперным театром. Но ненадолго: со спадом золотой лихорадки затихли шумные салуны и причалы, магазины и военные плацы, в городе осталось лишь 9 жителей. Интересно, что они обслуживали и сберегли те же исторические здания, для сохранения которых сейчас работают около сотни живущих здесь юконцев. Все вместе они сделали достойное уважения дело — сберегли в первозданном виде ратушу и здание суда, где сейчас расположился музей, церковь и школу, военную гимназию, госпиталь, конюшню, «ледяной дом», магазины, пекарню.

Старый маленький Игл-Сити сохраняет свое неповторимое лицо, его жители гордятся своей незамысловатой историей, умеют найти в каждом событии изюминку и умело преподнести ее. Новое бревенчатое здание библиотеки включает «исторический читальный зал матери Джессики». А почему здесь созданы парк Роальда Амундсена и одна из улиц носит его имя? Да потому, что знаменитый путешественник в 1905 году на собачьих упряжках добрался от Хершелских островов в заливе Маккензи до Игл-Сити, чтобы сообщить всему миру, используя услуги здешней телеграфной станции, о завершении похода через Северо-Западный проход. Сейчас средства связи в Игл изменились, но город сохраняет уникальность и очарование начала века.

Как « сто лет назад, парят в высоте, высматривая добычу, орлы. Они по-прежнему гнездятся на неприступном утесе, возвышающемся над Юконом, над городом, напротив окон нашей гостиницы...

Рядом с гостиницей стоит дом, хозяин которого куда-то уехал. Во дворе привязано с полдюжины сибирских лаек и малемютов. Днем они спят, а ночью над поселком раздается их тоскливый, протяжный вой.

— Зов предков,— шутят американцы.

Забытая граница

На следующий день наш босс определяет стратегию, Джим и Бекки остаются в Игле для обмеров, остальные отправляются вниз по Юкону для работ в Слайвинз-Роудхаус. Это старинное зимовье в устье Коал-Крик в 140 километрах речного пути от Игл-Сити.

Юкон сразу заявляет о своем бескомпромиссном характере моим опытным в водных походах спутникам. Спустить на воду с прибрежных уступов моторку, нагруженную инструментами, оборудованием, оказалось делом нелегким. Но вот позади спуск, вывод нашего суденышка на стремнину — и оказывается, что все трудности еще впереди. Река все время меняет, перепутывает потоки, не подчиняется вековому руслу. Постоянно возникают новые мели и банки. Иногда острова тянутся кильватерной колонной: опираясь о скалистое подводное подножие, кажется, стремятся вырваться из бурлящих струй, чтобы показать свой непреклонный дух. Меня поражает долетевшая фраза Скотта:
— Лед вскрылся только в мае...

Так вот откуда, могучий Юкон, твой нетерпеливый норов! Девять месяцев ты был скован льдами, только-только унес их к морю, чтобы одеть в зелень острова и берега и отразить их в своих водах. Чтобы подарить любителям рыбалки — людям и медведям — королевских красавцев лососей. Вон они перед заходом на нерест подпрыгивают у устьев маленьких речушек, серебрясь боками в солнечных лучах.
— Весной Юкон собирает кристально чистые снеговые воды со всех окрестных хребтов и вздувается, затопляет обширные пространства,— рассказывают мои капитаны. — Интересно, что во время половодья резко меняется характер многочисленных рукавов в дельте Юкона. И тогда, с изменением фарватера, в большую реку не могут входить морские суда. Только мелкие пользуются северным рукавом Апрун, где глубина меньше метра.
— Бывал ли здесь Джек Лондон? — спрашивает Райан.
— Да, бывал,— отвечает его отец.— От Игл-Сити он на лодке за девятнадцать дней прошел летом до самого устья Юкона, а затем по морю спустился к югу. Мы уже миновали те места, где на ручье Гендерсона он зимовал в бревенчатой хижине...

— А русские пионеры, когда осваивали Аляску, ходили по Юкону в основном зимой,— сообщает всезнающий Скотт. — Вечная река всегда служила людям как водный путь летом и ледяная дорога зимой.

Холодный ветер дует в лобовое стекло моторки. Он так силен, что срезает верхушки пенистых гребней речных волн и веером швыряет их на нашу лодку, заливает нас. Наши судоводители напряженно следят за фарватером, лавируют между лесистыми островами, мешающими просматривать перспективу. Устали. Промокли. Причаливаем возле устья знаменитого у старателей прошлого века ручья Четвертого июля. Здесь они делали остановку, здесь зимовали. Рубленая хижина запущена, давно покинута. Внутри на стенах редкие посетители обязательно оставляют свои имена и названия стран. Сколько ни искала, ни одного нет из России или Союза.

Легко представить белое безмолвие, которое охватывало этот дикий край земли на долгие девять месяцев. Сейчас здесь стоит зеленая тишина, но она прерывается то плеском рыбы в тихой заводи, то шуршанием цветущих кустарников, то клекотом орлов-сапсанов.

На 3700 километров протянулась великая река.

Временами Юкон, выходя на просторы, разливается широко, как море, а когда его теснят монолитные берега, он бурлит, рвется быстрее вперед, невежливо кидает нашу лодку. По сторонам нависают скалы, неведомо как растущие на них деревья. Частенько встречаются и подмытые, пьяные леса. По берегам — буйные травы, заросли цветущего шиповника. Но вот на скале одинокий бревенчатый дом, осененный корабельными елями.

— Что за отшельники обитают в нем?
— Метеорологи или любители одиночества — преданные поклонники Джека,— отвечают мне попутчики.

Скотт задумчиво провозглашает:
— Аляска — страна невиданного индивидуализма и бескомпромиссного духа.

Серьезность его заявления не позволяет задавать вопросы. За день пути по могучему Юкону нам очень редко попадались встречные лодки. К вечеру добрались до Слайвинз-Роуд-хаус, или Славянского зимовья, дорожного дома. Национально-историческая достопримечательность. Сейчас здесь проводятся реставрационные работы. Живут в палатках пятеро рабочих из Игл-Сити. К ним присоединился волонтер из штата Огайо, седои приветливый человек, который приехал на лето для бесплатной работы в заповеднике. Их обветренные лица, несуетные интересы, колоритная речь заставляют опять вспомнить героев Лондона. Бревенчатый дом в плохом состоянии, но отличные инструменты, чертежи, оборудование и, главное, консультации Стива поставят работу на научную основу.

Закат полыхает всю ночь. Самые длинные дни лета, самые злые москиты, заунывный вой койотов в...
— Есть ли хоть одна душа между мной и точкой Северного полюса?

Следующим утром на старом — нет, старинном! — джипе отправляемся осматривать лагерь золотодобытчиков Коал-Крик-Кэмп, или Лагерь на ручье Коал. Двигаемся к югу от Юкона по Исторической горной дороге, старой дороге искателей сокровищ. Но она недлинна, зарастает травой крупный щебень, через стремительные горные речушки нет мостов. Порой кажется, вот-вот холодный поток, поднимаясь выше колес, опрокинет машину. Но благополучно миновали все преграды и успели осмотреть огромную старую драгу, которая в качестве исторического памятника тоже подлежит реставрации.

Огромные тяжелые детали покрыты толстым слоем пыли, ржавчина проела стены во многих местах, а кое-где можно увидеть и следы от пуль. Кажется, ничто уже не заставит работать этот гигант эпохи «золотой лихорадки». А ведь еще в начале века тут деловито суетились люди, несказанно радуясь намытым крупинкам богатства. Наверное, тогда драга напоминала суетливый муравейник, внушая уверенность, а теперь застыла в одиночестве, печально перебирая в памяти судьбы людей, некогда на нее уповавших.

В бывшем лагере старателей пустынно и тихо, высокая трава наступает на старые рубленые хижины. Верхняя дорога, та, что идет по горам вдоль Коал-Крик, совсем заросла. А в лесу даже днем по-страшному лютуют комары: без москитной сетки — ни шагу.

Мне посчастливилось. Именно на краю света, в глубинке Юконского плато, на ручье Коал я увидела своего первого муса. Это была самка с двумя детенышами. Она стояла по колено в воде, а малыши терлись боками о ветви в зарослях ивняка. Я замерла, ожидая, что они, как в сказке, вот-вот обернутся красавицами, или, превратившись в воздушные, создания, полетят над зеленой землей, или у них вырастут золотые рога.