"Англичанка" под российским флагом

Миле Кларк обычно называл вою яхту «Старая леди», хотя выглядела она не по летам ослепительно; родилась она в 1936 году в старой доброй Англии. На самом же деле, как ни странно, «Леди» называлась «Дикий гусь».

Писатель, путешественник и фотограф Майлс Кларк задумал путешествие вокруг Европы на собственной яхте еще три года назад. Разумеется, с пересечением России. В одной из поездок по нашей стране он встретился с Дмитрием Шпаро — шефом клуба «Приключение».

 

 

Он и помог Кларку осуществить задуманное — пройти по рекам и каналам от Белого моря до Черного. Поскольку иностранным судам плавать по внутренним водным путям запрещено, решили, что «Дикий гусь» пойдет под российским флагом с российским же капитаном, имея на борту в качестве пассажира... владельца яхты. Оформили договор аренды, и яхта стала временной собственностью клуба «Приключение»... В светлую летнюю ночь «Дикий гусь» появился в Беломорске. Переждав шторм у причала деревообрабатывающего комбината, яхта направилась к шлюзу № 19 Беломоро-Балтийского канала. Здесь диспетчеру была предъявлена судовая роль, в которой я — Николай Литау — значился капитаном, Виталий Чанксилиани — матросом и переводчиком. В графе для пассажиров были записаны: владелец яхты — Майлс Кларк и корреспондент журнала «Нэшнл джиогрэфик» Джим Блэйр. Он имел статут аккредитованного журналиста и вдобавок «мощное» письмо от МИДа.

«Россия — страна, где все сговорились морочить путешественников». Эти слова из книги де Кюстина «Записки о России» лучше всего поясняют наши двухдневные хлопоты и утряски с судоходным инспектором, когда все начальство Беломорканала стояло на ушах, цепенея от ужаса, что «Дикий гусь» создает небывалый прецедент. И в самом деле британская яхта была первой иностранной ласточкой в закрытой зоне канала. Пожарные, навигационные и санитарные смотры доконали и меня и инспектора, но все же мы тронулись в путь.

Дальше наше плавание было размеренным и не очень обременительным, особенно после прохождения шлюза. Мы свободно удалялись от фарватера. В сторонке виднелась живописная деревня или заброшенный лагерь. Еще три-пять лет назад «щелкать» с палубы судна на канале считалось бы крупным ЧП. Теперь же Майлсу да и нам доставляло удовольствие наблюдать признаки шока у работников шлюзов, когда фотоаппаратура Джима щелкала и вспыхивала.

Как правило, к ночи мы становились на якорь. Майлс и Джим устраивались на своих койках, я с Виталием делил ночь на вахте.

Утром Майлс, отлученный от капитанских забот, готовил всем завтрак, и мы выбирали якорь. В своем поварском обличье Майлс смотрелся столь же убедительно, как и с фотокамерой или за пишущей машинкой. У седьмого шлюза состоялась встреча с начальником Беломоро-Балтийского канала Виталием Петровичем Александровым. Он принял нас на штабном судне «Онего». Начальник оказался человеком гостеприимным, что, впрочем, не помешало содрать с нас 36 000 рублей за проход канала, как с трехтысячетонного сухогруза.

В Петрозаводске мы осмотрели верфь клуба «Полярный Одиссей», где строили суда под старину. Познакомились с Евгением Смургисом, готовящим здесь к кругосветному плаванию свою новую океанскую лодку «МАХ4». Яхта наша стояла у причала клуба, Майлс и Джим устроились в гостинице. И в дальнейшем они поступали так же.

Плавание по Волго-Балтийскому водному пути проходило без всяких задержек.

10 июля мы прошли буй, за которым начиналась Волга. Майлс кричал «ур-ра!» и велел мне как капитану отвинтить и тут же выбросить за борт пробку от бутылки с «Черным Бушем». Приятные эмоции в Ярославле дополнились встречей с Брюсом Кларком — старшим братом Майлса—корреспондентом английской газеты в Москве. Но огорчила нас постановка яхты на якорь. В самом центре города мы сели на мель, а пытаясь сняться с мели, я обрубил винтом якорный канат.

— Каким коротким стал якорный трос,— сокрушался Майлс.
— Зато их теперь два,— сострил я в ответ.

Шутка сняла напряжение, тем более что вся операция прошла благополучно. В Нижнем Новгороде я сдал капитанскую вахту Аркадию Гершуни, и теперь его черед говорить от первого лица. Виталий тоже сдал «вахту», и на неделю пути от Нижнего до Казани его заменила Галина Казарновская, переводчица клуба «Приключение». В Нижнем нас снабдили картами и рациями для связи в волжских шлюзах. Заместитель начальника Волжских Путей напутствовал диспетчеров по маршруту, чтоб не чинили помех. Вскоре после Нижнего целый вечер снимали снаружи Макарьевский женский монастырь, предвкушая назавтра фотопиршерство внутри. Увы, наутро нас не пустили для съемок без разрешения от нижегородского иерарха. Джим расстроился.

— Аида на яхту! Что за дикие запреты?
Почему везде царствует Глупость?..
Тут, на беду, по обоим берегам стали появляться шикарные дачные постройки.
— Зачем вам помогать,— накинулся он на Виталия,— вы и так богаты...
— Хочу в дискотеку,— заявил Майлс уже в Тольятти, когда закончилась программа экскурсий по заводу и городу. Заметно было, что общение с 60-летним Джимом его утомило и захотелось встряски.
— Какая дискотека, уже девять вечера!
— Ничего не знаю, время детское,— настаивал Майлс, и мы вскоре оказались в пионерлагере «Чайка» на балу по случаю окончания смены. Охрана у ворот лагеря выглядела солидно.
— Вы стойте на месте, а я пойду вешать лапшу на уши, — сказал я, вышел вперед и пояснил ситуацию. Появилась директриса, открылись ворота. Посмотреть на английского писателя сбежались сторожа, горничные и кочегары. Вечер так и не вышел из рамок официального. Рок-н-ролл и оркестр тоже не спасли от толпы младших школьников, а что касается воспитательниц, то они слишком робко предлагали после одиннадцати махнуть к ним через забор. Майлс, кажется, был чем-то озабочен. Когда за нами пролязгали железные ворота, он тут же прилепился к Виталию.

— А что такое «вешать лапшу на уши»? — спросил он и высветил фонариком свою запись. В гостиничном номере у Майлса на объяснение ушел весь вечер, и где-то во втором часу Майлс начал хохотать...

10 августа в курортном Хвалынске состоялась грандиозная съемка. Джим отвел душу на живописных обрывах со старинной усадьбой и долго смеялся над веселыми комментариями Виталия по поводу хвастунов-хвалунов, давших имя городку. Джима отпустило, он светился, но недолго. В Саратове во время обеда в ресторане он отравился. Мы сидели за одним столом и гадали, что означает несварение его желудка. Еще на Беломорканале он пичкал таблетками даже ключевую воду. Не она ли его доконала? Джим в сопровождении Виталия отправился на яхту, а Майлс пошел на рынок за зеленью и испытать свой русский. Коммерческого успеха он не достиг, хотя торговался отчаянно, но несколько фраз записал. Потом яхта моталась по Волге от берега к берегу. И в Энгельсе, и в Марксе пытались найти следы немецкой культуры далекого прошлого. Вообще исконная привычка действовать раскованно и неуемная энергия наших иноземцев приводили меня в восхищение. Их хватало на все: и на прекрасную природу, и на интересных собеседников, и на то, чтобы отыскать самое главное, присущее только данному населенному пункту, а потом еще долго и обстоятельно фотографировать. Особенно грандиозной была серия съемок в Волгограде. Джим нанял вертолет и, управляя нами по радио, гонял яхту при свежем ветре, пикируя порой прямо на нас.

После этого Джим и Майлс улетели для съемок самого Волго-Донского канала с высоты полета. Я дал себе слово непременно дождаться публикации в «Нэшнл джиогрэфик», чтобы увидеть, во что же все это вылилось. Пока Майлс летал над каналом, я продолжал битву за Волго-Дон для «Дикого гуся». Начиналась она еще в те дни, когда яхта шла по Волго-Балту. Почти месяц назад я встретился здесь с начальником Волго-Донского канала Вадимом Александровичем Виноградовым, который, поворчав, вдруг вспомнил свою военную юность в Архангельске, встречу с английскими моряками и смягчился, но назначил оплату за проход каждого шлюза. Однако в бухгалтерии управления расценок для малых судов не оказалось, и нам предложили платить на равных с мощными теплоходами, раз в 500 тяжелее нашей шеститонной посудины. По три тысячи рублей за каждый шлюз, коих на канале восемнадцать. Инспектор Попов, «непосредственно отвечающий», успокоил меня:
— Да не положена никакая оплата, не будет препятствий, хотя звонок или бумага из Москвы была бы нелишней...

Сакраментальное «нельзя» застало нас 21 августа в пятницу у ворот первого шлюза.
— Ищите старшего инспектора,—заявила женщина-диспетчер.
Я стал уговаривать ее, приводя подробности беседы с Поповым.
— Хорошо, заходите в шлюз,— сдается она и слышит крики благодарности рыжебородого Майлса.

Но у четвертого нас снова стопорят.
— Капитана к диспетчеру на связь — Поднимаюсь и слышу от стражника шлюза:
— Вам приказано возвращаться в Волгоград. Попова нашли, и он сказал, что начальство против...
Звоню диспетчеру.
— Понимаете, Попов уже ушел... Он у меня спрашивал, есть ли разрешение из Москвы.
— Конечно, есть,— без запинки отвечаю я,— как не быть?..

В эти минуты, думаю, диспетчер просчитывал варианты: впереди два выходных, в понедельник они будут в Ростове, кто о них вспомнит? Гнать назад в Волгоград, а вдруг разрешение и в самом деле...
— Эй, на связи,— раздалось уже по громкой,— капитану добро, да поторапливайтесь.
— Слава богу,— без перевода сказал я Майлсу.
В полночь 30 августа мы вошли в Азовское море. Трое суток беззвучного плавания под парусами с короткой стоянкой в порту Кавказ — и «Дикий гусь» ошвартовался в Новороссийске...

Наутро Майлс выбрался на палубу с заветным свертком.
— Как я ждал этого часа,— сказал он и развернул перед моими глазами британский флаг. Мы с Виталием молча и неторопливо спустили российский флаг и проследили за медленно ползущими фалами с «Юнион джеком»...

На другой день «Дикий гусь» покидал Россию. И не было даже похоже, что случилось нечто невозможное...