Читал об уникальном археологическом открытии в Запорожской области, на берегу реки Чингул. Но все больше пишут о догадках, мнениях, гипотезах. А очень хотелось бы почитать, как состоялось само открытие удивительного захоронения половецкого хана. А. Малышев, Москва
Наверное, это был один из немногих курганов который хранил на себе кусочек целинной запорожской степи.
С его вершины внизу, в долине, видно небольшую речушку. Имя ее звучало, как воспоминание о прошлом; гулко и распевно — Чин-гуу-у-ул...
Исследователям Запорожской экспедиции Института археологии АН УССР понравилось звучное название. Спорили, что оно означает — глубокое место или крутой поворот; ведь тюркские слова «чунгул» (водоворот) и «ченгюл» (крюк) очень похожие. О том же, что Чингул каким-то образом проявит себя археологически на самом дне глубокой ямы под курганом, никто и не помышлял.
Он оказался единственным за весь сезон курганом, в насыпи которого не нашлось ни одного захоронения. Попадались обломки средневековых амфор и еще прослойки «материковой» желтой глины. Но обломки могли быть просто случайными. А вот глина по всем археологическим приметам настраивала на встречу с очередным «катакомбным» вождем. К тому же вождем знатным — вон какой курган отгрохали ему некогда на берегу Чингула.
Таковы были предположения. Но вскоре они развеялись. Зачистили разрез кургана и увидели: насыпь состоит из кусков дерна, когда-то обильно смоченных водой и плотно прилаженных друг к другу. Такое встречалось у скифов, у поздних кочевников, только не у «катакомбников», населявших Причерноморье в XX—XV столетиях до нашей эры.
А потом обнаружили круглую площадку, метров сорок диаметром: у насыпи — на глубине четырех метров от вершины кургана и на высоте двух — от «материка». На площадке вырисовывался какой-то непонятный глиняный вал по кругу. Убрали глину, а под ней — остовы коней! Пяти скакунов. Взнузданных, оседланных. А по уздечкам и лукам седел — серебро и золото.
Неделя ушла на расчистку. Когда очищали скелеты, догадались, что площадкой для них служила поверхность небольшого двухметрового кургана. А уже на этом кургане выросло сооружение из дерна. Специальный конский курган? Для средневековых кочевников это было бы слишком. Пусть один скакун, а то целых пять! Не иначе, как они должны были кому-то служить «на том свете».
Все выяснилось, когда нож бульдозера окончательно снял насыпь. В «материке» нашли пять захоронений катакомбной культуры. Два других — энеолитическое и ямное — были разрушены могилой кочевника. Это его лошади и лежали на площадке.
Итак, курган начали сооружать пять тысяч лет назад... Первым был погребен представитель позднего каменного века, потом — один за другим — носители ямной и катакомбной культур. Поочередно достраивалась насыпь, пока не выросла до двух метров. Три тысячи лет спустя пришли на курган кочевники. Они прокопали насыпь по центру, вошли в «материк», похоронили своего, оставили ему коней и довели курган до шестиметровой высоты.
...Огромная яма, шириной два метра на три с половиной, перекрывалась некогда мощными дубовыми плахами. Сняли их остатки и начали выбирать обрушившуюся в древности землю, а в ней — вот тебе и на! — знакомые уже по насыпи обломки керамики. Тревожный знак — не иначе, как тут побывали древние грабители.
Дважды во время раскопок кургана встречал я в Запорожье начальника экспедиции, кандидата исторических наук Виталия Васильевича Отрощенко, неопределенно спрашивал:
— Ну, как там?
— Пробиваемся к какому-то знатному кочевнику,— отвечал Виталий.— Но... морально готовы к тому, что он начисто ограблен.
Яму расчищали младший научный сотрудник Юрий Рассамакин и старший лаборант Николай Ковалев. На глубине около полутора метров наткнулись еще на одно перекрытие. Держалось оно на выступах, а дальше яма сузилась. Тогда впервые забрезжила надежда: а вдруг грабители не тронули курган!
Померили, подумали. Подошел Сергей Пустовалов, который работал на соседнем кургане. Он словно нехотя обошел яму, потом спустился вниз, внимательно оглядел остатки дубовых плах.
— Очень даже может быть, что неограбленное.— И заулыбался.— Не забудьте пригласить на встречу с половецким ханом, ребята!
Слово «хан» я упомянул здесь с некоторым опозданием. К тому времени в экспедиции оно у всех было на устах. Им привычно оперировали бульдозеристы и водитель, не говоря уже об археологах. К нему внимательно прислушивались жители села Заможного, что стояло рядом, на самом берегу Чингула. Его осторожно пробовали «на звук» заезжие журналисты.
Ясное дело, при таком внимании со стороны представителзй космической эры половецкий хан просто не мог не явиться. Сперва он послал в подарок золотую вазу. Осторожно обмели землю вокруг нее и оставили на месте. Потом из-под земли у самой стенки вынырнули брюхатые амфоры и два среднеазиатских сосудика — фарфоровые, с голубыми и зеленоватыми разводами.
Сам хан на встречу пока не торопился. Но уже никто не сомневался: это один из знатных кипчаков, куманов, представителей тюркоязычной народности, которых русские называли половцами. Поскольку налетали они внезапно из степи, из Поля; в его же мареве и исчезали. Впервые ржанье их коней Чингул услышал в начале XI века, когда те пришли из Заволжья. Может, и название свое хранит речушка с тех времен? Ведь оно, как эхо, которое встревожили тысячи копыт и понесли по степи:
— «Чин-гуу-у-у-ул...»
Юрию Рассамакину пока было не до историко-лингвистических ассоциаций. Хватало самой «черной» работы. Ползая на коленях, он часами сосредоточенно выбирал землю вокруг великолепного шлема. И не успел еще прийти в себя от нового восторга, как нож опять наткнулся на какую-то металлическую глыбу. Осторожно убрал землю, расправил — кольчуга! Странно, что и шлем, и кольчуга лежали у ног погребенного. Более того — за пределами саркофага.
Да, теперь уже можно было сказать: на дне трехметровой ямы стоял деревянный саркофаг. Крепился он железными скобами, а запирался с помощью замков, и не каких-нибудь, а древнерусских. Знаменитых — массивных, трубчатых. Тут же нашлись длинные ключи. Но потребности в них никто из археологов не испытывал: ведь для того, чтобы попасть к хану, достаточно было снять слой истлевших досок саркофага и тоненькую прослойку земли.
...Я снова приехал на курган спустя день, после того, как яму освободили от земли. Хан лежал, вытянув «руки» вдоль «тела», и смотрел пустыми глазницами в хмурое небо. Низкие, потрепанные тучи медленно плыли за Чингул, за Молочную и дальше, в сторону Кавказа, куда в 1116 году увел сорокатысячную армию молодой хан Отрок. Жестокое поражение потерпели тогда половцы от. киевского князя Владимира Мономаха и ушли на Кавказ, в горы. В Приазовье с небольшой ордой остался хан Сарчак. Сложным оказалось его положение. Сородичи считались только с везучими предводителями. И достаточно было малых, пусть и незначительных неудач, чтобы приговорить повелителя к смерти.
Не такая ли участь постигла хана с берегов Чингула? Не Сарчака ли похоронили столь торжественно и пышно после того, как приговор привели в исполнение? Ведь найденный умер насильственной смертью: круглое отверстие в теменной части черепа не оставляло никаких сомнений. Причем удар был нанесен сверху, очевидно, клевцом (нечто похожее на кайлоподобный топорик.— Авт.). Вряд ли это могло случиться в бою. Нанести удар в темя всаднику почти невозможно, к тому же хан носил шлем закрытого типа. Вон он, неповрежденный, стоит у его ног. Скорее всего знатный половец пал жертвой какого-то заговора или же понес наказание за неудачи орды.
Как бы там ни было, а похоронили хана достойно. Положили рядом длинную саблю с инкрустированной золотом рукоятью, два ножа, кинжал. На шею повесили массивную электровую (сплав золота и серебра) гривну, а ноги обвязали тоненькой витой золотой проволочкой.
Вот и все, что я увидел в день очередного прибытия в экспедицию. Увидел сверху, не спускаясь в яму.
Археологи нервничали. На курган бесконечным потоком ехали и шли любопытные, которых собственными усилиями исследователям никак не остановить. Люди есть люди, они лезли с вопросами, сами того не подозревая, мешали, и, ясное дело, в таких условиях работать было невозможно. И, видимо, поэтому Рассамакин только украдкой, опасливо поглядывая вокруг, показывал мне:
— На ногах у хана — золотая цепочка или веревочка, я ее землей прикрыл. А вон, у стены, видишь, из дерева золотая булавка торчит, не знаю пока, что это может быть. Рукоятки ножей и кинжала, как, собственно, и сабли, инкрустированы золотом, диадема на лбу — электровая. И это не все! Во многих местах нахожу тоненькие золотые ниточки, золоченые бляшки, которым числа нет...
Никто не ожидал, что главный сюрприз все-таки преподнесет ваза. Сначала было решили: это бронзовая с позолотой дарохранительница. А раз так, то не исключено, что она окажется наполненной драгоценными камнями или в крайнем случае монетами. Но вот пришло время поднимать вазу на поверхность...
Как только она оказалась в руках Владимира Дорофеева, тот понял — пустая. Потом осторожно открывали ее. И что же? В нижней половине вазы, в самом центре, оказался столбик-колонна, на вершине которого лежал инжир. По столбику ползет пантера. Работа тонкая, изумительная!
Открытие так поразило всех, что от сожаления по поводу отсутствия монет в «дарохранительнице» не осталось и следа. А позже ваза еще раз вознаградила археологов. Уже когда в Запорожском краеведческом музее обработали ее специальным составом, стало ясно, что ваза эта из чистого золота, да еще покрыта тончайшим орнаментом! Сверкающая, грациозная, под стеклянным колпаком на временной выставке в музее она казалась невесомой.
Но это будет потом, после окончания раскопок. А пока археологи надеялись расчистить захоронение и поднять хана за два дня...
Но вот прошел еще один день кропотливой работы. В яме, почти не разгибаясь, осторожно орудовал скальпелем Юрий Рассамакин. Ему помогала лаборант Таня Гошко. Художник Виктория Редзюк снимала план захоронения, зарисовывала отдельные детали. Что сделано? Расчищено два квадратных дециметра «пола», снято с позолоченных пластин несколько горстей земли и обломков саркофага.
Очень мало...
Утром следующего дня прибыли из Киевского института археологии АН УССР Владимир Дорофеев, специалист по средневековым кочевникам, и Виктор Клочко, специалист по древним тканям. Первый занялся вооружением хана, второй — его одеждой.
И полетели из ямы на поверхность большие и маленькие сенсации. Виктор насчитал у хана пять видов парчи, а их, добытых археологическим путем, до сих пор вообще известно всего лишь шесть! Обнаружился кафтан, шитый золотом, под ним — шелковая рубаха. В ногах — парчовая рубаха, а по разным уголкам саркофага — остатки, по меньшей мере, еще трех или четырех кафтанов. Один из них, темно-синий, шитый золотом, и украшен электровыми бляшками. Вскоре выяснилось, что золотая «проволочка», торчащая из обломков дерева, вовсе не булавка, а выпрямленная гривна. Хан «держал» ее в правой руке — чуть ли не триста граммов золота! Возле головы лежала серебряная чаша.
Здесь есть возможность порассуждать о происхождении хака. Много было бесед с археологами. И вот к чему все пришли. Дело в том, что одежду из парчи и пурпура имели право носить только императоры и представители высшего духовенства. Этим правом с успехом пользовались русские князья. По-императорски одет и половец, следовательно, знатным ханом он был; и не одной орды, а, по-видимому, целого объединения! Интересно, что византийский кафтан прикрывается у него одеждой сугубо восточного происхождения: словно подчеркивается этим пренебрежение к цареградским монархам, с которыми у половцев никогда не было согласия...
А с кем у них было это согласие? 1068 год, 1092-й, 1093-й, 1096-й — полоса опустошительных набегов половцев на южнорусские земли. Потом Владимир Мономах надолго их укротит. В битвах 1103, 1106, 1107, 1109, 1111 и 1116 годов половцы терпели от русских неслыханные поражения. Татаро-монгольское нашествие смело кипчаков с исторической арены. Хан Котян с частью орды попросил убежища у венгерского короля Белы IV, женил на его дочери своего сына и вместе с другими именитыми половцами играл видную роль при дворе. Немало кипчаков ушли в Египет и дали целую династию египетских султанов половецкого происхождения.
Но то уже был поздний период кипчацкого времени. Наш хан скорее всего — сын XII столетия. Жил он на широкую руку, потому и заказал для себя специальное вооружение у лучших мастерок. Какой-то искусник изготовлял ему ножи, одинаковыми бляшками оббивал колчан для стрел, золотил шлем. Такими же бляшками украшен деревянный щит, обтянутый кожей. Даже древки стрел имели орнамент, а тугое их оперение дожило до наших дней.
Шлем — вершина восторга. Археологи не ожидали, что он будет иметь длинный наносник, который вместе с нащечниками составит полумаску. Такой конструкции «железная шапка» у кочевника найдена впервые. Шлем с полумаской характерен для античных времен — и вдруг такой сюрприз... Да и вообще весь комплекс — большая удача Запорожской экспедиции Института археологии АН УССР. Неразграбленное захоронение половецкого хана не встречалось на протяжении последних восьмидесяти лет, а с таким богатым инвентарем его не находили ни разу за всю историю археологии...
Десять дней расчищали снаряжение хана. На третий на курган стали пускать небольшие экскурсии. На автобусах, на машинах, на мопедах и велосипедах, пешком ехали и шли люди со всех окрестных сел. А однажды в субботу прибыл длиннющий кортеж обвитых лентами «Жигулей» и «Москвичей» — свадьба. Татьяна и Николай — без пяти минут Лисняки — прямо с кургана поехали в загс. В тот же день на безымянном пальце правой руки хана нашли чудесный золотой перстень с александритом. А позже, на левой руке, еще один — с рубином. Как добрый знак на счастье молодым.
...Ночью кучи земли вокруг развороченной ямы напоминали фантастические черные горы. Над ними кружились совы и летучие мыши. В недалекой посадке ухал филин. Никакой тебе посторонней тени, никакого лишнего звука. Внизу по широкой долине петлял узенький Чингул. Почти незаметный среди зарослей камыша и густой травы, он давно уже непохож сам на себя. Но вода в Чингуле не высохла. Значит, память осталась.