Филипп III Испанский. Внутренняя политика

Вопреки прежнему утверждению, что кортесы после поражения комунерос — восставших кастильских городов (1521) — якобы потеряли политическое значение, в правление Филиппа III кастильское сословное собрание вновь показало свою несокрушимую силу.
Последние исследования ясно указывают на важную роль кортесов в вотировании налогов. В 1594 году одобренные кортесами финансовые объемы едва составляли 40 процентов общих поступлений в казну. В правление Филиппа III санкционированные кастильскими кортесами налоги и пошлины поднялись с шести миллионов (1601) или соответственно с более чем пяти миллионов (1621) ровно до половины всех королевских доходов.
О том, насколько важным по-прежнему оставался этот институт, свидетельствует тот факт, что в период с 1573 по 1664 годы кортесы в среднем заседали по восемь месяцев в году.

 

 

Без одобрения кастильского сословного собрания (оно состояло после выхода из него в 1539 году дворянства и духовенства из представителей 18 кастильских городов) короне было невозможно поднять налоги, и особенно всевозрастающие по значимости акцизы на вино, растительное масло и мясо. Города и их посланники требовали за эти финансовые уступки высокую цену: освобождения от налогов, другие привилегии городским коммунам, не забывая при этот и о личной выгоде. Поэтому, с социально-исторической точки зрения, достойно упоминания, что дворяне, т. е. сословие, которое формально с 1539 года больше не участвовало в кортесах, выступали депутатами городов. В течение XVII века среди них стало появляться все больше представителей высшей аристократии, в чем нашла отчетливое проявление борьба этого класса за право участия в управлении государством.
Разумеется, и корона пыталась контролировать кортесы, например, сам Лерма представлял города Мадрид (1607) и Бургос (1615). Но всякий раз достигнутые на заседаниях кортесов компромиссы ложились бременем на плечи простых кастильцев, поэтому в широких кругах населения эти сословные собрания не пользовались доброй славой.
Хотя правление Филиппа III было избавлено от крупных восстаний и даже мелких проявлений регионального сепаратизма, опасные признаки социального кризиса все же давали о себе знать. Ярчайшим симптомом был высокий рост преступности. Тот, кто отправлялся по дорогам Каталонии и Валенсии, вынужден был считаться с риском нападения разбойников. Именно в этих областях стал регулярным бандитизм, которому каталонские дворяне даже отчасти попустительствовали. Но в последующее десятилетие количество грабителей еще более возросло. Путешествия по Кастилии также стали чрезвычайно опасны. Особое распространение ночные нападения получили в быстрорастущей столице.
Эти проявления социального и экономического кризиса запечатлелись в широком потоке трактатов, для авторов которых (arbitristas) в XVII веке наступил своеобразный «золотой век». К наиболее частым жалобам, которые высказывались, например, священнослужителями Мартином Гонсалесом де Селлориго и Санчо де Монкада, относится в первую очередь непосильный налоговый пресс, давивший на кастильцев, в то время как в остальных частях государства налоги были гораздо ниже. Несколько в другом ключе были призывы к кастильцам и соответственно испанцам: возродить ремесла и вернуть им надлежащий престиж. Расточительный образ жизни дворянства осуждался, равно как и непомерные владения церкви, которые, по мнению многих авторов, служили на пользу не всему населению, а лишь немногим. В частности, для многих среди кастильцев желанной целью был справедливый раздел сельскохозяйственных угодий; с этим связывали перспективы развития сельского хозяйства.
Культурная жизнь Испании складывалась из весьма противоречивых явлений. Несмотря на «золотой век» литературы, связанный с такими именами, как Сервантес, де Вега и Кеведо, в духовной жизни наблюдались явные признаки кризиса. Хотя все еще издавались важные труды государственно-правового и социально-правового содержания, все же испанская академическая литература клонилась к закату. Доля научных названий в издательской продукции сократилась, как показывают центры кастильской книжной торговли, на треть. Духовный климат, не в последнюю очередь под влиянием Инквизиции, порождал чрезмерную осмотрительность, которая душила в зародыше все новое. Так что университетская наука постепенно коснела и вырождалась в рутинную схоластику.
Достойным упоминания исключением являлись руководимые иезуитами учебные заведения. Уже с 1559 года кастильские студенты могли обучаться только в Испании — исключение составляли лишь Неаполь, Коимбра, а также папские университеты Рима и Болоньи. За унификацию духовной жизни, обусловленную стремлением противостоять распространению еретических идей, Испания расплачивалась академической отсталостью. Можно считать, что распространение естественнонаучных знаний XVII века практически не затронуло Испанию.
Мирная передышка предоставила режиму возможность подойти к «проблеме», по его мнению, давно уже неотложно требовавшей решения: изгнание арабского населения (1609). Связь между перемирием с голландцами, развязавшими испанцам руки в Северной Атлантике, и высылкой морисков, которая указывает на усиление внимания к средиземноморскому театру военных действий, совершенно очевидна. После завоевания Гранады (1492) часть арабо-мусульманского населения осталась проживать на Иберийском полуострове. После восстания в 1568-1570 годах мориски были расселены по Кастилии, однако, как оказалось, неохотно поддавались культурной и религиозной ассимиляции. Особенно многочисленной была доля арабского населения в районе Валенсии, где мавры вели интенсивное овощеводство и садоводство с широким использованием ирригационных систем по арабскому образцу. Поводом для беспокойства являлись их предполагаемые связи с Османской империей. Подобные слухи рождались все чаще.
С морисками также связывали многочисленные разбойничьи нападения североафриканских пиратов на испанскую береговую линию и захваты испанских судов. Поговаривали, что якобы и французский король подстрекал их к восстанию, чтобы открыть фронт в самой Испании. Последние исследования единодушно сходятся в том, что изгнание морисков легло тяжелым бременем на испанское хозяйство. Страну покинуло около 270 000 в основном трудолюбивых, квалифицированных мелких крестьян и ремесленников. Вместе с демографическими потерями от чумы 1598-1602 годов Испания всего за десятилетие лишилась добрых десяти процентов своего населения.
Напротив, Антонио Кановас дель Кастильо, испанский историк и государственный деятель XIX века, утверждал, что благодаря изгнанию мавров Испания ликвидировала взрывоопасный очаг внутриполитического кризиса. Присутствие морисков впоследствии, в кризисном 1640 году, якобы способствовало бы обострению сепаратизма и региональных конфликтов, которые в том году потрясли Иберийский полуостров.

Статья получена: www.world-history.ru