Ганнибал. Бегство на Восток и гибель

Внезапное исчезновение Ганнибала вызвало в Карфагене смятение. Люди, собравшиеся рано утром в вестибюле старинного дома Баркидов приветствовать могущественного господина, обратить на себя его внимание, получить от него подарки и иные знаки милости, неожиданно обнаружили, что его нигде нет. Народ стекался на площадь; повсюду слышны были разговоры, что Ганнибал бежал, что его убили римляне. Сторонники и противники Баркидов готовы были, казалось, броситься друг на друга, однако в этот момент сообщили, что беглого суффета видели на о-ве Керкине, и волнение мало-помалу затихло. Сторонники Баркидов могли бы поднять народ, чтобы отомстить убийцам.

 

 

Однако мстить было некому и не за что: спасая свою жизнь, даже не попытавшись бороться, Ганнибал бросил своих приверженцев на произвол судьбы. По-видимому, именно глубоким разочарованием народных масс объясняется то, что римляне без труда и борьбы добились своего.
Сенатские послы могли уже не скрывать своего поручения. Выступая на заседании карфагенского совета, они обвиняли Ганнибала в том, что если раньше он подстрекал царя Филиппа воевать против римлян, то теперь он сговаривался с Антиохом и этолийцами, как побудить Карфаген к отпадению от Рима; Ганнибал бежал не иначе как к Антиоху и не успокоится, пока не разожжет пламя войны по всему земному кругу. Если карфагеняне хотят дать законное удовлетворение римскому народу, они не должны оставлять подобные деяния безнаказанными. Совет покорно отвечал, что он сделает все, что римляне сочтут справедливым; иначе говоря, если бы Ганнибал появился в Карфагене или на принадлежащих ему территориях, он был бы немедленно схвачен и выдан римским властям; в Риме Ганнибала ждала неминуемая расправа. Вполне последовательно Ганнибала объявили изгнанным, его имущество конфисковали и разрушили дом.
Римские послы не ошиблись: Ганнибал действительно решил отправиться ко двору Антиоха III. Да и не было у него другого выхода. Македония? Но македонский царь был слишком слаб, чтобы защитить Ганнибала от римлян. Египет? Но египетские послы совсем недавно предлагали римскому правительству помощь в борьбе против Македонии, если бы у Рима недостало собственных сил. Пергам? Но пергамский царь Аттал был одним из самых ревностных союзников Рима. Оставалась, следовательно, только селевкидская Сирия.
По пути Ганнибал зашел на о-в Керкину. Там он застал в порту несколько финикийских торговых кораблей с товарами. Знаменитого полководца узнали; когда он сходил на берег, со всех сторон раздались приветствия. Такая популярность создавала Ганнибалу серьезные затруднения. Если бы на Керкине узнали о бегстве, его могли задержать и препроводить в Карфаген; чтобы этого избежать, Ганнибал велел своим спутникам говорить, будто он послан в Тир послом от карфагенского народа. Ничего необычного здесь не было: Карфаген был колонией Тира, и карфагеняне постоянно отправляли в Тир своих посланцев и по обыкновенным повседневным делам, и для участия в храмовых и иных культовых действах. В таких посольствах участвовали и высшие должностные лица. Была и другая опасность: если бы один из кораблей покинул Керкину, отплыл в Тапс или Хадрумет и там стало бы известно, где Ганнибал находится, за ним обязательно снарядили бы погоню. Нужно было во что бы то ни стало задержать корабельщиков и торговцев, пока Ганнибал не уйдет из Керкины. Выход нашелся. Неожиданно для себя и те и другие были приглашены на торжественное жертвоприношение — обычное для северо-западных семитов, в том числе финикиян и карфагенян, священное пиршество, в котором, как полагали, незримо участвует божество. Ганнибал не поскупился на угощение и, пока участники трапезы отсыпались на своих кораблях и приходили в себя после, чересчур обильных возлияний, ночью тихо поднял якорь и вышел в море. Карфагенские и римские власти узнали о его стоянке на Керкине слишком поздно. В погоню за Ганнибалом карфагеняне отправили два корабля, но захватить беглеца так и не удалось.
Без новых приключений Ганнибал добрался до Тира. Там его встретили со всякого рода почестями, и он увидел себя среди своих, на второй родине. Можно представить себе, что он должен был почувствовать — изгнанник, чудом спасшийся от смертельной опасности и после того напряжения, которое он пережил, оказавшийся среди доброжелательных людей, восторженно глядящих на него, ловящих каждое его слово. И все же он не хотел терять время. Отдохнув несколько дней в Тире, Ганнибал отправился в Антиохию. Там он узнал, что царь находится в Малой Азии. Приняв участие в играх, которые царский сын устроил в Дафне (предместье Антиохии, славившееся роскошью и разгульным образом жизни), — вежливость и желание установить добрые отношения, а может быть, и любопытство помешали ему отказаться, — Ганнибал помчался в Малую Азию. Антиоха III он застал в Эфессе.
Ганнибал вовремя явился ко двору Антиоха. Царь, который после разгрома Филиппа V во II Македонской войне (200 — 196 гг.) остался главным противником Рима в борьбе за господство над Грецией и Малой Азией, готовился к неотвратимо приближавшейся войне, и, разумеется, участие столь опытного, талантливого, прославленного воина, победителя при Тразименском озере и Каннах, возбуждало у Антиоха и его солдат надежду и уверенность в победе. По словам Юстина, Антиох теперь думал не о том, как готовиться к войне, а как воспользоваться удачей. А что будет удача, в этом он не сомневался. Собственно, так же оценивали происходящее и в Риме и в Карфагене. Римские политики опасались нового вторжения Ганнибала в Италию; основания для подобного рода тревоги у них были.
Ганнибал торопился к Антиоху III, с которым, как мы уже говорили, он давно сговаривался о совместной борьбе против Рима, не для того, чтобы, удалившись от дел или заняв при особе царя более или менее обеспеченное положение, спокойно наблюдать со стороны за развитием событий. Разумеется, за беглым полководцем не стояло государства, он не располагал армией, хотя при благоприятных условиях можно было ожидать нового подъема антиримского движения в Карфагене, прихода к власти сторонников Ганнибала, ведь его бегство не устранило проблем, возникших в Карфагене после II Пунической войны, как не устранила бы их и его гибель. Предпосылки для враждебных римскому диктатору и олигархической «партии мира» выступлений торгово-ремесленных кругов по-прежнему сохранялись. Но главное было в другом. Ганнибал хотел предложить царю свои услуги в качестве полководца и свой план ведения войны.
План Ганнибала был очень прост. Вести войну, говорил он, следует в Италии: только там можно победить римлян. Италики доставят врагам Рима и воинов и продовольствие. Если же в Италии все будет спокойно и римлянам будет позволено вести войну за ее пределами, ни один народ, ни один царь не сможет их победить. Ганнибал просил у царя 100 кораблей, 10000 воинов и 1000 всадников; с ними он направится в Африку и там убедит карфагенян восстать против Рима. Если они откажутся, он сам переправится в Италию и победит. Царю, добавлял Ганнибал, достаточно переправиться в Европу или даже только делать вид, что он готовится к переправе, чтобы добиться победы или благоприятных условий мира. Подобные речи Ганнибал вел и позже, когда его надежды на поддержку из Карфагена рухнули.
Чтобы создать в Карфагене благоприятные условия для осуществления этого замысла, Ганнибал тайно отправил туда своего агента — некоего тирийца Аристона, который должен был войти там в контакт со сторонниками Баркидов и обо всем договориться. Однако скрыть его миссию не удалось. Враги Ганнибала добились, что Аристона вызвали в совет; на допросе он не назвал имен, хотя и не смог удовлетворительно объяснить, зачем, собственно, приехал и почему вел беседы только с известными деятелями баркидской «партии». В совете начались споры; одни предлагали немедля арестовать Аристона, другие говорили, что нельзя арестовывать чужеземца, да еще тирийца, ни с того ни с сего, без всяких доказательств вины. Дело решили отложить на один день, а тем временем Аристон, повесив на людном месте, там, где обычно заседали магистры, таблички с надписями, бежал. Из надписей магистраты узнали, что Аристон был послан не конкретно к тем или иным людям, но ко всему народу, и сочли за благо донести обо всем происшедшем в Рим. Такой результат миссии Аристона показал Ганнибалу, что рассчитывать на карфагенских друзей он пока не может.
С этим событием связано еще одно повествование Корнелия Непота, который рассказывает, будто Ганнибал, чтобы лучше влиять на положение дел в Карфагене, явился в Кирену. Однако это сообщение сопровождается у Непота невероятными подробностями: Ганнибал якобы вызвал к себе в Кирену своего брата Магона (умершего, как уже говорилось, еще до битвы при Заме). Включение в это повествование явно вымышленных деталей, освещающих дальнейшую судьбу Магона, ставит под сомнение и традицию Непота в целом. Но если даже признать, что поездка Ганнибала в Кирену состоялась, нельзя не видеть, что благоприятного для него результата она не имела.
Неудача Аристона, по всей видимости, была одной из причин, которые заставили Антиоха III отказаться от предложения Ганнибала, хотя поначалу царь согласился с ним; послать своего агента в Карфаген Ганнибал, конечно, не мог без согласия своего гостеприимного хозяина. Однако надежды на Карфаген рухнули, результаты же многолетней войны самого Ганнибала в Италии свидетельствовали, конечно, против его замыслов. К тому же Антиох не мог не отдавать ce6e отчета в том, что Ганнибал станет завоевывать Италию для себя (или для Карфагена, что в этом случае было одно и то же) и, следовательно, в случае успеха вместо одного противника в борьбе за власть над средиземноморским миром появится другой, может быть, даже более опасный. К этому присоединились и личные мотивы.
В 193 г. в Эфес прибыло римское посольство, которое должно было еще раз попытаться выяснить с Антиохом III спорные вопросы, и прежде всего добиться его невмешательства в греческие дела. Царь в этот момент был занят войной в Писидии, и послы, главным образом Публий Виллий, использовали время ожидания для того, чтобы установить или делать вид, что устанавливают, тесные контакты с Ганнибалом. По словам Юстина, они должны были внушить Ганнибалу миролюбивое отношение к Риму либо, если это не удастся, скомпрометировать его в глазах царя. Ливий несколько иначе объясняет поведение Виллия: он хотел глубже проникнуть в замыслы Ганнибала и разузнать, не грозит ли Риму опасность. Одно не исключает другого, и Виллий, как, очевидно, и другие участники посольства, ожидая официального ответа царя, все свое время проводил с Ганнибалом. Они вели странные разговоры: Ганнибал из ложного страха покинул отечество, тогда как римляне со всею добросовестностью соблюдали мир, заключенный не столько с его государством, сколько с ним самим; войну Ганнибал вел больше из ненависти к римлянам, чем из любви к отечеству, ради которого лучшие люди должны жертвовать даже жизнью; войны между народами вызываются не раздорами между полководцами, а причинами государственными. Римляне восхваляли деяния Ганнибала, и престарелый полководец,. уступая извинительной человеческой слабости, часто и охотно говорил с послами на эти темы. Он, впрочем, и сам отвечал любезностью на любезность. Ливий, Плутарх и Аппиан сохранили интереснейший рассказ о том, будто в этом посольстве участвовал и Сципион; однажды во время беседы Сципион спросил Ганнибала, кого тот считает величайшим полководцем. Ганнибал ответил: Александра Македонского, который с небольшим войском разгромил огромные полчища врага и проник в отдаленнейшие страны; вторым — Пирра, который первым начал устраивать воинский лагерь, а третьим — себя. «Чтo бы ты сказал, — продолжал Сципион, — если бы победил меня?» — «Тогда, — сказал карфагенянин, — я считал бы себя выше и Александра, и Пирра, и всех других полководцев». Современники, и в том числе наш источник, увидели в этих словах только изощренную форму лести: Ганнибал дал понять Сципиону, что его он признает самым крупным полководцем, вне всякого сравнения с Александром Македонским, не говоря уже о других. Такой элемент в высказываниях Ганнибала, безусловно, имелся. Однако для нас важнее другое: характерное и для эпохи, и для самого Ганнибала преклонение перед более или менее удачливыми авантюристами, покорителями вселенной. Оно обнаруживает духовную генеалогию Ганнибала: он и сам был по своему воспитанию, по всем своим поступкам, по образу мыслей с головы до ног солдатом-завоевателем, он привык рассчитывать только на наемных воинов, веривших в своего полководца и его удачу, он тоже стремился, подобно Александру и Пирру, к созданию всемирной державы под властью Карфагена, т. е. в конечном счете для себя. Аппиан сохранил до наших дней еще одно чрезвычайно важное замечание Ганнибала, опущенное другими источниками. Обосновывая в беседе со Сципионом свою самооценку, Ганнибал говорил о том, что он юношей завоевал Испанию, перешел через Альпы (первым после Геракла; местные племена и их регулярные экспедиции в расчет не принимались), а в Италии, не получая помощи из Карфагена, завоевал 400 городов, внушая римлянам страх за само существование их города. Оглядываясь на пройденный путь, Ганнибал и в себе ценил прежде всего достоинства полководца. Повторяя свою версию о позиции карфагенского совета, он теперь, не только придерживался единственной для него возможной интерпретации событий, он старался представить себя человеком, который фактически сам, на свой страх и риск затеял и вел войну, которому безраздельно принадлежат ее победы и поражения.
Главная цель, которую Публий Виллий поставил перед собой, была достигнута: Антиох стал подозревать Ганнибала в измене и относиться к нему с явным недоверием. Правда, Ганнибалу удалось вроде бы рассеять тучи, собравшиеся над его головой: он напомнил царю о своей клятве, о том, что именно он, Ганнибал, — самый последовательный и непримиримый враг Рима. Пока Антиох борется с Римом, он всегда может рассчитывать на поддержку и верность Ганнибала. Примирение было достигнуто, однако отчуждение осталось, и если Антиох еще приглашал своего гостя на совет, то не для того, чтобы учитывать его точку зрения, а чтобы не казалось, будто Ганнибалом пренебрегают.
К тому же Ганнибал не считал, по-видимому, нужным скрывать от Антиоха своего отрицательного мнения о селевкидской армии и высказывал его при каждом удобном и неудобном случае, не очень заботясь о выборе слов и оборотов речи. Вот один из таких эпизодов: Антиох устраивает в. присутствии Ганнибала смотр своей огромной армии с ее золотыми и серебряными значками, дорогим оружием и всякого рода украшениями. «Не считаешь ли ты, — спрашивает он Ганнибала, — что все это достаточно для римлян?» — «Достаточно, вполне достаточно для римлян всего этого, — последовал мгновенный ответ, — хотя они и очень жадны». Подобное откровенное пренебрежение не могло прийтись по вкусу царю, ожидавшему победы и уже уверенному в успехе.
Наконец, Антиох просто не желал делить с Ганнибалом. лавры победителя.
К началу войны между Антиохом III и Римом положение в Греции, казалось, было вполне благоприятным для осуществления замыслов Антиоха. Против римлян выступал Этолийский союз, провозгласивший Антиоха своим верховным стратегом; в Греции, задавленной римским солдатским башмаком, сильно было демократическое антиримское движение, все свои надежды возлагавшее на Антиоха. Напрасно Ганнибал предлагал царю заключить союз с Филиппом V или отвлечь его пограничной войной, напрасно он советовал перенести войну в Италию; его уже никто не слушал. Осенью 192 г. Антиох высадился в Фессалии, но уже в апреле 191 г. он был разбит у Фермопил и с ничтожными остатками своей армии бежал в Малую Азию, в Эфес. Причиной этого разгрома помимо неподготовленности его солдат было то, что Антиох не получил в Греции той поддержки, на которую рассчитывал. Его союзники дали ему слишком мало воинов, а среди его противников были Афины, Ахейский союз, Македония...
Ганнибала, сколько об этом можно судить, царь держал в тени и не позволял ему участвовать в боевых операциях. Только после разгрома при Фермопилах Антиох решил воспользоваться его опытом и... назначил его командующим наскоро собранной флотилией, которая должна была обеспечивать позиции царя в Восточном Средиземноморье. Даже теперь, когда возникла непосредственная опасность селевкидскому господству в Малой Азии, Антиох постарался отправить Ганнибала на один из самых второстепенных участков предстоящей кампании. Однако Ганнибал принял это, несомненно оскорбительное для него предложение, настолько сильным было его стремление еще раз ударить по ненавистному врагу, взять реванш.
Деятельность Ганнибала в непривычной для него роли флотоводца не принесла ему успеха. Его противником был союзный Риму Родос, и в битве при Сиде, у берегов Памфилии, родосцы сначала потеснили правый фланг сирийцев, которыми командовал Аполлоний, один из придворных Антиоха, а затем обрушились на левый, где находился сам Ганнибал, какое-то время одолевавший неприятеля. Их натиска Ганнибал не выдержал и бежал (август 190 г.). С того времени он активного участия в войне не принимал. У Аппиана события излагаются иначе и, видимо, менее достоверно: сражение произошло между римским и селевкидским флотом; последним командовал Поликсенид; только после разгрома и бегства селевкидских моряков Ганнибал был послан в Финикию и Киликию набирать новый флот; родосцы заперли Ганнибала у берегов Памфилии и захватили несколько судов.
Как бы то ни было, неудача Ганнибала заставила Антиоха более серьезно отнестись к морским операциям и ввести в дело весь свой флот. Однако около Мионессы сирийский флот был снова разгромлен, а еще через некоторое время, по-видимому в самом начале 189 г., произошло решающее сухопутное сражение неподалеку от Магнесии, и наголову разбитый Антиох III вынужден был искать мира. Он согласился на все требования римлян (главным из них был отказ от всех европейских и малоазийских владений). Среди условий мирного договора, заключенного в Апамее в 188 г., было и такое: «Выдать Ганнибала-карфагенянина».
Разгром Антиоха III круто изменил ситуацию во всем Восточном Средиземноморье. Рим, который пока еще не имел здесь своих владений, стал на Востоке решающей политической силой, верховным арбитром во всякого рода спорах; постоянно вмешиваясь и властным своим словом улаживая конфликты, Рим исподволь подготовлял аннексию Малой Азии, Сирии и Египта. Ему, правда, понадобилось еще больше 150 лет, и окончательное покорение эллинистических царств завершил Октавиан, однако фундамент был заложен в 188 г. апамейским договором.
Что же касается Ганнибала, то для него поражение Антиоха III было крупнейшей жизненной катастрофой. Рушились последние надежды. Больше не с кем было искать союза, некого было побуждать к походу на Рим. Ненавистный враг представал перед Ганнибалом как страшная громада, которую никто не мог разрушить, как могущественнейшая сила, которой никто не мог противостоять. Престарелому полководцу (ему было, вероятно, около 60 лет) оставалось, по всей видимости, только одно — искать убежища, где он мог бы провести в безопасности и покое те немногие годы, которые ему еще оставалось жить. Однако ни покоя, ни безопасности, в условиях когда повсюду господствовали римляне, когда римское правительство со всею определенностью потребовало его выдачи, никто ему гарантировать не мог. Да и сам Ганнибал не собирался сдаваться.
В нашем распоряжении имеется традиция, согласно которой Ганнибал побывал при дворе армянского царя Артаксия (Арташеса I) и основал для него город Арташат (Артаксату) на Араксе. Сомнения в достоверности этого предания не кажутся оправданными. Нет никакой физической невозможности того, что Ганнибал отправился в Армению, например, в момент, когда происходили переговоры между римскими послами и Антиохом после битвы при Магнесии (так у Плутарха). Однако в Армении Ганнибал задержался недолго. Почему он покинул эту страну, мы не знаем. Может быть, не хотелось ему дожидаться смерти где-то в далекой глуши, на окраине тогдашнего мира?
Вскоре после заключения апамейского мирного договора Ганнибал объявился в Гортине (о-в Крит). Опасаясь за свои «богатства (по острову прошли слухи, что Ганнибал привез с собой огромные ценности), он сделал вид, будто передал их на хранение в храм Дианы: наполнив многочисленные амфоры медью, он сверху прикрыл ее золотом и серебром, а затем поместил амфоры в святилище. Деньги свои Ганнибал спрятал в медных статуях, которые держал во дворе дома, где жил.
На Крите Ганнибал задержался недолго. Оттуда он отправился в Вифинию (у Корнелия Непота ошибочно — в Понт) ко двору тамошнего царя Прусии. Последний как раз в этот момент вел — весьма неудачно — войну с пергамским царем Евменом, активнейшим союзником Рима, которому римское командование в значительной степени было обязано своей победой при Магнесии. Ганнибал принял участие в этой, последней для него кампании и даже попытался, хотя и без успеха, организовать убийство пергамского царя. В морском сражении ему удалось обратить пергамские корабли в бегство, бросив на их палубы сосуды со змеями. Использовать этот трюк он раньше предлагал, хотя и безрезультатно, Антиоху.
Между тем к Прусии прибыл (в 183 г.) римский посол Тит Квинкций Фламинин. По Корнелию Непоту, переговоры сначала происходили в Риме между Фламинином и послами Прусии и лишь затем Фламинин был послан в Вифинию. О том, что произошло дальше, имеются следующие рассказы. Согласно версии Корнелия Непота, Фламинин потребовал выдать Ганнибала римлянам; Прусия заявил, что он не может нарушить законы гостеприимства, но римляне сами без труда могут захватить Ганнибала. По Ливию, то ли Фламинин упрекнул Прусию в том, что тот держит у себя опаснейшего врага римлян, то ли сам Прусия вознамерился угодить Риму, как бы то ни было, Ганнибал внезапно увидел, что его дом со всех сторон окружен вифинскими солдатами. Сомнений в их намерениях не могло быть. Ганнибал еще пытался спастись. В его жилище со всех сторон были выходы, всего семь, в том числе и потайные. Ганнибал послал мальчика посмотреть, можно ли бежать из дома, но известия получил неутешительные: у всех выходов стояли царские воины. Не ожидая, когда они ворвутся в дом, Ганнибал принял яд. По версии Аппиана, Ганнибала отравил вифинский царь. Перед смертью он, как передавали, сказал: «Избавим римлян от их давней заботы, раз уж им невтерпеж дождаться смерти старика».
Похоронили Ганнибала в Либиссе, на европейском берегу Босфора, в каменном саркофаге, на котором высекли надпись: «Ганнибал здесь погребен».

Статья получена: www.world-history.ru