Карл IX Французский. Годы самостоятельного правления

С концом третьей гражданской войны в пределах нескольких лет правление Карла IX достигло поворотного момента. До сих пор вся политическая энергия Франции находила выход во внутренних распрях, В католической Европе топ задавала Испания, ни на минуту не оставлявшая сомнений в том, какой она хочет видеть нормализацию внутренних дел в королевстве лилий, и имевшая важную поддержку в кругу радикальных католиков. Екатерина Медичи постоянно пыталась избежать трений с Филиппом II, которого она опасалась больше, чем кого-либо другого. После смерти своей дочери Елизаветы, бывшей с 1559 г. замужем за испанским королем, она тщетно надеялась, что ее зять женится на ее младшей дочери.

 

 

Но король Испании выбрал старшую дочь императора Максимилиана, которую Екатерина хотела заполучить для Карла IX, Король Франции должен был удовольствоваться младшей дочерью Максимилиана Елизаветой, что Екатерина сочла явным оскорблением. План брака Маргариты Валуа с королем Португалии был столь же малоуспешным. Конец третьей протестантской войны открыл новую перспективу для политически выгодного брака Маргариты. Если Колиньи был фактическим вождем гугенотов, то символом и интегрирующей фигурой являлся другой — Генрих Наваррский. Этот ближайший родственник королевского дома, который однажды взойдет на трон Франции как король Генрих IV, был сыном короля Антуана и ярой протестантки Жанны д'Альбре, когда-то принесшей в приданое потомку Бурбонов маленькое пиренейское королевство. С привлечением ко двору молодого Генриха Наваррского можно было лучше контролировать гугенотов и, кто знает, возможно, в будущем даже обратить в католичество их главу. К этому вскоре добавилось еще одно брачное предложение огромного политического значения: Елизавета Английская намекнула на свою заинтересованность в браке с младшим братом короля герцогом Анжуйским. Предложение, конечно, польстило Екатерине Медичи, хотя она не могла полностью положиться на искренность Елизаветы. Возможность этого брака и тем самым союза с Англией в будущем оставалась важным элементом в расчетах французской политики, так как здесь открывалась перспектива создать противовес испанской сверхдержаве.
Последующий ход событий в значительной степени определялся тем, что молодой король начал все больше вмешиваться в происходящее. Правда, его желание никогда не было определяющим фактором политической динамики: слишком много интересов, слишком много концепций сосредоточилось в раздираемой противоречиями Франции. Карл IX, как и Екатерина, стоял за независимую от партий монархию, но они не всегда выбирали одинаковые средства: Карл с юношеским честолюбием был готов пойти на риск. Екатерина же всегда была осторожной и осмотрительной. Оба могли рассчитывать только на ограниченную лояльность непримиримой католической группировки вокруг Гизов, сделавшей герцога Анжуйского своим предводителем. Но их противник с протестантской стороны тоже не был абсолютно свободен в своих действиях, так как и у протестантов имелось воинствующее крыло, которое трудно было держать под контролем. Знаменитая Варфоломеевская ночь августа 1572 г. явилась в определенной степени следствием этих отношений, при которых никто не мог быть истинным хозяином положения.
Но проследим за событиями по порядку. Теперь уже двадцатилетний Карл IX за долгие годы внутренних смут и тягостной зависимости от благосклонности Мадрида выработал стойкую неприязнь к Испании и, казалось, твердо решил вернуться при первой же возможности на прежний путь антигабсбургской политики. Она представилась, когда папа, не заручившись согласием Филиппа II и императора, сделал Козимо Медичи великим герцогом Тосканским. Опасаясь возможной реакции этих двух Габсбургов, имевших большие интересы в Италии, Козимо безуспешно искал поддержки у немецких принцев. Когда находившийся в то время в Ла-Рошели брат Вильгельма Оранского Людвиг Нассауский сообщил Карлу IX об этих обстоятельствах, король проявил заинтересованность: он предложил Козимо проект союза в обмен на перспективу территориального преимущества в Нидерландах, не посвятив в это свою мать. Первая попытка самостоятельно осуществить антигабсбургскую политику быстро потерпела неудачу из-за осторожной позиции флорентийцев, однако Карл продвигался дальше по намеченному им пути: судя по всему, в июле 1571 г. в Фонтенбло произошла встреча между ним и Нассау, в ходе которой обсуждался план завоевания и раздел Нидерландов между Англией, Францией и Вильгельмом Оранским.
Эта политика, даже при условии, что Англия пойдет на альянс, казалась крайне смелой; без поддержки Елизаветы она была просто авантюрой. Брак с герцогом Анжуйским никак не заключался, Герцог в случае брака с Елизаветой отказывался менять религию. У его младшего брата Алаисона, которого Екатерина ввела в игру вместо него, таких сомнений не было. Однако и эта попытка окончилась впустую, так как английская королева не собиралась отдавать свою руку только за красивые слона. Она потребовала Кале, что было слишком высокой ценой для Екатерины и Карла. Возвращение ко двору летом 1571 г. адмирала Колииьи имело две причины: во-первых, Екатерина и Карл ожидали от его присутствия положительного влияния на переговоры о браке с Наваррой, во-вторых, облегчения взаимопонимания с Англией. Колиньи предпочел бы не ограничивать свободу своих действий близостью к центру королевской власти. Что касалось войны против Испании и помощи Нидерландам, он скептически относился к связи с политикой короны и охотнее бы сам связался с Англией. Однако Нассау при контактах с Карлом IX слишком далеко продвинул дела, и требовалось присутствие Колипьи при дворе, чтобы держать под контролем события и активное крыло протестантов. Как бы ни старался Карл IX в эти дни объяснить спою собственную политическую линию, ему должно было быть ясно, что без твердой надежды на помощь Англии завоевание Нидерландов было неосуществимо. Объявление войны Испании, вероятно, сделало бы невозможным столь важный по внутриполитическим причинам брачный союз Генриха Наваррского и Маргариты Валуа, против которого непримиримые католики вели борьбу.
Это была ситуация без ясной перспективы, к которой добавилось объявление войны Испании Вильгельмом Оранским, немецким покровителем и вождем нидерландских протестантов. Карлу IX не удалось до сих пор создать предпосылки для активного вмешательства в этот конфликт. Англия в новой ситуации была готова к заключению союза, однако ее действия носили чисто оборонительный характер и не обязывали Елизавету поддерживать наступление.
На зондирование Альбы в отношении французской позиции в этом конфликте Карл IX отреагировал поспешным заверением в благожелательном нейтралитете; в мае он также дезавуировал операции Людвига Нассауского, которые привели к оккупации Моиса и Валансьена. Колиньи в июле 1572 г. решил сам выступить в поход против Альбы во главе протестантской армии. Чтобы помешать этому, Карл IX дал согласие на акцию, при которой протестантский контингент под командованием сеньора де Жанлиса должен был занять Като-Камбрези, но так, чтобы тайная поддержка короны не стала явной. Эта операция нужна была в первую очередь для выигрыша времени. Однако самоуправство Жанлиса, который вопреки заданию попытался снять осаду с Монса и при этом был взят в плен, привело к драматическому обострению ситуации. Карл IX снова попытался снять с себя ответственность и даже поздравил Альбу с успехом, но его сильно скомпрометировали найденные у Жанлиса документы и вырванные под пыткой признания. Намерение Колиньи вести борьбу против Альбы в союзе с королем или без него теперь стало очевидным. Екатерина Медичи умоляла своего нерешительного сына не поддаваться уговорам адмирала. В конце июля королевский Совет категорически отверг всякую мысль о войне с Испанией. Разумеется, во время этих бурных событий и дискуссий дело доходило до яростных перепалок, и многие, иногда неправильно понятые высказывания, что бы они ни значили, принимались как доказательство угрожающего поведения Колиньи и его сторонников.
У противников адмирала создалось впечатление, что события грозят выйти из-под контроля и следует опасаться восстания гугенотов, в распоряжении которых имелись войска общей численностью около 15 000 человек. Опасность, исходившая от неконтролируемого адмирала, в окружении Екатерины Медичи, к которому принадлежали Анжу, молодой герцог Гиз и многие члены королевского Совета, способствовала возникновению убеждения, что устранение адмирала является единственным средством спасти положение. В пятницу 22.08.1572 г. сразу после того как состоялась долгожданная свадьба Генриха Наваррского и Маргариты Валуа, произошло покушение на Колиньи. Адмирал был серьезно ранен, но остался жив.
Карл IX был потрясен этим происшествием и назначил немедленное тщательное расследование. Находившиеся в Париже протестанты пришли в величайшее волнение. Ситуация, которую с помощью убийства Колиньи, надеялись взять под контроль, крайне обострилась. Испуганные перспективой, что король, узнав об их причастности к покушению, откроет их заговор, люди из окружения Екатерины Медичи, судя по всему, ухватились за мысль одним ударом обезглавить всю протестантскую партию, то есть устранить всех вождей, собравшихся в Париже с Колиньи. Вероятность удара со стороны протестантов помогла убедить неуверенного и легко внушаемого Карла IX дать разрешение на эту кровавую акцию, ограниченную кругом от 20 до 30 жертв.
Только события развивались иначе, чем было запланировано. На рассвете 24.08.1572 г. началось уничтожение руководителей гугенотов. Колиньи был убит у себя дома людьми герцога Гиза. Но среди парижского населения образовались радикальные группы, которые убивали протестантов, а иногда не щадили и католиков. То, что происходило в Париже, уже никто не мог контролировать. Только через три дня, 27.08 в городе восстановилось спокойствие, но вскоре после этого подобные эксцессы произошли в других городах. Многие вопросы, связанные с Варфоломеевской ночью и ее последствиями в провинции, остаются открытыми. Полагают, что в Париже она стоила жизни 1500 — 2000 человек; ответственность за нее окончательно не выяснена и, возможно, никогда не будет выяснена. Однако достоверно известно, что никто не хотел того, что произошло. Протестантская партия лишилась своей верхушки, но не все протестанты, проживавшие в Париже, были убиты, как это часто утверждалось.
При объяснении резни нужно, безусловно, принимать во внимание ряд социально-исторических и социально-психологических факторов. Именно в Париже пустил корни воинствующий, даже фанатичный католицизм. «Простой люд», маленькие люди, не принадлежавшие к привилегированным ремесленникам или купцам, среди которых число протестантов было очень большим, твердо стояли за старую веру. Столица в этом отношении всегда была опорой непримиримой католической партии, группировавшейся вокруг Гизов и Анжу. Но простое возложение ответственности за кровавую бойню на расплывчато определяемую «народную массу» было бы слишком упрощенным ответом. Фанатичные группы, которые в ночь с 23 на 24.08 и после этого участвовали в кровавой резне, кроме социально непривилегированных низов, в значительной степени состояли из представителей того слоя, который обогатился за счет конфискованной собственности гугенотов и, по эдикту 1570 г., должен был вернуть состояние или опасался этого. Последнее слово о рождении идеи, ходе и глубинных причинах Варфоломеевской ночи остается за будущими исследователями. Карл IX согласился на ограниченную акцию под сильным давлением, однако перед парламентом 26.08 он взял на себя ответственность за случившееся. Якобы протестанты, так он объяснил, готовились к открытому бунту, его трон, его жизнь и жизнь королевской семьи находились в опасности. Состоялся суд над Колиньи (посмертно), те из его ближайшего окружения, кто пережил резню, по всей форме были приговорены к смерти и казнены. То, что ужасные парижские события сопровождались радостными поздравлениями католических государств, прежде всего Испании и паны, сегодня нам кажется извращением и может пониматься только как религиозный энтузиазм того времени, так как тогда с обеих сторон шла борьба не за хорошую жизнь на земле, а за спасение бессмертной души. В протестантских странах был подорван авторитет короны, и все заверения короля, несмотря ни на что, оставить без изменения Сен-Жерменский эдикт, не могли ничего изменить. Разве только они показали современникам, что носитель короны с 23.08 по 26.08 не был хозяином положения.
Неполные два года, которые оставались физически все более деградировавшему королю, жившему отныне под величайшим душевным бременем, отмечены анархией и гражданской войной, и в это время началась реорганизация чудовищно пострадавшего, но не сломленного протестантизма, адепты которого воспринимали события августа 1572 г. как Божие испытание, из которого они вышли с несокрушимой уверенностью в себе.
До сопротивления короне и военных операций дело дошло главным образом в связи с осадой крепости Ла-Рошель и на юге Франции, в Лангедоке. После Варфоломеевской ночи Ла-Рошель отказалась принять направленного королем губернатора и упорно, но безуспешно осаждалась королевскими католическими войсками под командованием Анжу. Конец осады в июле 1573 г. был скреплен соглашением, которое позже под названием Булонского эдикта стало действительным для всей Франции. Это событие связано с сообщением о состоявшемся избрании Анжу королем Польши, к чему Екатерина Медичи стремилась после смерти последнего Ягеллона (1572), борясь против кандидатур нескольких протестантских принцев, а также царя и австрийского Габсбурга. В Булонском эдикте были сильно урезаны права, предоставленные Сен-Жерменским эдиктом 1570 г.: при общей свободе совести свобода отправления культа была ограничена Ла-Рошелью и некоторыми другими городами, права на свободу религии для дворянских землевладельцев сохранялись теперь при определенных условиях. Протестанты Лангедока, которые перед этим заключили перемирие с губернатором региона, умеренным католиком по имени Данвилль из рода Монморанси, родственником Колиньи, были недовольны этими условиями и на многочисленных собраниях в Ниме и Монтобане приступили к формулированию собственных требований. Они предложили их Карлу IX в памятной записке. Эти требования касались, в частности, свободы совести и отправления культа во всем королевстве, освобождения от предписаний и налогов, противоречивших протестантской религии, установления большей правовой защищенности, которая должна была гарантироваться введением «состоящих из двух равных частей палат», то есть сформированных из протестантов и католиков судов. В центре перечисления этих требований стоял, правда, вопрос о широком предоставлении гарантий, которые бы обеспечили готовность приверженцев Кальвина к окончательному умиротворению и реинтеграции в государство: гугеноты Лангедока внесли предложение об интернациональной гарантии, осуществлявшейся Англией, Швейцарскими кантонами или немецкими принцами. На эти условия, неприемлемые с точки зрения монархии, заботящейся о полном обладании властью, Карл IX отреагировал сдержанно, но не обрывая нити переговорного процесса.
Летом и осенью 1573 г. двор был занят избранием Генриха Анжуйского королем Польши. Карл IX не был опечален возможностью удаления из Франции нелюбимого брата, представлявшего опасность как центр притяжения непримиримых католиков. Екатерина Медичи охотно оттянула бы отъезд как можно дольше, не в последнюю очередь по причине быстро ухудшавшегося состояния здоровья Карла, что подавало герцогу Анжуйскому надежду на обмен польской короны на французскую. Король Польши в ноябре отправился в свое королевство. Екатерина сопровождала его до Нанси. По пути, в Бломоне, она встретилась с Людвигом Нассауским, которому, по трудно объяснимым мотивам, она еще раз предложила план совместной интервенции в Нидерланды. По-видимому, она старалась обеспечить своему сыну беспрепятственный проезд через владения протестантских немецких принцев, так как письменное обязательство Нассау, несмотря на все старания, ничего не могло дать.
Для Карла IX отъезд Анжу не был концом групповщины, которая росла на почве ожесточенного религиозного раздора и угрожала подчинить монархию своим собственным интересам или сломить ее. Новой центральной фигурой подобных стремлений стал младший брат короля герцог Алансонский, который в отличие от Анжу не знал сомнений религиозного характера и гнался за химерой единоличной власти в Нидерландах или другом месте. Именно по причине своего религиозного безразличия Алансон стал потенциальной фигурой, подходящей как для тех католиков, которые были в натянутых отношениях с непримиримой группой Гизов, как, например, сгоронникн дома Минмиранси, так и для протестантов. Кроме всего прочего Алансон был озлоблен тем, что Карл IX, который не хотел больше терпеть возникновения центра власти, находящегося лишь условно в радиусе его влияний, как во времена Анжу, отказал ему в назначении королевским генерал-лейтенантом вместо уехавшего в Польшу брата. Когда он вместе с Генрихом Наваррским, сменившим религию после Варфоломеевской ночи и удерживаемым при дворе нелюбимым мужем Маргариты, решил бежать к Людвигу Нассаускому, Екатерина Медичи своевременно предотвратила эту попытку заговора. Но на этом происки Алансона не закончились. В декабре 1573 г. снова обострились отношения короны с протестантами на юге Франции, когда они в Милло объявили основные принципы «гражданского союза протестантской церкви», которые предусматривали строгую организацию гугенотских общин с почти государственными признаками: с компетенцией в военной, финансовой, судебной и политической сферах. Такое покушение на права короны Карл IX принять не мог и, несмотря на продолжение переговоров, готовил отправку войск. Вырисовывался новый конфликт, к тому же вскоре заволновались протестанты на западе и подтвердили свою солидарность с единоверцами из Южной Франции. Их предводитель Ла Ну был избран главой гугенотского войска в ожидании вождя, как говорили, более высокопоставленного, чем кто-либо до этого, — намек мог относиться только к Алансону.
В марте 1574 г. новая попытка герцога покинуть двор и добраться до Людвига Нассауского опять не удалась. На этот раз заговор приобрел угрожающие размеры, в нем участвовали многие члены католической, но враждебной Гизам семьи Монморанси, и прежде всего старший сын коннетабля маршал Франсуа Монморанси. Под подозрение попал даже Данвилль, стоявший с королевскими войсками в Лангедоке. Когда Карл IX его отозвал, чтобы заменить не вызывавшим сомнений губернатором, Данвилль не подчинился приказу, окопался в Монпелье и вскоре после этого открыто вступил в союз с протестантами региона. Что бы ни стояло за этими заговорами, служили ли они исключительно личным интересам, или же были первыми ростками поддерживавшей единство католиков н протестантов коалиции против разрушающей Францию силы конфессиональной непримиримости, ясно одно, что общая ситуация в королевстве к феврале 1574 г. снова была неспокойной и безнадежно неопределенной. Карл IX был избавлен от гигантской задачи усмирения своего королевства и спасения монархии. Он умер 30.05.1574 г. от прогрессирующего упадка физических сил и оставил корону бывшему герцогу Анжуйскому, нынешнему королю польскому и будущему королю Франции Генриху III.

Статья получена: www.world-history.ru