«Они пришли как освободители»

Мимо проносились автомашины, мотоциклы, шли толпы туристов в разноцветных свитерах и шапочках, увешанных фотоаппаратами и кинокамерами, доносился истошный крик транзистора, хлопали двери магазинчиков, заваленных сувенирами и открытками.

А мы стояли в благоговейном молчании, не в силах оторвать глаз от старинного дома. И оживал тот далекий осенний день последнего года уходившего восемнадцатого столетия. Тогда перед домом нетерпеливо били копытами кони адъютантов Суворова, по ступеням лестниц сбегали офицеры с боевыми приказами, невдалеке дымили солдатские кухни, толпились суровые мужчины — лесорубы и горные проводники. Один из них, тичинец Антонио Гамба, рассказывал о штурме Сен-Готарда.

 

 

Он сам вызвался провести русского полководца через гряду Альп. В комнате наверху фельдмаршал писал донесение в Санкт-Петербург о только что одержанной победе.

«Начали передовые войски всех трех колонн производить свои действия, неприятель жестоко противился Колонны наши повели атаку и учинили на неприятеля такое нападение, которое принудило его ретироваться»

В составе так называемой 2-й коалиции Россия вела войну с Францией. Осенью 1799 года армия фельдмаршала А. В. Суворова освободила от неприятеля уже почти всю Северную Италию. В этот момент поступил приказ идти в Швейцарию, куда направлялся также русский корпус генерала Римского-Корсакова и где стояли австрийские войска. Оттуда предстояло начать вторжение во Францию. От Цюриха до Тичино на заранее подготовленных позициях были развернуты армии лучших французских генералов, Массены и Сульта, будущих наполеоновских маршалов, и дивизия Лекурба.

Для соединения русских армий в районе Цюрихского озера Суворов избрал кратчайший, но и наиболее трудный, особенно в условиях надвигающейся зимы, путь через перевал Сен-Готард. Там, на высоте 2100 метров, проходила к тому же первая линия обороны французов

13 сентября (24-го по новому стилю) после трех ожесточенных атак с фронта, сочетавшихся с блестящим обходным маневром генерала П. Багратиона, будущего героя Бородина, Суворов овладел Сен-Готардом и затем вступил в Андерматт. Еще со времен средневековья это был важный стратегический пункт на перекрестке путей, ведущих из Италии в Швейцарию, Францию и Австрию.

И вот мы стоим перед домом № 253 по главной, точнее, единственной в Андерматте улице. Сто восемьдесят лет назад этот дом был лучшим в высокогорном селении. Вместе с узкой мансардой под остроконечной крышей в нем целых шесть этажей. Сам дом наверное, остался таким же только потускнели краски его фасада с цифрой 1786 — года постройки, — да обступили его новые здания. На уровне окон второго этажа прикреплена мемориальная доска с надписью по-немецки «Здесь 25 сентября 1799 года находилась ставка генералиссимуса Суворова».

Исторической точности ради заметим что в этот дом Александр Васильевич вошел еще фельдмаршалом звание генералиссимуса он получил за Швейцарский поход 28 октября 1799 года.

Интересно, кто живет сейчас в суворовских комнатах, как они выглядят? Звоним — никто не отвечает. Поднимаемся по обветшалой лестнице, стучим в низкую дубовую дверь.

— Чего вы снизу звоните, входите! — говорит, улыбаясь, невысокого роста человек.

Черные волосы, быстрая певучая речь и стремительные движения выдают в нем итальянца. Живет Микеле Паппада в этом швейцарском горном селении восьмой год, работает на строительстве дорог по десять часов в сутки с тяжелым отбойным молотком. Сюда пригнала его беспросветная нужда он один из сотен тысяч иностранных рабочих, которые в поисках куска хлеба поехали на чужбину.

— Знаете ли вы, чем знаменит ваш дом?

— Конечно, все здесь знают. Напишите на конверте адрес «Андерматт, дом Суворова». Дойдет!

Оглядываем низкие деревянные потолки, небольшие окна, на которых пламенеет герань, старинную раскрашенную гравюру, изображающую какое-то сражение Дом внутри здорово обветшал, но о ремонте, как нам объясняет Микеле, скаредный хозяин и не помышляет ведь он же сдал квартиру рабочему-иностранцу, не нравится — пусть проваливает.

Паппада показывает квадратное отверстие в полу, прикрытое плиткой старого, растрескавшегося паркета. Такие отверстия делались в старых домах, чтобы переговариваться с кем-нибудь внизу. Может быть, и Суворову оно пригодилось? Этажом ниже располагались его дежурные адъютанты.

— Хорошо было бы повесить здесь портрет Суворова, — говорим мы.

— Конечно, — живо откликается Микеле, — ведь он пришел в Андерматт как освободитель!

Гостеприимный Микеле долго не хочет нас отпускать, угощает итальянским красным вином. Со скрежетом открыв ящик старинного комода — уж не стоял ли он в комнате при Суворове? — Микеле с гордостью показывает свою коллекцию марок, в которой есть два десятка советских. Прощаясь, Микеле сжимает своей сильной рукой наши ладони.

В последний раз оглядываем старинный дом № 253, мемориальную доску «Он пришел как освободитель…» Да, русская армия действительно вступила в 1799 году в Швейцарию как армия освободительница, ставившая целью вытеснить из страны расположившиеся там практически на правах оккупантов французские войска. Недаром, как пишет известный историк, профессор Лозаннского университета Ш. Жильяр, «швейцарское население с восторгом встречало армии, под ударами которых отступали французы».

Одно из кульминационных событий Швейцарского похода — сражение у Тейфельсбрюкке — Чертова моста. Это место в нескольких километрах от Андерматта. С высоченной кручи открывается вид на бешено бурлящий и пенящийся поток. Стеной уходят вверх мрачные горы. Невольно делаешь шаг назад от страшной ревущей бездны. А ведь по этим кручам и обледенелым скалам шли в полной амуниции солдаты Суворова. Шли с боями, сбивая французские заслоны вокруг Чертова моста — узкой каменной горбатой арки через Рейс, моста, который с 14 сентября 1799 года вошел навсегда в историю.

Тот, старый, Чертов мост рухнул в 1888 году, вместо него был построен другой, но сейчас и он заброшен лет двадцать назад через ущелье шагнул третий по счету Чертов мост — широкий, удобный, по которому проходит автомобильное шоссе с Сен-Готарда в центральную Швейцарию и дальше на Цюрих и Базель.

Мы подошли к руинам первого Чертова моста в густом тумане, холодный ветер пронизывал насквозь. А каково же было им тогда? Но «там, где не пройдет олень, пройдет русский солдат» На другой день после кровопролитного сражения за Сен-Готард взят был штурмом и этот альпийский бастион Противник разрушил наполовину мост, стремясь задержать продвижение русской армии.

«Но сие, — читаем в реляции Суворова о Швейцарском походе, — не останавливает победителей, доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершин в бездны и, достигая врага, поражают его всюду. Утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против водопада, низрывавшего с яростью страшные камни и снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми летели в преисподние пучины…»

Туман разошелся, и мы увидели клокочущий среди гранитных глыб Рейс. По этим неприступным скалам суворовские солдаты обошли французов и, перейдя вброд ледяной проток, ударили по врагу с тыла Чертов мост был взят стремительным натиском и смелым обходным маневром, путь в северную Швейцарию открыт!

В память о беспримерном подвиге русских солдат в сотую годовщину сражения у Чертова моста был сооружен памятник. В отвесной скале, в изломах каменных пластов — контур арки, в ней распластался 12-метровый крест. Под ним огромными бронзовыми буквами по-русски: «Доблестным сподвижникам генералиссимуса фельдмаршала графа Суворова-Рымникского, князя Италийского, погибшим при переходе через Альпы в 1799 году». И рядом бронзовый меч с лавровым венком.

Здесь, у монумента русской славы, на память приходили описания битвы у Чертова моста, с детства известные картины Сурикова, Виланда, Верейского, запечатлевшие Швейцарский поход, виденные в Ленинграде экспонаты Суворовского музея, созданного, как известно, на народные деньги, а в ушах слышался шум боя, возглас смертельно раненного на Чертовом мосту смельчака князя Мещерского: «Друзья, не забудьте меня в реляции...», и раскатистое «ура!» русских солдат, штыками сбивавших французских гренадеров с их, казалось, неприступных позиций.

Небольшой двуэхтажный дом под коричневой черепичной крышей — придорожная таверна «Тёйфельсбрюкке» — стоит у самого обрыва, как раз напротив опор первого моста. На стене полутемной комнаты, где сейчас греются горячим кофе и дымят сигаретами шоферы грузовиков и дорожные рабочие, висит большой портрет Суворова — его подарило советское посольство в Швейцарии, — еще портрет, поменьше, три-четыре гравюры с изображением Чертова моста в разные времена и олеографии, где неизвестный художник запечатлел различные эпизоды баталии.

Видя, что мы рассматриваем их и записываем что-то в блокноты, подошла хозяйка фрау Лоретан:

— Вы, верно, из СССР? Многие ваши соотечественники бывают здесь, у Чертова моста. Пойдемте, я покажу вам кое-что.

Она открыла дверь в соседнюю просторную и очень холодную комнату (здесь, на высоте почти две тысячи метров, топливо достается дорого), где были развешаны заржавевшие длинноствольные ружья, выщербленные временем сабли, пики и секиры.

— Да у вас прямо музей!

— Да и как иначе? — откликнулась хозяйка. — Рядом Чертов мост, памятник солдатам Суворова. Как стала за стойку «Тёйфельсбрюкке», начала покупать эти ружья и сабли. Некоторые были найдены когда-то здесь среди камней и в Рейсе, кое-что крестьяне принесли из соседних деревень. Как и собралось — сама не знаю.

Это — маленькое собрание оружия, олеографии на стенах, сувенирные почтовые открытки с видом памятника и Чертова моста, да и таверна фрау Лоретан не числятся в сверкающих лаком путеводителях и гастрономическом справочнике «Лучшая кухня Швейцарии»; здесь не останавливаются огромные разноцветные всепроникающие автобусы с зеркальными стеклами. Пожалуй, к счастью, не нарушает обыденная туристская суета память о подвиге... И почти два века живет в ней тот единственный день середины сентября 1799 года...

А на следующие сутки, 15 сентября, русский полководец привел свою армию в Альтдорф.

Сейчас сюда шагнула на стометровых ажурных бетонных опорах через горные ущелья и долины автострада. Мы и не заметили, как оказались в Альтдорфе. Здесь по преданию восемь веков назад борец за честь и свободу швейцарского народа Вильгельм Телль бросил вызов тирану — австрийскому наместнику Гесслеру, отказавшись кланяться его шляпе, водруженной на шест. Тут, на главной площади, Телль силой был принужден стрелять в яблоко, поставленное на голову его маленького сына. А вот и сам стрелок с сыном на каменном пьедестале. Сильная бронзовая рука сжимает арбалет, принесший гибель тирану.

От Альтдорфа и окрестных земель по берегам Фирвальдтштетского озера пошло создание Швейцарской конфедерации. Сначала объединились 3 кантона, потом — 13, в начале XIX века — 22, а два года назад стало 23.

От Альтдорфа, как уверяли Суворова союзники-австрийцы, было всего несколько переходов до Цюриха, где корпус Римского-Корсакова стоял лицом к лицу с вдвое превосходящей его армией французов. Соединившись, две русские армии могли бы осуществить цель всей кампании — выбить противника из Швейцарии. Но в Альтдорфе русский полководец узнал, что никакой дороги вдоль озера в направлении Цюриха не было. Дикий горный хребет Росшток упирался в озеро отвесными, почти непроходимыми скалами. В ранцах солдат, измученных тяжелым переходом через Сен-Готард, оставалось лишь немного муки и по нескольку сухарей: мулы с вьюками отстали или погибли в пути, к реквизициям у бедных горцев-пастухов и лесорубов Суворов, верный своим принципам, не прибегал.

16 сентября авангард Багратиона начал штурмовать хребет Росшток, чтобы пробиться в северную Швейцарию. Солдаты шли гуськом по скользким мокрым камням, рыхлому снегу, окликая друг друга в тумане. А сзади и с флангов то и дело наседали французы — они получали свежее подкрепление и к тому же давно освоили этот театр военных действий. Когда тяжкий спуск в небольшую Муотенскую долину был позади, пришло трагическое известие: Римский-Корсаков разбит. Идти к Цюриху бессмысленно...

18 сентября Суворов созвал военный совет: нужно было решить, куда вести дальше армию. В самой просторной комнате Муотатальского женского монастыря собрались военачальники. Решили пробиваться на восток, к Гларису, где стояли союзные австрийские войска.

...Монастырь основан в XIII веке. Низкий дубовый потолок, не большие окна, выходящие в монастырский дворик. Изразцовая печь, медная посуда в старинном резном шкафу. Ненарушаемая тишина, и лишь календарь на столе напоминает, что сейчас год 1979-й...

Настоятельница, фрау муттер Моника Квебер — невысокая, седая, энергичная женщина, — приветливо встречает нас, усаживает за свой письменный стол и приносит толстую книгу в истертом кожаном переплете.

— Это дневник, который тогда вела фрау муттер Вали Бургомуль, — говорит она, листая книгу. — Здесь записи о монастырских делах, о расходах-доходах. Вот о пострижении новой монахини. Вот и приходе в Муотаталь французов. А это, — смотрите, — о Суворове, о военном совете.

Тут описывается каждый день пребывания русской армии в Муотатале. Французские солдаты требовали продукты и не платили за них. На первом этаже монастыря устроили конюшню.

А русские за все платили — и монастырю, и местным жителям. Фрау муттер описывает их благородство. Они пришли как освободители. Когда Суворов выступил из Муотаталя на восток, он был вынужден оставить здесь тяжелораненых. В монастыре ухаживали за ними около трех недель, пока их не вывезли...

Из переписки Суворова с царским двором известно, что он ни на день не забывал об оставленных в Швейцарии тяжелораненых, о русских пленных, что настойчиво просил принять меры для их возвращения в Россию.

Из приемной настоятельница ведет нас по скрипучим ступеням на верхний этаж в небольшую комнату, где останавливался великий полководец. Сейчас это обычная монастырская спальня. Мебель с тех пор не сохранилась, хотя та, что здесь стоит, «отметила» свое столетие.

Фрау муттер Моника Квебер рассказывает, что два моста недалеко от селения местные жители до сих пор называют суворовскими, что в Муотатале две мемориальные доски. Одна на здании монастыря, другая на фасаде местной школы — там раньше был дом, где, как рассказывали старики, располагались штабы русских полков.

Еще в Москве и Ленинграде, знакомясь с материалами, связанными со Швейцарским походом, мы обратили внимание на старинную карту, вычерченную «свиты его императорского величества по квартирмейстерской части подполковником Залимовым, майором Энгельманом и капитаном Толем», на которой показано сражение на реке Мутта (так называли в России Муоту) 20 сентября 1799 года. Превосходящие вдвое силы французов атаковали наши войска. Но, отразив наступление неприятеля, поредевшие полки Ребиндера, Милорадовича, Мансурова, Кашкина погнали его и взяли в плен, как сказано в описании сражения на полях этой карты, «свыше 1100 солдат и офицеров, да захватили пять пушек». Но и после этой победы русской армии все же пришлось, одолевая горные кручи пробиваться на Гларис.

Дальше по Муотаталю вела нас дочь мэра городка восемнадцатилетняя Анна-Мария. Мы сидели в машине, собираясь отправиться в Гларис по шоссе.

— Но русские солдаты пошли другой дорогой! — уверенно сказала Анна-Мария. — Сейчас это почти заброшенная тропа. Едем, я покажу.

Дорогой действительно мало пользовались — мы лишь раз встретили автомашину. Но как же трудно было с ней разминуться! Мы продвигались чуть ли не по сантиметру, вжимаясь в нависавшую справа скалу, а встречная машина почти зависла колесами над головокружительным обрывом.

Теснились толстые стволы сосен, низвергался водопад, грохоча и увлекая за собой палки и мелкие камни. Исчезли в долине шале — домики с ярко раскрашенными ставнями и наличниками, лишь изредка на крутом склоне — и как туда только забираются! — чернели угрюмые дома горцев, сложенные из толстых бревен, опиравшихся на неотесанные глыбы. Высились поленницы дров. А дорога крутыми витками врезалась в угрюмый пейзаж нетуристической Швейцарии.

— Говорят, тут был привал у солдат, — вдруг сказала Анна-Мария. — Вон доска...

Она была привинчена прямо к бугристой желто-коричневой скале.

«В память о переходе русских войск под руководством генералиссимуса Суворова в сентябре 1799 года»

И снова в горной тиши представили мы армейский бивуак, голоса командиров, лязг составляемых в козла ружей. У самой мемориальной доски росла высокая, крепкая, вцепившаяся корнями в каменистый грунт рябина. Казалось, кто то специально привез рябинку сюда как напоминание о родных русских лесах.

В Гларисе австрийцев уже не было не заботясь о своих союзнических обязательствах, они ушли из Швейцарии, оставив русских один на один с неприятелем. Весь путь армии Суворова на Гларис, потом на юго-восток, на перевал Панике, сопровождался почти непрерывными боями с французами, силы которых превосходили русские во много раз Панике был последним но, может быть, наиболее тяжелым испытанием для измученных тяжелым альпийским походом суворовских солдат. На перевале снежный покров достигал полутора метров, идти можно было только гуськом по узкой, вьющейся по кручам тропинке, иногда и она исчезала, ветер валил с ног солдат в разбитых о камни сапогах, истрепанном обмундировании. Развести костры было невозможно, вокруг ни одной сухой ветки.

«Так мы шли, — вспоминал П. Багратион, — почти босые, чрез высочайшие скалистые горы, без дорог чрез быстротоки, переходя их по колено и выше в воде. И одна лишь сила воли русского человека с любовию к отечеству и Александру Васильевичу могла перенести всю эту пагубную пропасть».

Только 27 сентября (8 октября по новому стилю) армия спустилась в долину Рейна, откуда отошла на север, в Австрию, на зимние квартиры.

Беспримерный по мужеству Швейцарский поход был окончен.

«Самым выдающимся из всех совершенных до того времени альпийских переходов» назвал Швейцарский поход Суворова Ф. Энгельс.

Весь боевой путь русской армии через Альпы — от штурма Сен-Готарда до спуска с Паникса — продолжался около двух недель. Но память об этом подвиге вот уже почти два века передается от одного поколения швейцарцев к другому. Бережно сохраняется памятник у Чертова моста, мемориальные доски, все, что связано с пребыванием русских солдат на земле альпийской республики.