Охота на антимаха

Первое прикосновение к настоящей Африке было малоприятным: едва «джип» въехал в густые заросли капима — жесткой трехметровой травы, — мы ободрали локти, неосторожно высунутые в окна.

— Здесь нужно поставить знак «Не высовывать руки!»,— мрачно заметил водитель, когда машина, буквально продираясь сквозь кустарник, вплыла в бесконечное море желтой травы, раздвигая ее мощным бампером.

Выбрались наконец на каменистое ложе речушки, в сухой сезон обмелевшей. Колеса осторожно опробовали метр за метром, но нас основательно трясло и швыряло друг на друга.

И тут я увидел: на противоположном берегу, вокруг мутной лужи, сидели сотни, нет, тысячи и тысячи...

 

 

бабочек! Бело-желто-коричневое покрывало шевелилось, отдельные лоскутки его вспархивали и опускались. «Джип» прошел метрах в двух, и покрывало взлетело, приоткрыв мшистые камни. Зависнув облачком, бабочки пропустили машину и снова облепили грязные берега лужи.

В тот день я записал в дневнике: «Видел скопление бабочек в районе реки Метуиссе, провинция Замбезия. Размах крыльев 10—12 сантиметров, окраска апельсиновая с белыми и коричневыми пятнами». Бабочки принадлежали виду Данаус хризишгус, золотых данаид, широко распространенных в Африке и Южной Азии. Но это выяснилось уже в Москве, когда мы сравнивали привезенные экземпляры с рисунками в определителях и поражались невыразительности самых ярких типографских красок...

В первые же дни после приезда в Мозамбик я разыскал Музей естественной истории. Оказался он совсем рядом с гостиницей — на Площади Перекрытия Замбези — в большом белом здании с пристройками, охраняемом глиняными фигурами доисторических ящеров в натуральную величину.

Я поднялся на второй этаж, где располагались кабинеты. На одной из дверей висела табличка: «Lepidoptera». Заглянул в комнату, уставленную шкафами. Пахнуло нафталином. Сотни ящиков, и на каждом — наклейки.

Служителя искать долго не пришлось: парень в синем халате сидел на стуле в дальнем углу зала.
— Сегодня никого не будет — выходной, а завтра в одиннадцать придет доктор Кабрал. Вас интересуют бабочки? Кто собирал? Не знаю. Я здесь недавно...

Однако с доктором Кабралом удалось познакомиться лишь недели через три.
— Вот здесь мы делаем чучела животных. Тут находится лаборатория. Коллекция насекомых и ракообразных. В музее я уже лет двадцать. Все белые сотрудники после провозглашения независимости уехали в Португалию и Францию: испугались, что музей просто-напросто закроют... Но музей здесь знают и любят...

— Доктор Кабрал, должен признаться, что в ваше отсутствие я зашел в комнату с бабочками...
— Ну и...
— Я не осмелился открыть ящики...
— И напрасно. Пойдемте.

Одну за другой Антониу Кабрал выдвигал коробки с чешуекрылыми. Длинные ряды. Вид, род, семейство.
— Вы коллекционер? И у вас есть заветная мечта...
— Да, тут, в Африке, — антимах.
— Друрия антимахус?! — Доктор Кабрал засмеялся. — Его же здесь нет. Вернее, он мне не попадался.
— А я слышал, что встречается, хотя и редок. Залетает в северные и даже центральные провинции страны из Замбии, Анголы и Уганды.
— Возможно, возможно... Однако давайте заглянем в «Полевой определитель бабочек Африки» Вильямса. Друрия антимахус выделен в самостоятельный род по имени натуралиста Друри, который впервые поймал этого гиганта в 1888 году. Но только недавно антимах вторично пойман на западно-африканском побережье на широте острова Фернандо-По. В Европе очень высоко ценится коллекционерами. Окраска красно-коричневая с черным, размах крыльев более двадцати сантиметров... Вам предстоит поездка на север?
— Да.
— Тогда послушайте совет. Сшейте сачок с круглым днищем. И сделайте рукоятку подлиннее. Запаситесь пакетиками из папиросной бумаги. Вас ведь интересуют парусники, как я понял? Они высоко летают. На земном шаре их более пятисот видов. Восемьдесят два из них — жители Африки. Но распространены они неравномерно: здесь, на юге, например, их около шестнадцати видов, в то время как в тропическом поясе — шестьдесят. Кстати, поймать самочку труднее: она почти никогда не опускается на землю. Держитесь речушек с илистыми берегами, поросшими кустарником, — именно там парусники предпочитают опускаться, чтобы попить. Когда погонитесь за летуньей, не забывайте, что она может завести в трясину. Так что смотрите под ноги и не загребите в сачок змею. К тому же реки населены не только лягушками... Очень напугал? Тогда еще: шанс поймать антимаха — минимальный.

Густые колючие заросли скрывают реку Метуиссе: в ее русле нашей геологической бригаде предстоит разбить шурфы для опробования аллювия. Дел очень много. На одну только расчистку уходит несколько дней. Рабочие, вооружившись острыми длинными ножами, продираются сквозь заросли — стебли ка-пима поддаются лишь с третьего удара. Над нами обеспокоенно кружат птицы — где-то рядом их гнезда. Рабочие, идущие первыми, замирают. Слышно злобное шипение, мелькает хвост удирающего удава — жибойу: ему не хочется проверять крепость своей шкуры. И так изо дня в день. Но вот прорублены ходы в зарослях, заложены трехметровые шурфы. Со стенок берут пробы грунта. Данные тщательно фиксируются.

За время работы я видел множество бабочек, но ни разу под рукой не было сачка. Честно говоря, было неловко перед моими коллегами и нашими помощниками за этот сачок. Что они подумают? Чудак какой-то. Поэтому в одно прекрасное утро я встал пораньше и, пока никто не видит, сунул громоздкое орудие лова в кузов машины, под скамейку. Прибыв к шурфам, я незаметно, как мне показалось, вытянул сачок из-под лавки и небрежно понес к месту работы.

— Камарада Николау собирается ловить крокодилов? — услышал я голос Мавуянгу, одного из помощников.
— Си, — сказал я раздосадованно. — Именно их. Разве не видно, что это орудие для лова крокодилов?
— Вы напрасно обижаетесь, — возразил парень. — До вас был тут один из ГДР. Так он все больше по жукам специализировался. За плавунцами прямо в воду прыгал!

«Хорошо, что бабочки не в воде живут», — подумал я.

...Липкая жара отпустила только часам к шести вечера. Листья бананов хлопали по спине и голове распаренными вениками.

Я вспомнил прозрачные подмосковные рощи с адмиралами, ленточницами, за которыми часами наблюдал у берез. Если у нас количество видов крупных бабочек едва превышало три десятка, то здесь их — сотни. Как узнать, кого поймал? Я выбрался на окраину бананового царства. Протянув руку, чтобы отодвинуть «лопух», замер. На нем сидел антимах. Огромная красно-черная бабочка с узкими фигурными передними крыльями отдыхала. В метре от меня. А я был без сачка и даже без панамы. И сзади уже хрустели ветки под ногами рабочих.
— Тише, тише,— прошипел я по-русски, заводя руку назад.
— Diga? (Что?) — не понял рабочий, ускоряя шаг.
— Стой! — заорал я, но антимах уже взмыл над деревьями. Набрав высоту несколькими взмахами, парусник присел метрах в двадцати над землей. Здесь могла помочь разве что складная пожарная лестница... Но главное — бабочки эти здесь встречаются. А вдруг это случайный, залетный экземпляр? Ведь некоторые бабочки — отличные путешественники, преодолевающие «без посадки» многие сотни километров.

Один из самых прославленных странников — монарх, или Данаус плексиппус, родина его — юг США, Центральная и Южная Америка. Каждую весну они летят на север, в Канаду и на Аляску, а осенью возвращаются, покрывая около четырех тысяч километров. Бабочка располагает запасом ядовитого вещества, отпугивающего всевозможных недругов, посягающих на их жизнь. Монарх откладывает яички на растение, сок которого содержит ядовитые вещества. Вылупившаяся гусеница принимает яд вместе с кормом, но сама от него не страдает. Более того, она аккумулирует и сохраняет его, находясь в состоянии куколки, до того как станет бабочкой. А потому птицы и животные избегают встречи с ним.

...Подходил к концу наш полевой сезон. Приближался декабрь, время жары и ливней. Мы целыми днями сидели за отчетами, укладывали пробы, склеивали отснятую на пленку панораму месторождения. Каждое утро до завтрака, прихватив сачок, я выходил из домика и шел вдоль речки. Метуиссе, плавно огибая заросли, текла на юг и соединялась там с реками покрупнее, которые вливались в Замбези, образуя огромную разветвленную речную систему. Но это было далеко, за сотни километров от нас, а здесь, на границе двух провинций — Замбезии и Нампулы, она оказалась единственной водной артерией для десятков окрестных деревень.

К одному из таких поселков я подошел в тихое нежаркое утро.

Жители на ногах часов с четырех. Женщины в белых платках и цветастых накидках тяжелыми пестиками толкли в ступах розоватые клубни маниоки. Мужчины дежурили на берегу, подстерегая рыбешек, заплывавших в сплетенную из веток запруду. Возле глиняных хижин играли дети. Обычная картина. Я поздоровался с жителями и хотел было пройти дальше вдоль реки, но взгляд упал на прическу одной девочки: среди скрученных тонких косичек ярко выделялось оранжевое пятно — в волосы было вплетено крыло антимаха!

— Где вы это взяли? — спросил я девочку. Та не поняла, а местного наречия я не знал. Тогда я задал тот же вопрос женщинам у ступы и показал пальцем на крылышко.
— А, барболеташ (бабочки)! Их много там, на камнях у реки, — и они махнули в сторону Метуиссе. На этот раз сачок был при мне.

Метрах в ста от поселка берег полого спускался к воде, образуя террасу. Тут целыми днями стирают белье, но пока площадка была пуста. У самой воды, там, где зеленоватый мох был пахучим и влажным, роились насекомые. Антимаха среди бабочек не оказалось. Я сел на камни и стал ждать. Прошло около часа. Уже прополоскала белье молодая женщина в ярком халате, промчались, поднимая тучи брызг, мальчишки, прошли рыбаки с несколькими рыбешками, подвешенными на прутке. Стало жарко. Я перешел в тень под деревья и замер. На стволе сидели антимахи — пять, нет, семь крупных парусников передвигались вверх-вниз по стволу, складывая и распахивая крылья, — собирали капли душистого сока.

Сачок накрыл сразу трех. Сначала мне показалось, что под материей забились птицы: какие-то крупные создания с силой рванулись на волю. Я запустил руку под сачок и вынул осторожно одного парусника. Остальные тут же взмыли вверх и зигзагами полетели к лесу. Дрожа от волнения, я на вытянутых руках понес бабочку домой и, обработав по всем правилам, спрятал в треугольный пакетик из папиросной бумаги.

Так закончились поиски одной из самых крупных бабочек Африки. В Мапуту я показал антимаха доктору Кабралу, и он пожалел, что я привез только один экземпляр. В коллекции музея парусника не было.

И я оставил антимаха в музее. Теперь Антониу Кабрал больше не сомневается в том, что эти бабочки водятся в северных провинциях Мозамбика. Но он по-прежнему утверждает, что они случайные гостьи и что мне крупно повезло.