Опасная охота за деликатесом

«Все попытки разглядеть что-либо с шаткого бамбукового насеста на высоте около 120 метров от нижнего уровня Тигровой пещеры тщетны. Кругом кромешная тьма. Гулким эхом отдается щебетанье тысяч стрижей саланган, гнездящихся под сводами огромного подземелья». Так начинают свой рассказ о путешествии к охотникам за «ласточкиными гнездами» корреспонденты журнала «Нэшнл джиогрэфик» Диана Саммерс и Эрик Вэлли.

Лишь внизу черный мрак пещеры рассекает слабый свет карманных фонарей.

 

 

Это карабкаются наверх по причудливой конструкции из бамбука собиратели гнезд саланган — «ласточкиных гнезд», из которых готовят великолепные супы. И местные охотники из Тигровой пещеры на одном из небольших островов в Андаманском море, расположенном к юго-западу от Таиланда, и многие поколения жителей побережья Мьянмы, Малайзии, Вьетнама и Филиппин издавна занимаются традиционным промыслом — сбором съедобных гнезд птиц, летающих в темноте. В данном случае речь идет о серой и большой саланганах.

желез, находящихся под языком. Приготовленные в наваристом курином бульоне гнезда — знаменитый деликатес.

В тусклом свете фонарей тайских охотников смутно вырисовываются очертания сюрреалистической бамбуковой конструкции — опоры, платформы, мостки. Ее верхняя часть теряется во мраке. В воздухе резкий запах аммиака, исходящий от помета саланган и летучих мышей, сплошным ковром покрывающего пол и стены пещеры.

Фотограф Эрик Вэлли, участвующий в восхождении, поражен увиденным и, очевидно взвешивая шансы на съемку в этих условиях, бормочет себе под нос: «Это безумие, настоящее безумие».

...Восхождение и впрямь оказалось захватывающим. Три ловких компаньона Эрика — шутник Ип, серьезный Сахат и его взрослый сын Эм — карабкались вверх без видимых усилий. Бамбуковые шесты, которые под тяжестью фотографа раскачивались и скрипели, готовые вот-вот сломаться, на их легкие движения отзывались еле заметной вибрацией. Поднимаясь, Эрик обнаружил в стене расщелину, где он смог, свернувшись клубочком, немного передохнуть перед тем, как преодолеть бамбуковый пролет под углом в 45 градусов. Любое неверное движение грозило падением на дно пещеры.

Словом, для неопытного и грузного Вэлли подъем превратился в настоящий кошмар. Лишь невозмутимый вид его спутников действовал на него успокаивающе. Для них балансирование на хрупких бамбуковых шестах и лианах — обычная, повседневная работа. Как их отцы и деды, охотники-тайцы занимаются сбором гнезд с детства. Пятидесятидвухлетний Сахат — самый старший из них. В его мускулистом теле нет и грамма лишнего веса. Лицо обрамлено аккуратной седой бородкой. Ип моложе Сахата на 10 лет. По-юношески энергичный, он постоянно пародирует своих друзей, вызывая приступы всеобщего смеха.

Молодому Эму, несмотря на кажущуюся легкость, восхождение тоже далось нелегко. По его лицу катятся крупные капли пота. Но настоящая работа еще впереди. Сахат и Ип перекидывают на скалы узкий бамбуковый мостик, шириной со ступню, и исчезают среди громадных сталактитов. По их сигналу Эрик, глубоко вздохнув, устремляется за ними. У него дрожат ноги — один неверный шаг может оказаться роковым. Между сталактитами мелькает фонарик Ипа. Он берет Вэлли за руку и отводит в безопасное место.

Вскоре Сахат, Ип и Эм приступают к основному занятию — сбору гнезд. Их средняя дневная норма —150 штук. Ип и Сахат скользят по шестам вниз. Эхо разносит в темноте голоса охотников и жалобные стоны лиан, скрепляющих леса. Сверху они кажутся еще более ненадежными. Вот Эм срезал со стены гнездо с помощью специального трезубца — рады. Этим орудием вооружены все охотники. Размер гнезда — около пяти сантиметров по диагонали. Изяществом формы оно напоминает фарфоровую чашку. Разделив гнездо пополам, Эм предлагает Эрику вкусить «пищу богов» и сам жадно впивается зубами в свою часть. Эрик следует его примеру. К его большому разочарованию, сырой деликатес оказался пресным и резиновым на вкус. Тем не менее охотники свято верят в его чудодейственную омолаживающую силу. Во время сезона сбора, длящегося с февраля по май, им приходится работать от зари до заката. «Ласточкины гнезда» служат охотникам, выходящим на промысел налегке, без запасов воды и пищи, единственным источником поддержания сил, который, по их мнению, дает им энергию птиц.

В течение сезона гнезда собирают три раза. Птицы восстанавливают их дважды, как правило, на одном и том же месте. Третье гнездо охотники не трогают до тех пор, пока не подрастут птенцы. По окончании сезона тайцы возвращаются к своим основным занятиям. Ип строит лодки, а Сахат и Эм рыбачат.

Добыча гнезд саланган — прибыльное дело. В Гонконге они идут по тысяче долларов за фунт, и цена продолжает расти. Ведущий специалист по гнездам, профессор Китайского университета в Гонконге Юнь Чен Конг считает, что в Китае «ласточкины гнезда» употребляют в пищу уже полторы тысячи лет. По данным профессора, раскопки времен династии Тан на северо-западе острова Калимантан позволяют предположить, что импорт деликатеса начался еще в 700 году до нашей эры. В начале правления династии Мин (1368—1644 гг.) евнух Чен Хо семь раз возглавлял экспедиции императорского флота в Юго-Восточную Азию. Среди прочих инструкций император наказал ему привезти рецепт местной диеты и заморские ингредиенты для нее. Маршрут экспедиции пролегал через все известные ныне места сбора гнезд, и, вполне вероятно, евнух прихватил с собой несколько штук в качестве образцов. Некоторые специалисты поддерживают «иностранную» версию проникновения «ласточкиных гнезд» в Китай, но документальных источников пока не обнаружено. Профессор Конг считает, что собственные «плантации» гнезд в Китае были истощены еще до того, как их начали ввозить из Юго-Восточной Азии.

К середине XVII века съедобные гнезда уже считались ходовым товаром. В конце XVIII века более 55 тысяч килограммов (4 миллиона гнезд) ежегодно проходило через яванский порт Батавия (нынешняя Джакарта). Сегодня Гонконг потребляет более 60 процентов всего «урожая» гнезд — около 100 тонн на сумму 25 миллионов долларов в год. На втором месте — китайские общины в Северной Америке — около 30 тонн. При этом США не импортируют гнезда в сыром виде, опасаясь проникновения вредных бактерий. Весь поступающий на местный рынок товар прежде проходит обработку сульфитным раствором и отделяется от нечистот.

Большинство деликатесов приобретается для домашнего приготовления, но в гонконгских ресторанах можно заказать суп, сваренный из них, по цене 50 долларов за порцию. Обычно гнезда готовят в курином бульоне. Есть и более изысканные рецепты, например, «Феникс, глотающий ласточку» — отваренный дважды в фарфоровой посуде цыпленок с начинкой из гнезд.

Охотники из Тигровой пещеры собирают два вида гнезд — белые, из чистой слюны серых саланган, и черные, от больших саланган, которые используют при строительстве свои перья. Считается, что питательные свойства черных гнезд ниже, соответственно меньше их стоимость. Так называемые красные гнезда пользующиеся высокой репутацией у шеф-поваров, полагающих, что они окрашены кровью птиц, на самом деле имеют такой цвет из-за окислов железа в скальной породе.

Но вряд ли у охотников из Тигровой пещеры есть время задумываться о причинах популярности их добыли. Процесс сбора требует умения /л отваги. Однажды Эрику довелось наблюдать, как Ип и Сахат связали из лианы канат длиной 28 метров. При свете факелов они долго искали место, куда его можно было прикрепить. Затем спустились по нему вниз в глубокую темную расщелину.

Кто же первым изобрел всю эту конструкцию из бамбука и лиан? По словам Сахата, древнего «Эдисона» звали Ток Та Па. Работая в одиночку, он заколачивал в расщелины породы колышки и по ним забирался наверх. Своим остававшимся внизу спутникам Ток Та Па строго-настрого наказывал не открывать рта, даже если они увидят, что он вот-вот упадет. Суеверный мудрец считал, что человеческая речь может разозлить пещерных духов, и они сбросят его вниз.

Охотники за гнездами рассказывают истории о людях, превращавших свое тело в мост, чтобы преодолеть пропасть, способных обходиться во мраке без света, о привидениях и злых духах, которые боятся только магического трезубца — рады. «Но чудес больше нет, — говорит Сахат. — Нет и таких людей, как Ток Та Па. Сегодня приходится рассчитывать только на собственные силы и более тщательно строить леса, потому что в пещерах по-прежнему обитает целый сонм духов».

Сахат не советует сидеть на узле из лиан, скрепляющих леса. Для чужака это всего лишь клубок волокон, которыми беспорядочно связаны бамбуковые шесты. Но для Сахата — это Хуа Дао, священное место, где живет Бог и которое он защищает. «Нельзя также рубить старые лианы, потому что они освящены духами наших предков», — предупреждает он.

Ип посмеивается над историями старших. «При чем здесь духи. Просто у наших предшественников хорошо работали мозги, вот они и построили эти леса...» — «Как бы им удалось залезть наверх без помощи богов?» — парирует задетый богохульствами Сахат.

Правда, Ип относится к этому более практично. Он советует оставлять все волнения внизу. «Наверху надо думать только о собственной безопасности и о том, что тебе надо делать. Многие поплатились жизнью, размышляя на посторонние темы».

...Постепенно Эрик научился концентрироваться и стал совершенствовать технику лазания. Его движения стали более легкими и изящными. Он начал забывать о грозящей опасности и даже получал удовольствие от восхождения. Главное — определить прочность бамбука, за который собираешься уцепиться. Некоторые шесты от старости рассыпаются в прах. Люди разбивались насмерть, доверившись старому гнилью. «Бамбук надо прежде похлопать, — советуют охотники. — Если он звучит как картон, оставьте его. Он уже потерял свою крепость. А если поет в ответ, значит, все в порядке. И никогда не хватайтесь только за один стебель, всегда беритесь за три или четыре одновременно».

Во время своей первой экспедиции в пещеру Эрик совершал восхождения «вольным стилем». Но, вернувшись туда во второй раз, он уже использовал альпинистское снаряжение, дававшее ему определенное преимущество перед профессиональными охотниками-тайцами. Однажды он наткнулся на целую колонию серых саланган, но не осмелился оторвать хотя бы одно гнездо голыми руками. Дело в том, что, по существующему поверью, гнезда можно срезать только священной радой. Нарушить эту традицию — значит украсть гнездо у пещерных духов и тем самым разозлить их. Если охотник обнаружил, что забыл захватить с собой раду, он должен немедленно спуститься вниз. Это знак того, что боги не благоволят ему и сегодня работу лучше прекратить.

Ип с его чувством юмора и опытом пещерной охоты оказался незаменимым спутником в путешествиях по подземелью. Вместе с Эриком они отправлялись исследовать другие пещеры. При этом Ип всегда играл роль вожака. С хитрой ухмылкой он водил фотографа по подземным залам, они спускались с головокружительной высоты по лианам и пробирались по длинным извилистым галереям с удушливым запахом.

Однажды для того, чтобы попасть в пещеру Тамяй, им пришлось преодолеть довольно узкий тоннель, где Эрик пережил несколько неприятных минут. Блестевшие в темноте глаза летучих мышей наводили ужас, а ноги больно кусали красные муравьи. Руки скользили по покрытой густой черной слизью породе. Ип сказал, что слизь — это слезы скал. Хлопанье крыльев летучих мышей было единственным живым звуком в этой мертвой вселенной.

Впоследствии Эрик рассказывал, что ему с трудом удалось преодолеть клаустрофобию. Большую часть пути, учитывая собственные крупные габариты и висящие на нем фотопринадлежности, ему пришлось ползти по-пластунски, извиваясь, словно змея, постоянно рискуя съехать вниз. К счастью, все закончилось благополучно. Недаром сами охотники называют этот участок «Рапо», что означает «заново рожденный».

Обычно саланганы строят свои гнезда на вертикальной стене прд самым потолком большой пещеры или неглубокой ниши. Птицы гнездятся целыми группами, численность которых зависит от наличия свободного места на скале. Когда охотники не могут сами добраться до гнезд, они укрепляют раду и факел на бамбуковом шесте.

Приходится только поражаться тому, где гнездятся птицы. Порой их колонии находятся глубоко под землей, за несколько километров от входа в пещеру. Тем не менее саланганы безошибочно находят свои гнезда в темных лабиринтах подземелья.

Способность ориентироваться в темноте отличает саланган от их сородичей — стрижей, не способных к эхолокации. Издавая серию громких коротких щелчков, напоминающих звук погремушки, птицы летают во мраке пещер. Днем, в поисках пищи, они могут улетать далеко от своих гнезд и возвращаться глубокой ночью. Помимо саланган, способностью к эхолокации среди пернатых обладают только гуахаро, обитающие в тропиках Америки.

В отличие от летучих мышей система акустической ориентации саланган рудиментарна. Она не столь чувствительна, чтобы птицы могли замечать свою добычу — насекомых, но в то же время позволяет сканировать контуры большой твердой поверхности, например стены пещеры. Тем не менее довольно часто саланганы натыкаются в пещерах на людей.

После десятичасового рабочего дня охотники возвращаются в лагерь и развешивают набитые гнездами сумки на высоких шестах. Затем они рассаживаются на циновках. Их сгорбленные измазанные грязью фигуры и остановившийся, безучастный взгляд выдают смертельную усталость.

В гроте у самого моря сооружена платформа из неплотно связанных стволов бамбука. Лианами она крепится к потолку грота. У каждого охотника здесь свое место — отгороженный занавесом уголок. Они ведут совместное хозяйство. У некоторых тайцев сил хватает только на то, чтобы добраться до своей циновки. Утомленные, почти все мгновенно засыпают. Ип мирно пыхтит сигарой, свернутой из бананового листа. Сахат молится, повернувшись в сторону Мекки. Другие смотрят телевизор, установленный в нише.

Однажды вечером покой лагеря нарушил пронзительный гудок. Это на катере прибыл хозяин, господин Апичат, приезжающий раз в неделю за гнездами. В легкомысленной соломенной шляпе и застиранных футболке и шортах он больше похож на отдыхающего бездельника, чем на владельца предприятия, приносящего многомиллионный доход. Его бизнес поставлен на широкую ногу. Правительство Таиланда предоставило Апичату лицензию на право сбора гнезд на 60 островах в течение пяти лет. За это он вносит в государственную казну полтора миллиона долларов. На него трудятся около сотни охотников.

С широкой улыбкой на круглом лице Апичат раздает охотникам прихваченные с собой печенье и напитки. Они тепло приветствуют друг друга. Он привез им новости из дома и не забыл про батарейки для телевизора. Телевизор Апичат подарил охотникам в свой прошлый приезд. Улыбка сходит с его лица, когда он просит Ипа разложить на циновке собранные за неделю гнезда. Апичат тщательно осматривает и взвешивает каждое гнездо. Итого — 25 килограммов отборных белых гнезд. В Гонконге за них можно получить 50 тысяч долларов.

Инспекция закончена, и Апичат присоединяется к трапезе охотников. Его короткая плотная фигура и бледная кожа, выдающая китайское происхождение, резко контрастируют с поджарыми и темными телами работников. Предки Апичата — китайцы — поселились на юге Таиланда в начале этого столетия. Охотники, как и большинство других жителей этого региона,— мусульмане, потомки малайских рыбаков, начавших заниматься промыслом «ласточкиных гнезд» несколько поколений назад.

После обеда, когда все прильнули к экрану телевизора, наблюдая за боксерским поединком, Апичата потянуло на откровение. Он не прочь порассуждать о трудностях своего предприятия. Разумеется, ему известно о риске, которому подвергаются охотники в пещерах. Но на этом опасности не заканчиваются. В этих широтах стычки с пиратами не редкость. Самого хозяина повсюду сопровождает вооруженная охрана, которая конвоирует собранные гнезда на материк. У многих охранников на теле видны многочисленные шрамы.

У пещеры надпись на тайском, предупреждающая о том, что вход в нее заминирован. И это не розыгрыш: в прошлом году несколько воров погибли, подорвавшись на минах. «К сожалению, мы вынуждены принимать меры безопасности, — заключает Апичат. — Морские разбойники живут по соседству с моими островами и не упустят случая увести добычу у нас из-под носа».

Впрочем, пираты и гурманы, возможно, и не догадываются о том, что «ласточкины гнезда» могут иметь еще большую ценность. Профессор Конг считает, что они найдут широкое применение в современной медицине. В традиционной китайской медицине их уже давно используют для лечения легочных заболеваний, как средство для омолаживания кожи и как исходный продукт для приготовления тонизирующего напитка, одинаково пригодного для детей, больных и стариков.

В ходе своих исследований профессор Конг обнаружил, что в гнездах содержится растворяющийся в воде гликопротеин, который стимулирует деление клеток в иммунной системе человека. «Если нам удастся выделить этот ингредиент и определить, на какие клетки он воздействует, то его можно будет использовать для борьбы с вирусом СПИДа», — считает Конг.

Некоторые ученые обеспокоены тем, что хищнический сбор гнезд может отразиться на численности колоний саланган. Профессор Конг тоже придерживается этой точки зрения: «Если сохранятся нынешние масштабы сбора, то саланганы вымрут прежде, чем нам удастся обнаружить, какую пользу могут принести их гнезда».

В отделении зоологии Национального университета Сингапура пытаются выработать научные рекомендации по сбору «ласточкиных гнезд». «Охотникам следует иметь в виду брачный цикл саланган, — высказывает свое мнение Кан Ни, руководитель исследований. — Иначе никакие средства защиты от браконьеров не .смогут компенсировать вред, который наносят саланганам сами хозяева пещер».

Ученые рекомендуют ограничивать ежегодный сбор гнезд в зависимости от погодных условий и поведения птиц в брачный период. Первый раз гнезда надо собирать прежде, чем саланганы успевают отложить в них яйца. Гнезда, построенные во второй раз — в идеальное время для пестования птенцов, следует поберечь, пока те не подрастут. При благоприятных обстоятельствах птицы могут построить гнездо и в третий раз.

Но любой тщательно разработанный план нуждается в одобрении со стороны хозяев пещер: им придется пойти на временную потерю прибыли взамен на изобилие гнезд в будущем. Договоры на аренду островов пересматриваются каждые пять лет. Бытует мнение, что столь короткий срок способствует хищнической эксплуатации пещер, заставляя временных владельцев стремиться к быстрому обогащению.

Мистер Апичат ратует за сохранение популяции саланган, чего не скажешь о многих его коллегах. В соседней провинции охотники, работающие на другого хозяина, отказались входить в пещеру после того, как один из них разбился насмерть,— собиратели гнезд боялись духа погибшего. За время, пока длилась «забастовка», саланганы отложили яйца. Вернувшиеся к работе охотники, собирая гнезда, разбивали яйца и выкидывали неоперившихся птенцов на землю. По словам Эрика, пол пещеры был усыпан яичной скорлупой и умирающими птенцами.

На скалах рядом с Тигровой пещерой много гниющих стволов бамбука, свидетельство былого изобилия гнезд, когда-то собиравшихся здесь. Теперь нет ни птиц, ни их гнезд. Ип говорит про решимость охотников, несмотря на трудности, продолжать промысел, который для многих стал образом жизни. «Здесь не осталось ни одной птицы. — Ип делает жест рукой в сторону скал. — Они улетели, потому что боятся людей. Но куда бы они ни скрылись от нас, мы найдем их. Если заметим гнезда, то возьмем их. Даже если это будет невозможно, мы все равно найдем способ добраться до них».

Слова Ипа вызывают смешанные чувства. С одной стороны, восхищает его отчаянная решимость охотиться за гнездами в царстве вечной темноты, с другой — охватывает тревога за будущее удивительных пернатых созданий, дающих ему средства к существованию.