Совсем не страшный, абсолютно безопасный для здоровья, а потому не требующий вмешательства эскулапов диагноз был поставлен нами петербургскому обществу в предыдущем номере журнала. Дачемания – так называется хворь, которой страдает город вот уже 300 лет и три года.
И болезнь эта, если судить по растущим объемам загородного домостроения, только усиливается, что не может не радовать! Значит, сохраняется преемственность поколений. Значит, не прервется историческая нить, связывающая нас с теми бурными, насыщенными событиями временами, когда ботик Петра Великого шел наперекор невской волне к Финскому заливу.
– Вы куда?
– На дачу!
– Где собираетесь проводить выходные?
– На даче, разумеется!
– Поедем ко мне на дачу в Сарженки?
– Нет, лучше ко мне в Борисово, у меня и банька уже готова…
При этом под термином «дача» у наших современников разумеется как скромный домик из строганой доски со спартанскими удобствами, затерявшийся где-то на просторах дальнего садоводства, так и трехуровневый, отделанный мрамором коттедж, построенный по индивидуальному проекту в «золотом треугольнике» Курортного района, на берегу Финского залива. И это весьма символично! Между прочим, так было испокон веку. Дачами именовались и маленькие домики с мезонином или вовсе без оного, теснившиеся на узких улочках Петербургской стороны, и загородные усадьбы, получившие впоследствии почетный статус памятников архитектуры. С дачными проектами былых эпох мы и будем сегодня знакомиться.
Что стряпчему за счастье…
Не слишком богатые, стесненные в обстоятельствах петербуржцы, служившие в присутственных местах и министерствах, могли рассчитывать на скромные домики с маленькими палисадниками, на которых едва умещались пара-тройка кустов сирени. Строительство такого домика становилось делом всей жизни петербургского чиновника. Поступает наш герой (давайте назовем его Иваном Петровичем или по-старому – Иваном, сыном Петровым) в присутственное место на службу. Ему выдают в пользование скромную казенную квартиру где-нибудь на Гороховой, строго-настрого наказывая, что в случае потери места (по-современному – увольнения по собственному желанию или по желанию вышестоящего начальства) квартиру придется отдать преемнику. Что делает наш уважаемый Иван Петрович? Аккуратно ходит на службу, вздрагивая от всякого начальственного чиха, старательно переписывает бумаги и мечтает о собственном домике на Петербургской стороне. Откладывая с жалованья по нескольку рубликов, господин чиновник лет за пять–десять (все зависит от его экономности и размеров семейства) накопит на земельный участок. Где же он все это время проводит лето? Неужели на Гороховой? Нет! Иван Петрович с почтенным семейством снимает на лето дачу или «угол» возле Царского Села, или в Стрельне, или на той же самой вожделенной Петербургской стороне. Но что это за дача? Самая обыкновенная крестьянская изба с полатями, светелками, причелинами и традиционным орнаментом наличников в виде улыбающегося солнышка. Но иного нашему господину чиновнику и не надо!
«Какой-нибудь бедняк-чиновник, откладывая по нескольку рублей от своего жалованья, собирает небольшой капитал, покупает почти за бесценок кусок болота на Петербургской стороне, мало-помалу выстраивает на нем из дешевого материала деревянный домик и, дослужив до пенсиона и седых волос, переезжает в свой дом доживать век – почти так выстроилась большая часть теперешней дачной Петербургской стороны…» («Физиология Петербурга», 1845 год).
Наконец, земля (точнее, кусок болота) куплена – дело за стройматериалами. В складах на Крюковом канале наш Иван Петрович приценивается к дешевой доске и на телеге, которую тянут ленивые клячи, доставляет материал по Тучкову мосту на Петербургскую сторону. Здесь уже его болото кое-как присыпано дармовой землей, которую по заданию чиновника, за полтинник набрал тайком на соседней улочке мастеровой человек. Насыпается камень (фундамент), дюжие плотники начинают сшивать доску – ставить дом. Экономия в семье чиновника доходит до предела – всем надо платить, меньше полтинника никто не берет! Наконец дом поставлен. По сути дела это обычная крестьянская изба, «протыканная» тепла ради паклей и мхом, крытая все той же дешевой доской, которая начнет чернеть от первых же осенних дождей… Дом нашего героя, как и большинство соседних домиков, разросшихся, словно грибы после дождя, на узких улочках, холоден и неказист. Удобства – во дворе, вода – в колодце, что в конце улицы. Но как счастлив Иван Петрович: у него своя дача, где он живет на правах хозяина. Но насытиться сладкой дачной жизнью и похвалиться перед такими же стряпчими он едва успевает: пока строилась дача, подошло время выходить на пенсию. Надо освобождать казенную квартиру, грузить нехитрый скарб на ломового извозчика и брести на Петербургскую сторону…
От тех чиновничьих дач, в великом множестве теснившихся в окрестностях столицы, не осталось и следа, но сохранились любопытные предания о том, как небогатый люд обустраивал свой дачный быт. Был даже некий намек на ландшафтный дизайн! Один дачник, судя по воспоминаниям современников, умудрился в тесном палисаднике вместо непременных кустов сирени соорудить беседки из вьющегося плюща – народ со всей округи приходил посмотреть на такое цветущее чудо. Правда, из-за хронической тесноты в тех беседках могли поместиться разве что малые дети, но это уже детали.
Другой эстет от загородного быта всенепременно хотел устроить фонтаны. И ведь устроил-таки! Сооружать водонапорную башню, устанавливать насос для подкачки воды и ваять извергающие струи воды слонов и дельфинов средств у этого затейника, естественно, не было. Так что он придумал? Поставил на сарай бочку, в которую собиралась дождевая воды, недостатка в коей Петербург никогда не испытывал. От той бочки провел тоненькие трубки по всему участку – и получились «фонтаны», которые брызгали тоненькими струйками не выше чем на пол-аршина от земли, но брызгали!
«Наследницами» тех чиновничьих дач стали намного более удобные и комфортные типовые деревянные дачи с башенками, что еще встречаются в Ольгине, Лисьем Носу и иных излюбленных местах отдыха петербуржцев. Но и эти строения ветшают, приходят в упадок, все больше идут под снос, чтобы уступить дефицитные квадратные метры земли под реализацию современного дачного проекта, в котором дранка, доска и мох заменяются виниловым сайдингом, клинкерной плиткой и минераловатным утеплителем.
…то канцлеру не подойдет
Особо важным персонам, приближенным к императору, необходимости складывать рублик к рублику для строительства дачи не было. Они бились за наиболее престижное место для возведения своих загородных владений, искали архитекторов с громкими именами, всенепременно требуя от них оригинальных, ни на что не похожих проектов. Как все это напоминает времена сегодняшние! При государях-императорах сложились целые дачные анклавы, превратившиеся в уникальные музеи загородных особняков под открытым небом. Прежде всего это относится к Каменному острову, некогда бывшему в собственности императорской фамилии. Когда при Павле Первом запрет на частное дачное строительство на Каменном был снят, там в полной мере проявилась архитектурная фантазия, породившая невиданный ранее эклектизм: классицизм легко уживался с эпохой Возрождения, готика – с русским стилем, средневековые мотивы соседствовали с шедеврами в стиле модерн…
Это уже не скромные домики, а произведения загородного зодчества, каждое из которых имеет своего автора и свою историю. И даже свое название, попавшее в анналы истории.
Например, «Дом-сказка» – одна из самых удивительных, необычных дач придворного архитектора Мельцера, который, естественно, сам ее проектировал и строил на Каменном. Деревянный сруб, украшенный острыми, двускатными объемами, нависающими друг над другом, крыльцо, перекрытое двускатной крышей с резным языческим солнышком в центре, угловая светелка, окна которой глядели в темные воды пруда, – все это создавало неповторимую, сказочную атмосферу.
А что за удивительное строение высится неподалеку от «Дома-сказки», на Большой аллее? Теремок «Сахарная голова» – так называется эта дача, построенная все тем же Мельцерем, но уже не для себя – для господина Фолленвейдера. Особняк представлял собой живописную романтическую композицию с высокой черепичной крышей, увенчанной четырехгранной башней. Сказочная башня с узкими средневековыми окнами и дала повод назвать дачу теремком. А почему «Сахарная голова»? Потому что наружные стены были отделаны ослепительно белой штукатуркой.
На Театральной аллее – еще одно чудо: дача архитектора Постельса «Золотая рыбка», названная так отнюдь не потому, что была отделана драгоценными материалами. Просто архитектор облицевал дом живописными тонкими дощечками (гонтом), напоминающими сверкающую рыбью чешую.
На набережной Малой Невки стояла дача Бутурлина, стилизованная под деревенский сруб, на набережной Средней Невки – загородный дом Половцева, ставший выдающимся памятником неоклассицизма… Список огромен!
Да и в иных элитных пригородах старинного Петербурга можно отыскать немало архитектурных уникумов, среди которых выделяется дача князя Безбородко, выстроенная в Полюстрове по проекту великого Баженова. Это был каменный дом с двумя башнями, окруженный садом с фонтанами, беломраморной скульптурой и другими затеями в духе времени. Впоследствии здание было перестроено по проекту не менее знаменитого Кваренги, который присоединил к дому боковые галереи, а перед южным фасадом пристроил гранитную пристань с лестничным спуском, четырьмя гранитными сфинксами и гротом, служившим выходом из подземного хода, соединявшего особняк канцлера с Невой. Дачу Безбородко обнесли оригинальной оградой, состоящей из 29 львов, сидящих на каменных тумбах и удерживающих в пастях провисающую цепь. За эту ограду дачу называли не иначе как «дом со львами».
Дача Фаберже – памятник, охраняемый государством. Но о государственной заботе свидетельствует разве что ржавеющий на задворках дачи автобус советского образца. В девяностые годы сюда приезжали реставраторы, посмотрели объемы работ – и пропали. Автобус завести не смогли, поэтому бросили его как напоминание о своем пребывании в сих благодатных местах.
Знаете, как родились забавные строки, принадлежащие Нестору Кукольнику:
Дача Безбородко –
Скверная земля!
Ни вина, ни водки
В ней достать нельзя?
С середины XIX века дача Бездородко принадлежала известному меценату Кушелеву-Безбородко, который всякому творческому человеку оказывал весьма хлебосольный прием. Нестор Кукольник праздновал здесь свой день рождения. И когда оказалось, что все немалые запасы спиртного выпиты, а пополнить их нет никакой возможности, загрустивший литератор встал из-за стола и выдал вышеозначенный экспромт…
Как повезло Ланским и как не везет Фаберже
Время не пощадило ни скромные чиновничьи дачки, ни загородные усадьбы. Что касается дач тех, кто не слишком высоко стоял в табели о рангах, то они не представляли какую-либо архитектурную ценность при строительстве, а сейчас – тем более. Ну скажите на милость, какова будет востребованность избы-дачи, описанной в начале нашего повествования? Разве что поставить нечто подобное в качестве экспоната музея истории архитектурной мысли (если таковой появится в северной столице), чтобы всякий интересующийся дивился на узкие комнатки с окошками-бойницами и тонюсенькую, едва поднимающуюся над землей струйку самодельного дачного фонтана…
В 50-е годы прошлого века в Ленинграде ходила легенда, согласно которой один из 29 львов, охранявших дачу князя Безбородко, вдруг исчез! И очень долго отсутствовал. А потом вдруг так же неожиданно появился на своем законном месте. Если верить слухам, льва обнаружили на личной даче одного из партбоссов южной республики СССР – он захотел иметь в своих владениях ценную скульптуру. Соратники по партии заставили его вернуть льва.
Другое дело – загородные усадьбы знатных персон. Они могут (более того – должны!) стать подлинным украшением Петербурга и его пригородов. «Каменноостровским» дачам повезло – на заре советской власти их облюбовала партийная номенклатура, и на острове, который народ тут же стал называть «Таинственный», возник наглухо закрытый высокими бетонными заборами дачный городок. Дача с условным индексом «Г» принадлежала самому товарищу Жданову! В загородной партийной резиденции отдыхали от трудов праведных партийные и советские руководители, здесь принимали товарищей по борьбе из братских компартий и закатывали банкеты, о которых по Ленинграду ходили легенды. Вот почему многие дачи, будучи произведениями высокого искусства, сохранились до сих пор. Хотя кое-каким настоятельно требуется реставрация.
А вот уникальная дача ювелира Фаберже, что находится в Осиновой Роще, переживает страшный упадок. Каретный сарай давно сгорел, паркетные полы самой дачи разбиты, штукатурка осыпалась, всюду запустение и грязь.
А как бы этот архитектурный шедевр облагородил территорию, переживающую в последние годы бум коттеджного строительства! Но, напротив, на фоне особняков с каскадами и зимними садами дача Фаберже сейчас кажется уродцем…
Дача Ланских, попавшая в городскую черту, на проспект Энгельса, практически повторила судьбу Фаберже, только со счастливым финалом. Возведенное в 1849 году, это строение было брошено на произвол судьбы и подверглось страшному разграблению. Дело довершили пожары – целым остался лишь фундамент. Но в 2003 году нашелся инвестор, который восстановил дачу, сохранив архитектурное оформление фасадов и историческое объемно-пространственное решение. Благоустроили и территорию парка, окружавшего дачу Ланских. В четвертом квартале нынешнего года Фонд имущества Санкт-Петербурга по поручению собственника выставляет дачу Ланских на продажу. Стоимость – 3500 долларов за квадратный метр.
С одной стороны, памятник загородной архитектуры восстановили, с другой – вернули ему функциональное назначение. Согласитесь, пример, достойный подражания, для города, который является не только культурной, но и дачной столицей России…
Статья получена: www.Zagorod.spb.ru