Портеньо Буэнос-Айреса

Город Буэнос-Айрес основывали дважды, поскольку воинственные индейцы кечуа и гуарани смели с лица земли первое испанское поселение. Сорок четыре года спустя, в 1580 году, Хуан де Гарай, разбив свободолюбивые племена, вторично основал город Вилья Санта Мария де лос Буэнос Айрес.

Название это следовало переводить как «Град благосклонной святой Марии». С тех пор, однако же, осталось только «Буэнос-Айрес» — «хороший воздух», ибо слово «айрес» значит и «воздух» и «отношение».

Вплоть до начала войны за независимость Буэнос-Айрес не играл значительной роли в жизни испанских колоний.

 

 

Более важную роль играли такие промышленные провинции, как Кордоба, Мендоса, Ля Риоха, Сальта.

В 1810 году Аргентина стала независимой, и с этого времени начался опор столичного города с провинцией. Антагонизм этот, меняя формы и оттенки, дожил до наших дней. Он породил, кроме всего прочего, специфический, колоритный и противоречивый тип столичного жителя — портеньо.

Рассказ о Буэнос-Айресе без рассказа о портеньо превратился бы в простое перечисление домов и улиц.

Само слово «портеньо» происходит от слова «порт». Но уже с середины прошлого века портеньос называются жители центральной части города, поскольку в пригородах-аррабалях проживала беднота, которая в счет горожан не принималась. И само обозначение с давних пор носило социальный характер.

Сражение за право называться портеньо началось с порта. Докеры задались вопросом: почему на центральных респектабельных улицах Буэнос-Айреса рабочий парень не смеет даже показаться? Докеры ведь общались с иностранными моряками и от них узнавали многие странные для себя вещи. И рабочие парни перешагнули запретную черту с ножом-факоном за поясом и гитарой в руке. Гимном им служило танго, песня рабочего предместья, незамысловатая, как сама жизнь, и такая же правдивая.

В танго пелось о рабочих кварталах Барракас; о чахоточных девушках-работницах, преступивших грань отчаяния. Власть предержащие предавали танго анафеме, клеймили за безнравственность. А песня рабочих кварталов пробивалась все дальше, преодолевая яростное сопротивление сеньоров из богатых семей.

Самые ожесточенные схватки происходили на улице Корриентес, одной из центральных артерий города, на которой до рассвета не гаснут огни кафе, баров, кино, увеселительных заведений. Именно на этой улице звание «портеньо» было вырвано у буржуа, которым отныне было присвоено презрительное наименование «фифи».

С тех пор слово «портеньо» перестало быть привилегией зажиточных людей. Портеньо может быть кто угодно, даже иностранец (только не «фифи»!), если у него есть для этого необходимые качества. Признаков, по которым портеньо отличается от прочих жителей города Буэнос-Айреса, великое множество. Главные из Них — чувство товарищества, отчаянная смелость, сентиментальность и беспредельная любовь к своему городу.

Могу заверить вас — правы портеньос: человек, который долгие годы прожил в Буэнос-Айресе, никогда не забудет этот город.

Гден сердце города?

Официально сердце города Буэнос-Айреса находится на Пласа де Майо, в здании собора, где покоится прах генерала Сан-Мартина. Но эту версию знает не каждый рядовой житель столицы.

Многие считают, что сердце столицы находится на перекрестке проспектов Диагональ Норте и 9 июля, где возведен обелиск в честь столетия независимости Аргентины. Есть сторонники мнения, что сердцем города следует считать Пласа дель Конгресо, откуда берут свое начало все автострады страны. Каждый по-своему прав — портеньо ведь считает самым лучшим местом в городе тот район, в котором он живет, будь то патриархальный Сан-Тельмо, рабочий Барракас или окутанный дымом Парке Патрисиос.

Но место, поистине священное для каждого портеньо, — это улица Корриентес. Ее, по-видимому, и следует считать сердцем города, если смотреть на столицу Аргентины не с исторической или географической точек зрения, а с позиции душевной привязанности обитателя Буэнос-Айреса.

На улице Корриентес портеньо закрепился в своем новом облике. Здесь впервые с эстрады прозвучало танго. На улице Корриентес пел Карлос Гардель.

Не многим артистам дано завоевать любовь народа и после смерти десятилетиями оставаться символом скромности и доброты. Карлос Гардель пел о бедняках и для бедняков. Языком танго он выражал протест против угнетения и социальной несправедливости.

Карлос Гардель — «эль морочо дель Абасто» («смуглый парень с рынка Абасто») — не был аргентинцем. Он родился в Уругвае, в пришедшей в упадок семье французских интеллигентов. Но он был портеньо до мозга костей. О нем ходят легенды. Закончив выступление в дорогом кабаре, вход в которое не каждому по карману, певец в сопровождении своих гитаристов повторял всю про» грамму в каком-нибудь дешевом кафе на улице Корриентес. Бесплатно.

Годы триумфа Карлоса Гарделя совпали с тяжелым временем кризиса 1929-1930 годов. Беднякам приходилось туго, и были случаи, когда певец раздавал значительную часть заработанных денег безработным. Гардель погиб в авиационной катастрофе в 1935 году, едва ему минуло сорок лет. Его похороны Буэнос-Айрес помнит и по сей день. В городе практически остановился транспорт; на улице Корриентес, заполнив ее на всем шестикилометровом протяжении, сотни тысяч портеньос провожали в последний путь любимого певца. Улица превратилась в реку цветов. Цветы несли люди, цветы сыпались со всех балконов, в цветах утопал гроб. Так не хоронили ни одного президента.

Останки Карлоса Гарделя покоятся на кладбище Чакарита под скромной мраморной плитой. На плите круглый год стоят живые цветы, все эти сорок четыре года. Дань портеньос человеку, завоевавшему их сердца.

«Если ты не баба — прыгай!»

Портеньо не склонен к реверансам. Это особенно заметно в сфере обслуживания. Принято считать, что коммерсант или предприниматель, оказывая услугу клиенту, пытается расположить его к себе лестью, особым обхождением и, таким образом, выгодно продать товар. Портеньо в этом отношении исключение. Правда, портеньо крупных дел не ведет; те, что вершат крупные дела, относятся к другой категории — «фифи». Но на почве мелкого предпринимательства портеньо утвердился прочно.

Одна из самых ярких фигур ни этом поприще — коллективеро. Профессия эта относится к коллективному, как говорят латиноамериканцы, транспорту, называемому у нас общественным. Метро, троллейбусы, неповоротливые и медлительные автобусы находятся в ведении управления городского транспорта при муниципалитете. Быстрые и юркие микроавтобусы — частная собственность водителей, которые объединяются в компании и обслуживают отдельные маршруты. Некоторые из них прямо-таки знамениты. Мне случалось пользоваться в течение ряда лет едва ли не самым известным маршрутом города Буэнос-Айреса — маршрутом № 60, зелено-коричневым микроавтобусом, курсирующим между Пласа Конститусьон и дельтой Эль Тигре. Протяженность пути — около сорока пяти километров. И микроавтобус останавливается на любом перекрестке по требованию пассажира.

В микроавтобусе всего одна дверь — по правую руку от шофера. Входя в салон, пассажир называет свою остановку и тут же получает у шофера билет. Иностранцы обычно удивляются феноменальной памяти тружеников руля и их счетно-вычислительным способностям. За годы, которые я пользовался этим маршрутом, мне ни разу не называли другой цены, не ошиблись ни на сентаво. Аргентинец, чем бы он ни занимался, в душе остается степным всадником-гаучо, что проявляется при любом удобном случае и порождает самые неожиданные ситуации. Городская автострада не бескрайняя пампа, а автобус не конь. Но шофер склонен забывать об этом и увлекаться скоростью. Он с раздражением воспринимает просьбу остановиться. Посмотрев в зеркало, что над головой пассажира, который мешает ему хоть на минуту почувствовать себя гаучо, шофер только слегка притормаживает, если пассажир, конечно, не старик, женщина или ребенок. Бывает, что пассажир, который отнюдь не гаучо, боится убегающей из-под колес ленты асфальта. Тогда следует иронический вопрос: «В чем дело?» — «Остановитесь, мне нужно сойти». — «Я же притормозил, что еще нужно? Если ты не баба — прыгай!» И пассажир прыгает, чтобы его не посчитали бабой.

Эквилибрист с подносом

Официант-портеньо в Буэнос-Айресе сам по себе зрелище. Во многих заведениях средней руки он не получает жалованья, а работает за чаевые и потому заинтересован обслужить как можно больше столов. Портеньос любят сидеть в кафе по любому поводу, а чаще безо всякого. Кафе для портеньо — клуб, где он с удовольствием проводит свободное от работы время (и рабочее тоже). В кафе заходят для того, чтобы сыграть в кости, перекинуться в карты, пока жена готовит ужин, или просто поболтать с друзьями. Какая-нибудь донья Доминга, накрывая стол, высовывается в дверь или окно и пронзительным голосом зовет мужа: «Пепе! Ужин готов! Сколько можно ждать, наказание ты господне?» За квартал от сердитой доньи, из-за столика поднимается Пепе, произнося с привычной ноткой раздражения в голосе сакраментальную фразу: «Господи, как она мне надоела! Вы уж извините, ребята...»

Партия в карты или «дадос» — игра в кости — оживленно комментируется посетителями, ведь портеньо — страстный болельщик. Дым от сигарет и дешевых, черных, как смола, сигар «Аванти» стоит столбом; заказы следуют один за другим — пусть копеечные, зато их бесконечно много — и официант снует среди столиков в своеобразном слаломе, демонстрируя чудеса эквилибристики с подносом. При этом он принимает, активное участие «во всех разговорах и вмешивается во все игры. То, что творится в кафе после футбольных встреч, читатель легко может себе представить. Скажем, то, что происходит на трибунах, когда забивают гол, — бледное отражение обстановки в кафе. Немудрено, что при таком накале страстей официант может поставить свой поднос на чей-нибудь столик и, схватив оппонента за грудки, доказать ему, что он профан в футболе, или в пылу спора выпить ненароком ваш аперитив.

Летом, когда столики выносят под тент на улицу, у официанта забот прибавляется. По тротуарам ходят грациозные сеньориты, выстукивая каблуками любовные позывные. А уж к ним официант, как истинный портеньо, равнодушным оставаться не может. Он вертится как волчок, перемежая заказы с комплиментами; его жаргон становится особенно выразительным.

Официант — источник всевозможной информации. Он знает, какой фильм стоит посмотреть; какие продукты подорожают в первую очередь; у кого можно снять недорогую комнату; какая лошадь имеет больше всего шансов; почему развелась кинозвезда и что хотел сказать министр финансов в своем последнем выступлении. За такую информацию официант плату не берет — это входит в его услуги.

Хорошо ли быть миллионером?

Несколько лет назад портеньо не смог бы стать миллионером, даже если бы ему посчастливилось выиграть новогоднюю лотерею — «ла гранде», как ее здесь называют. Самый крупный лотерейный выигрыш разыгрывается в конце года. В 1978 году рождественский и новогодний тиражи объединили в один «супертираж», главный выигрыш которого составлял 23 миллиарда песо! Выигрыш пал на неказистый номер 1050. Этот номер купили многие. Но эйфории прежних лет не было.

Несколько лет назад новогодний выигрыш составлял бешеные деньги; на них можно было строить большие планы, во всяком случае, один из каждого миллиона жителей Аргентины мог уже не думать о работе. Ведра шампанского лились на банкетах.

В прошлом году банкетов с шампанским не было. На снимке, который поместила газета «Клярин», были запечатлены три брата, владельцы лавки на рынке Абасто, в окружении товарищей по работе за скромным столом кафе. В интервью корреспонденту братья заявили, что они давно мечтали расширить свою лавку и выигранные деньги помогут им осуществить эту мечту. И не более.

В той же газете среди массы других объявлений, предлагающих всевозможные услуги мастеров всех специальностей, «автомашины в хорошем состоянии», которые срочно продаются, и поездки на заслуженный отдых в кредит, есть и такое: «Вы можете подработать у себя дома! До десяти тысяч песо в день в удобной для вас обстановке». Для ясности следует сказать, что за десять тысяч песо в настоящее время портеньо может отправить двадцать писем авиапочтой.

Похоже, что портеньо стал миллионером поневоле и не очень радуется этому.

Английская башня на французской площади

Под крышами вокзала Ретиро, в сером здании, которое растянулось на сотню метров давно неухоженным фасадом, расположены три вокзала. Здесь всегда многолюдно. Кучки притихших, подавленных суматохой провинциалов обтекают бесконечные потоки портеньос, спешащих по своим делам.

Буэнос-Айрес — город-космополит. Это особенно ощущается на вокзалах, где можно увидеть лица и услышать речь почти всех народов мира.

У портеньо нет даже мысли о расовой дискриминации, и он с одинаковым презрительным снисхождением относится ко всем, кто не заслуживает чести именоваться портеньо. То есть ко всем тем, кто не отличается широтой натуры, известной долей безрассудства и наплевательским отношением к «условностям жизни», вроде бережливости.

Национальность в значительной степени сказывается и на роде деятельности людей. Вряд ли кто возьмется сказать, почему, как правило, «японцы» (так называют здесь всех азиатов) работают цветоводами или в химчистках. «Турки» — выходцы из стран Леванта — сначала мелкие торговцы, а потом, окрепнув, становятся владельцами лавок и магазинов. Итальянцев чаще всего можно встретить на стройках или на небольших огородах, где они выращивают овощи.

Портеньо на такое добывание хлеба насущного смотрит свысока. Лучше всего он чувствует себя за баранкой микроавтобуса, с портфелем коммивояжера в руке, с охапкой газет под мышкой — там, где ветер бьет в лицо, где люди, движение, водоворот жизни.

«Беда научит» — эта поговорка в Буэнос-Айресе звучит несколько иначе: «Беда не выбирает дверей».

За последние годы жизненный уровень жителей столицы Аргентины заметно упал. Темпы роста инфляции едва ли не самые высокие в мире — единственный рекорд, которым портеньо предпочел бы не гордиться. Сотни закрытых предприятий, полторы тысячи километров бездействующих железных дорог, фантастические цены на продукты первой необходимости- все это наложило свой отпечаток на облик города и на настроение его жителей. Шутливая атмосфера — типичная некогда для столичной улицы — рассеялась вместе с дымом «фогатас» — костров, на которых портеньос жарили знаменитые «спаррильядас» — куски мяса разных сортов на решетке.

... Напротив здания вокзала Ретиро находится небольшой квадрат не слишком ухоженной зелени. Лавки когда-то были зелеными, но краску смыли дожди, а дерево отполировали спины людей, которым некуда и незачем спешить. Это и есть Французская площадь. Почти в самом ее центре расположена Английская башня — сооружение из красного кирпича никому не понятной архитектуры. С высоты башни просматривается панорама порта; города не видно — его заслоняют небоскребы.

Башня стоит на небольшой возвышенности и своей треугольной, слегка округлой формой напоминает носовую часть корабля. Об это здание разбивается толпа приехавших на поиски счастья в столицу людей. Они приехали из провинции — из Сальты, Тукумана или Сантьяго дель Эстеро. Толпа, как морская волна, обтекает дом-корабль и расплывается в обе стороны города, в котором — увы! — вряд ли найдется для них место...

Меркадо де абасто

Первое впечатление непосвященного: в этом хаосе никому и никогда не разобраться! Но это не так. Старейший рынок города живет четко налаженной жизнью. Она начинается до рассвета урчанием моторов, цокотом копыт, выкриками цен, перебранкой грузчиков...

Тротуары Корриентес и прилегающих к ней улиц завалены горами овощей, тушами волов, баранов и свиней, кое-как завернутых в мешковину, — санитарный инспектор тоже человек, ему тоже жить надо! Непрерывно подъезжают машины с рыбой, с птицей, с фруктами... Идет торговля оптом.

— ... А! Паскуаль... Опять ты привез свою дохлятину? И сколько ты хочешь за этих петухов? Ведь это же петухи?
— Это петухи?!.
— Ты меня будешь уверять, что привез индюков, а, Паскуаль?
— ... Одно тухлое яйцо- и я высыпаю машину на дорогу!
— Чертов мошенник! В прошлый раз я выбросил сотню...
— ... Холодно, сеньор. Руки замерзли, согреться бы...
— Грузите побыстрее, вот и согреетесь.
— По маленькой бы, дон Исидоро...
— Работа согреет, мучачос!

Ревут моторы, фыркают лошади. С противоположной стороны улицы доносятся выкрики официантов. Часть продуктов перегружается на другие машины и повозки, часть всасывает в себя ненасытная утроба рынка.

Среди тюков и корзин рыщут неясные фигуры, подбирая то, что упало или плохо лежит. Нищих ругают больше для проформы — с незапамятных времен они кормятся возле рынка.

К семи часам тротуары пустеют, шум и гам перемещаются внутрь рынка. Начинается розничная торговля.

Еще не так давно портеньо, а вернее, портенья — его жена, поскольку покупки — дело женское, не особенно торговались. Мясо покупали килограммами, и притом лучшего сорта. Чтобы понять, насколько изменилась жизнь в Буэнос-Айресе, достаточно прислушаться к диалогам у прилавков.

— Добрый день, донья Клеменсия. Как дела?
— Вы еще спрашиваете? Вот думаю, что такое приготовить. Ведь завтра воскресенье: чего доброго, дочь с семьей пожалует на обед. А их четыре рта!
— Вот хороший кусочек, донья Клеменсия. Чем не вырезка?
— С каких это пор окорок стал вырезкой?
— Вы же сами сказали...
— Ладно уж! Авось не разберутся... — и, тяжело вздохнув, донья Клеменсия достает кошелек.

Старый человек подходит к прилавку нерешительно, с виноватым видом.

— Ну, дон Матео, где это вы пропадали?
— Да вот, как вам сказать... Пенсию задержали. Неудобно, и...
— Не знаю, как и быть, дон Матео. У вас и так уже много взято...
— Я знаю. Но на одних макаронах... сами понимаете... От меня даже кошка ушла. Обещают на той неделе. С вашим покойным отцом, бывало...
— Триста граммов, дон Матео. Больше не могу.
— И сколько это будет?
— Сто тысяч.
— Господи! А еще квартира...

... Меркадо де Абасто не только чрево, но и пульс города...

Так и не стал портеньо...

Николай Матейко — выходец из Западной Украины. В Аргентине он уже пятьдесят лет. Старый поселенец, познавший великий кризис тридцатых годов, зеленый ад Чако и Миссионеса, езду на крышах товарных вагонов. С легкой руки тогдашнего министра внутренних дел Кротто, разрешившего такие поездки, по сей день в Аргентине называют «кротос» всех бездомных бродяг.

Матейко так и не стал портеньо. Но он стал человеком дела. Этим и отличается он от многих тысяч своих соотечественников, проживающих в Аргентине.

Недавно супруги Матейко, на пятидесятом, юбилейном, году проживания в Аргентине решили сделать себе подарок — посетили родную землю. Приехали туристами на три месяца в Советский Союз.

С тех пор Николай Матейко изменился, в нем что-то словно надломилось, пропала былая уверенность. Знал он всегда свои дела, знает, что такое деньги. А в Советском Союзе, когда люди спрашивали, он не смог назвать ни одной примечательной аргентинской книги, ни одной театральной постановки, ни одного музыкального произведения.

Матейко контактирует со многими эмигрантами разных политических убеждений. Сам он политикой никогда не занимался. Естественно, после возвращения в Аргентину многим захотелось услышать его рассказ о поездке. Дом супругов Матейко стоит на южной окраине Буэнос-Айреса. Здесь в основном проживает рабочий люд. Но послушать Матейко приезжали и из других районов. Многие были поражены.

— Пропаганда пропагандой, но трудно поверить, что к моему приезду перестроили все родное село, да еще дали высшее образование чуть ли не половине его жителей.

Некоторые пытались возразить.

— Вам, дон Мыкола, показали то, что им нужно было показать.
— Добре, сеньор. Но вот я почувствовал недомогание и пожаловался родственникам. Они вызвали врача. Пришла молодая женщина. Я и глазом не успел моргнуть, как она меня выслушала, измерила давление, осмотрела и сказала, что ничего страшного нет. Резкая перемена климата, питания, ну и, конечно, возраст. Ей предложили чашку чая, она его выпила и еще поблагодарила. Это она еще нас поблагодарила! За чашку чая!

Некоторые эмигранты перестали посещать дом супругов Матейко. Другие все чаще стали обращаться к нему за помощью. Матейко теперь никому не отказывает, и это многих удивляет. Особенно его собственных рабочих.

— Че, Альберто, слушай, что это с нашим хозяином?
— А что?
— Он вроде бы изменился...
— После того как побывал в Европе...

Скуластый парень вставляет, понизив голос:
— Я слышал, вроде он был в Советском Союзе...
— Иди ты!
— А что?
— Тише, мучачос, вот он идет.
— Давайте спросим!
— Ты с ума сошел!
— А что? Если он был в Союзе...
— А если нет? Тебе что, работа надоела?

И мучачос, с интересом оглядываясь на Николая Матейко, не спеша расходятся по рабочим местам.