Московский пентхаус. Жизнь в трех измерениях

Новый, напоминающий космический корабль, пентхаус, расположенный на 28-м этаже высотки на Ленинском проспекте, стал еще одним экспериментом в современном стиле, проведенном Лабораторией Виртуальной Архитектуры и ее руководителями — архитекторами Станиславом Кулишом и Вадимом Липатовым. Накал и высочайший темп столичной жизни трансформированы в этом трехуровневом интерьере в динамичные архитектурные решения: уводящие вверх крутые спирали лестниц, парящие в воздухе площадки и пущенные дугой плоскости панорамного остекления. Ощущение эйфории от полета создается благодаря мощным потокам воздуха и света. Новую философию жизни на высшем уровне, отражением которой и стал этот объект, корреспондент М&D обсуждает с одним из соавторов проекта Станиславом Кулишом.

– Лаборатория Виртуальной Архитектуры едва ли не единственное объединение в Москве, которое исследует только современные тенденции в архитектуре.

 

 

Чем обусловлен подобный выбор?
– Говорить о том, что мы единственные в своем роде, было бы не вполне корректно. Но мы действительно работаем в однажды определенном для себя стилевом пространстве, и таких бюро, которые подобно нам позволяют себе отказываться от заказов в классическом стиле, наверное, действительно мало. Мы стараемся развивать современное направление в архитектуре на основе собственных творческих поисков и анализа международных достижений, потому что в мире всегда существуют общие тенденции, в рамках которых люди ищут что-то свое.
Удается ли нам это, пусть судят другие. Но мы стараемся делать то, что нам нравится, и многие считают, что спутать наши работы с другими практически невозможно.
– Что сегодня определяет лицо вашей Лаборатории?
– Прежде всего это функциональность, технологичность и архитектурность интерьера. В интерьере мы четко разделяем понятия «декор» и «архитектура». Сколько бы сегодня ни пытались доказать, что это одно и то же, что в интерьере вообще не нужна архитектура, что декораторство и в четырех стенах прекрасно себя чувствует, мы придерживаемся иной точки зрения. Считаем, что интерьерная архитектура должна быть сформирована таким образом, чтобы оставалось минимум места для декора.
Если говорить об архитектуре нашего интерьера, то здесь ни убавить, ни прибавить нельзя. Она не подразумевает вообще никаких дополнений. После нас любое вмешательство декоратора будет вносить диссонанс, и хозяин дома это почувствует, как профессионал-музыкант сразу услышит лишнюю ноту в произведении.
Однажды наш клиент, пытаясь реализовать собственные декораторские задумки, добавил в интерьер ковер, но потом был вынужден убрать его, так как этот предмет не прижился в доме. Для нас это – наивысшая похвала. Это значит, что мы сделали стопроцентно заполненный архитектурой объем, в котором ничего лишнего уже быть не может.
– Что вы вкладываете в понятие функциональности? И какую роль она играет в интерьере?
– Я неслучайно говорил о функциональности как одном из наших главных принципов. Так вот, чем грамотнее интерьер сделан с точки зрения функциональности, тем он долговечнее. Если человеку в его жилом пространстве комфортно, то срок жизни такого интерьера при неизменном составе семьи может быть очень долог, поскольку это – архитектура, а она со временем не очень устаревает. Срок жизни архитектурных интерьеров может достигать 15 лет и более. В течение этого времени у человека может сложиться другая жизненная ситуация, и он, скорее всего, будет что-то менять, но уже не интерьер, а квартиру.
– Вы могли бы привести примеры долговечности интерьеров из мировой практики?
– Конечно. Если говорить о модернистской классике, то это – дома Фрэнка Ллойда Райта или Ричарда Мейера, которые до сих пор продаются за немалые деньги. Люди считают большим достоинством для себя жить в этих интерьерах, хотя они были созданы много лет назад. В этом и заключается отличие архитектурного интерьера от тривиального декораторства. Декоратор может удачно расставить мебель и развесить картины, но то, что сегодня хорошо, завтра начинает устаревать, и хозяину хочется что-то передвинуть. А в архитектурном интерьере ничего передвинуть нельзя. Это как хорошее произведение искусства – начнешь мысленно менять композицию, и она разваливается.
– Почему вы считаете, что современный человек не может отдавать предпочтение старинному интерьеру ХVIII или ХIХ века?
– Мы всегда считали ошибочной такую страусиную позицию. Это особый комплекс людей, которые пытаются уйти от нынешнего темпа жизни. Москву в этом плане трудно сопоставить с другим мегаполисом мира, за исключением, возможно, Нью-Йорка или Гонконга. Попадая, например, в Берлин, ты движешься втрое медленнее. Бешеному московскому ритму должно соответствовать адекватное жилое пространство. Надо честно это признать и не обманывать себя. И в подобной ситуации возвращаться в интерьер с колоннами и капителями – это просто травма для психики человека.
– Насколько я понимаю, классические интерьеры делать гораздо выгоднее современных. Получается, что, отказываясь от них, вы жертвуете прибылью.
– Мы никогда не ставили во главу угла прибыль. Есть архитекторы, готовые делать за деньги все что угодно, и они честно об этом заявляют. У нас иная позиция. Мы, конечно, не из самых дешевых архитекторов, но из своей ниши не уходим. Она для нас максимально интересна, мы ее прорабатываем с разных точек зрения и каждый раз находим что-то новое. Можно сказать, что наше кредо – работать не за деньги, а прежде всего ради идеи.
– Приверженность идее предполагает твердость в отстаивании своих принципов. Как же вы находите компромисс с заказчиком и легко ли вам идти на уступки?
– В каждом проекте есть краеугольные камни, на которых мы твердо стоим, отвергая любые посягательства. В то же время у нас есть поле для компромиссов. Мы изначально договариваемся между собой, чем можем пожертвовать, а чем – нет. С другой стороны, мы всегда внимательно слушаем клиента. У него свой взгляд, и, в конце концов, мы делаем проект для него и за его деньги. Поэтому мы просто обязаны учитывать значительную часть его пожеланий, порой даже в ущерб нашим творческим планам. Более того, у заказчика часто бывают крайне разумные, четко просчитанные с точки зрения коммерции идеи. И если мы считаем его доводы убедительными, то используем это в проекте. Это нормальная позиция взаимного уважения.
– Окончив МАрхИ, вы с Вадимом Липатовым не теряете связь с альма-матер и занимаетесь преподавательской работой.
– Мы передаем студентам не абстрактный, а реальный опыт, полученный на московском рынке, что дорогого стоит. По нашему мнению, архитекторы, которые сегодня выходят из МАрхИ, более реально представляют себе жизнь и суть профессии. Мы стараемся им объяснить, что творческий процесс в частном практикующем бюро занимает не более 25 процентов, а все остальное – это борьба за заказ и его реализацию, борьба со строителями и заказчиками, борьба за идею. Отсюда напряженный ритм жизни, и при всей кажущейся легкости и праздности существования архитектурного мира на самом деле это очень тяжелый труд.
– Не пробовали теоретически обобщить ваши лабораторные исследования, касающиеся современных тенденций в архитектуре?
– Пять лет назад мы с Вадимом опубликовали статью, в которой говорилось о том, что архитектура переживает период бесстилья. Мейнстрим, по которому движется главная творческая мысль, не просматривается. И ситуация до настоящего времени существенно не изменилась. Все увлеклись дигитальной, или, проще говоря, цифровой, архитектурой, в которой от осознанного творчества осталось очень немного. И наоборот, огромную роль играет случайный клик компьютерной мыши. Речь идет в том числе о развитии знаменитых архитектурных сеток Питера Эйзенмана. Порой бывает довольно сложно точно определить, кто же автор подобного компьютерного проекта – Питер Эйзенман, Заха Хадид или Рэм Колхаас.
– Если я вас правильно понял, именно этой дигитальной архитектуре вы и стараетесь противопоставить свою виртуальную. В чем же заключается принципиальное различие между ними?
– В точном переводе с английского «виртуальный» означает «фактический», «действенный». Это противоположно тому, что сегодня чаще всего вкладывается в понятие «виртуальный». В компьютере есть виртуальный экран, на котором формируется то, что является сутью, основой проекции на дисплей. Это нечто подлинное, а на экране монитора появляется лишь транскрипция, адаптированная для восприятия человеком. Вот что такое, на наш взгляд, «виртуальное». Иными словами, нам кажется, что мы близки к истине. В то же время многое из того, что сегодня связано с архитектурой, видится нам наносным, эмоционально показательным, рассчитанным на поражение воображения. Но стоит внимательно присмотреться, и увидишь стандартную схему, колонны, сетку и т.д. И начинаешь понимать, что это – профанация чистой воды, и никакого прорыва здесь нет. Пока зодчество не дошло до принципиально нового способа организации архитектуры.
– Как, на ваш взгляд, должен развиваться город?
– Городская ткань должна жить сегодняшним днем, а значит, обновляться. И от каждого слоя эпохи в городской архитектуре, наверное, должно остаться процентов пять исторически ценных объектов. Все остальное необходимо безжалостно сносить, и на этом месте выращивать новое. И таким естественным отбором вытеснять старое. Через какое-то время из этого нового тоже останется пять процентов и т.д. Тогда будет наглядно понятно, как развивалось человечество. Это и будет отражением эпохи в архитектуре.
– Что, по-вашему, в российской архитектуре сегодня достойно внимания?
– Действительно достойно внимания то, что ныне делается в жилищном строительстве домов средней этажности. В частности, Сергей Скуратов, Юрий Григорян и Владимир Плоткин несут современную архитектуру, доказывая, что она имеет право на существование и в Москве. Это своего рода подвиг, поскольку мы на собственном опыте знаем, что пробить сегодня в столице подобные проекты очень непросто.
– Массимилиано Фуксас говорил, что сегодня подлинная архитектура – это только один процент, а все остальное – строительство.
– Истинная правда. Моя оценка в процентах даже оказалась завышенной. Это – честный подход, и он касается и того, что мы делаем. Не бывает так, чтобы каждое произведение становилось шедевром. Даже принимая во внимание все, что туда было вложено, надо честно признать: одно архитектору удалось, другое – нет.

Юрий Королев Мир и Дом
Статья о недвижимости получена: IRN.RU

загрузка...