Он лупил по барабанным перепонкам и сверлил мозг матерными словами, столь обыденными для нынешнего Киева, но, вкупе с криком, все-таки вызывающими некоторый интерес. Улица как-никак! Люди ходят. Может, ограбили кого-то? Может, ногу кому-то трамваем отрезало?
Нет. Когда мы увидели источник душераздирающих воплей, то настроение махнуло нам рукой, прощаясь, и улыбки исчезли с наших лиц…
Кричала не лишенная симпатичности женщина лет тридцати. Кричала на маленькую девочку лет пяти. Девочка дрожала и плакала. А мать (безусловно, это была мать) орала ей в лицо:
- Ты, тварь! Я сказала, что сама понесу! Сказала?!
Девочка еле-еле лепетала в ответ:
- Я хотела помочь…
Преступление малышки заключалось в том, что она хотела помочь маме понести сумку. И, вероятно, выронила эту сумку (судя по воплям, стоимостью в миллион долларов североамериканских штатов) из крошечных ладошек. Мать стала успокаиваться:
- Вот же дура… Идиотка…
Вероятно, истерика пошла на спад, к тому же, зрителями этой отвратительной сцены были не только мы с девушкой.
- Пошли отсюда, - спутница потянула меня за руку.
Я стоял, не в силах двинуться с места. То, что разыгралось перед нашими глазами, было настолько ошеломительным, настолько нереальным! Женщина отнюдь не выглядела бомжихой или выпивохой. Обычная женщина. Как миллионы женщин на улицах наших городов. Опрятно одетая, с претензией на модность. А девочка совсем маленькая. Как дюймовочка. Стоит, хлопает ресничками-опахалами, слезы капают…
У вас есть ответ – почему такое происходит? Кто ответит? Возможно, у женщины что-то не ладится в личной жизни. А может быть, у нее проблемы на работе. Ее могли ограбить вчера вечером, или она могла затопить соседей на днях. Но ребенок-то при чем?! Я видел в своей жизни и более мерзкие вещи, но этот момент прочно врезался мне в память, и стоит перед моими глазами девочка, посмевшая уронить сумку, и слышен мне звериный, матерный рев ее мамы…
Метро. Станция Печерская. В вагон, набитый людьми, входит женщина. По фигуре сразу видно – скоро у женщины будет ребенок. Очень скоро, судя по округлостям. Все сидят. Паренек напротив поднимает глаза, видит беременную и… глаза опускает. Некоторые делают вид, что спят.
Знаете, как это бывает в метро? Сидят мужчины, глаза закрыты, лицо расслаблено. Никогда я не видел, чтобы такие «спящие» пропускали свою станцию. Знаете – почему? Да потому что спят они так же крепко, как я сейчас, когда пишу эту статью! А глаза у них закрыты на случай того, чтобы, не дай Бог, место никому не уступить! Ведь если в вагон старушка зайдет, то можно на замечание нарваться. «Мужчины» эти (без кавычек не пишется в данном случае, новое правило правописания) не испытывают стыда от того, что перед ними старушка стоит. Они закрытыми глазами страхуются на случай того, если кто-то за плечо начнет теребить. Тебя теребят, а ты и не видел, что старушка стоит. Не видел я, спал! Так вот.
Женщина беременная одну станцию проехала. Все сидят. И вдруг поднимается старик лет под семьдесят девять. И уступает женщине место. Вагон облегченно выдыхает. Едем дальше…
Проспект Победы. Цирк. Продрогшие жители столицы ожидают троллейбуса. Возле остановки бегают перемазанные чем-то дети. У людей, стоящих на остановке, – свой цирк. Дети с черными лицами выскакивают на проезжую часть, заливаясь хохотом от звуков клаксонов едва успевающих уворачиваться автомобилей. Прыгают, смеются, толкаются, стучат в окна припаркованных такси. Детям лет по семь-восемь. Лица черны, скорее всего, в гуталине. Дети играют «в негров», по-видимому.
От группы ребятишек отделяется один из постановочных «негров» и подходит к ларьку на остановке. Протягивает женщине-продавщице смятую купюру. Женщина быстро сует что-то в грязную руку. Тюбик клея «Момент» не помещается в ладошке «негра», предательски поблескивает на зимнем солнце. Мальчишка подбегает к друзьям, вытаскивает из кармана замусоленной курточки кулек и выдавливает клей. Глаза мальчишек ничего не выражают. Прохожие смеются. Цирк продолжается…
Продуктовый рынок на Волынской. Грузный кавказец разговаривает с кем-то по телефону, стоя возле ларька с рыбой. У ларька очередь. Кавказец ругается на непонятном языке, щелкает языком характерно. К ларьку подъезжает огромная тачка с ящиками. Сперва создается впечатление, что тачка на моторчике и подъехала сама, повинуясь какому-то невидимому водителю с пультом управления. Однако через мгновение из-за ящиков показывается худое лицо ребенка лет десяти. Кажется нереальным, что этот мальчик смог притащить такой огромный груз. Но это сделал он.
Лоб мальчика в испарине, парнишка тяжело дышит всей грудью, откашливается. Кавказец смотрит на него с сочувствием. Это видно по его глазам. Он, вероятно, дал бы мальчику передохнуть, но тут вдруг очередь начинает роптать. Слышны женские голоса.
- Ну, скоро?
- Чего стоять?
- Скоро уже?
Кавказец что-то тихо говорит мальчику. Тот кивает и начинает носить ящики в ларек. Он цепляется в них тонкими пальцами, сжимает губы. Лицо его выражает сосредоточенность вперемешку с мукой. Продавщица бросает рабочее место и начинает, тихо матерясь, помогать мальчику. Кавказец смачно сплевывает, закуривает и отходит в сторону. Ящики медленно перемещаются в ларек. Очередь недовольно переговаривается…
Мы привыкли относиться к страшным вещам лояльно. Мы смотрим на ненормальность с пониманием. Мы плачем над выдуманными сериалами, но не способны выдавить из себя слезу над чьим-то горем.
Есть некая степень измерения отношения общества к самым слабым и незащищенным. По шкале этой степени измерения мы можем с минимальной погрешностью определить будущее, ожидающее нас вскоре. Я говорю «мы», не отделяя себя от сумасшедшего общества, в котором, волею родителей, произведших меня на свет, именно здесь живу. Мне кажется, про ненормальность нужно говорить. О ней необходимо писать. Ее надо выносить на свет. И дай Бог, когда-нибудь ненормальность эта растает, подобно снегу, на свету. На свету солнца обыкновенной человечности. Без которой все мы – лишь наделенные определенными навыками животные…
Автор: Анатолий Шарий
Статья о интимных отношениях получена: www.myJane.ru