Последний выстрел Хурпана

Однажды меня как лучшего стрелка полка послали на особое стрельбище, оборудованное самой современной техникой. Там я встретился со своим приятелем — лейтенантом Димой Листовым, который и оказался «хозяином» этого стрельбища.
Вечером мы отправились туда.

Когда зажглись прожектора, мрачная и безжизненная местность пришла в движение и начала преображаться на глазах.
Откуда-то из-под земли полезли поясные фигуры, «пулеметные гнезда» и щиты, украшенные круглыми мишенями с традиционным «яблочком» в центре.

 

 

Вспыхнули световые дорожки, указывающие направления для стрельбы, задвигались в разных направлениях фанерные муляжи животных и автомобилей. И в довершение всего была продемонстрирована никогда не виданная мной ранее имитация пехотной атаки.

— Ну как? — повернулся ко мне Дима, — нормально?
— Нет слов, — отозвался я, — просто чудо. Я много где поколесил от Чукотки до Читы, но ничего подобного не видел.

Мы пустились в обратный путь. Выходя из котловины, я оглянулся, и мне показалось, что на темном срезе горы светятся странные кляксообразные фиолетовые пятна. Я обратил на это внимание моего спутника.
— Да ну, ерунда, — отмахнулся он, — по-настоящему они светятся только два раза в год, в ночь накануне весеннего и осеннего равноденствия. Вот тогда да, зрелище, я тебе скажу, даже где-то неприятное — будто медузы-горгоны выплывают из глубин земли и тянутся к тебе своими щупальцами. Видел я всю эту феерию весной — жуть. Мы и стояли-то далеко и все равно минут десять только выдержали — ушли от греха подальше.

Какое-то время мы двигались молча, а затем я не выдержал и задал вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:
— Дим, а как называется это место?
— На карте обозначено, как высота 304, а местные охотники называют эту гору «Последний выстрел Хурпана».
— А почему Хурпана, это кто такой? — не унимался я.
— Сам я толком не знаю, тут особо недосуг изучать местный фольклор, но кажется, это какой-то местный божок, только со знаком минус, этакий бог, которого нет.

В этот вечер мне больше не удалось ничего узнать. У входа в казарму, где я оставил свои вещи, мы попрощались.
— У меня еще тут дела по службе, — сказал Дмитрий, — а ты ложись, поспи, завтра перевезем с тобой оружие на стрельбище, да и обновим заодно все, что мы там нагородили. Ну, пока.
Казалось, я только прилег, а меня уже трясли за плечо.
— Вставайте, товарищ старшина, уже семь часов.
Путь до стрельбища не занял много времени, и вскоре мы с Димой разгружались у дверей командного пункта.

Через несколько минут мы подошли к огневому рубежу в левой части стрельбища. Он был отделен от остальной площади высокой, метра в три, насыпью, перед которой стояли четыре щита с мишенями, укрепленными на вкопанных в землю трубчатых конструкциях с электромагнитами. Примерно в пятидесяти метрах от них были установлены два железных крашеных стола, на один из которых мы установили подзорную трубу и высыпали обоймы.
— Готов? — спросил Дима, — какой режим установить?
— Щадящий, — попросил я.
— Ладно, мишени один и два, по пять секунд.

Тоскливо взвыла сирена. Я передернул затвор и вскинул карабин к плечу. Щелкнул механизм, и первая мишень повернулась ко мне. Бах, бах, бах. Еще последняя гильза кувыркалась в воздухе, а мишень уже повернулась ко мне торцом. Едва я успел повернуть ствол в направлении второй мишени, как она также повернулась, вынуждая меня стрелять снова. Кончив серию, я положил оружие на помост и подбежал к подзорной трубе, в которую смотрел Дмитрий.
— Ну как?
— Вяловато. Во время ты конечно уложился, но кучности, особенно во второй серии, не вижу совершенно.

Дмитрий настроил пульт на четыре мишени и нажал кнопку пуска. Вновь тоскливо взвыла сирен; и я вскинул карабин к плечу. К этому времени я уже вполне освоился и стрелял как автомат. Каждая мишень показывалась только на три секунды, но каждый раз в последнюю секунду я успевал выстрелить. Четыре выстрела, еще четыре — затвор выбрасывает последнюю гильзу, и я опускаю оружие в полной уверенности. что на сей раз отстрелялся на отлично

Дима молчал. Я вставил обойму, вогнал патроны и, выбросив кассету, повернулся к нему.
— Ну, что там?
— Да-а, — протянул он, — ты видно перегрелся.
— В чем дело?
— Третья мишень абсолютно чистя.
— Не может быть!
— Может.
— Давай, еще раз попробую. Защелкали электромагниты, закрутились мишени, загремели выстрелы. Для очистки совести я постарался всадить три пули в третью мишень при выполнении второй серии, сверх плана так сказать. Димка хохотал во все горло:
— Ну ты и пальнул, тебе надо, видимо, поближе подойти.
Я ни на шутку разозлился.
— Да у ваших ружей стволы кривые, — сказал я. — И если ты такой меткий, то давай, покажи свое умение.
— Учись, — невозмутимо ответил он и не спеша пошел к огневой поящий. Поднявшись на помост, махнул мне рукой: — Включай.
— А как? — отозвался я.
— На белую кнопку.

Я припал к окуляру трубы, направил ее в центр третьей мишени и запустил автомат. Загремели выстрелы, а я смотрел на мишень и молил Бога, чтобы и Димка тоже промазал хоть раз, но когда после двух серий она оставалась все такой же чистой, у меня по спине пробежал неприятный холодок. Я оторвался от окуляра и взглянул на Диму, он — на меня.

— Что делать теперь будем, а? Ты представляешь, что сейчас начнется, едва мы заикнемся об этой чертовщине. Завтра ведь комиссия пожалует из округа, а у нас такое.
— Может, здесь какой магнит в земле закопан? — выдвинул я первую пришедшую в голову гипотезу. — Вот он пули-то в полете и отклоняет.
— Не смеши меня, пули не железные — из свинца и меди. Какой тут магнит!
— Давай попробуем мишени местами поменять, — предложил я. — Нас ведь иначе по всем инстанциям затаскают.
— А ведь ты, пожалуй, прав — попытка не пытка.

Гайки, которыми были прикручены фанерные щиты, еще не успели заржаветь и были откручены мгновенно. Мы содрали фанеру с третьей и четвертой установок и спешно поменяли их местами.

Остановившись шагах в десяти от четвертой мишени, мы прицелились и дружно выстрелили. Яблочко было пробито в двух местах: вот и успешное разрешение проблемы. Собрав разбросанные инструменты, я понес их к столу, а Дима остался. За спиной раздался выстрел. Бросив сумку, я обернулся и увидел, что мой друг стоит напротин третьей мишени. Я поспешил к нему. На мой вопрошающий взгляд, он молча поднял карабин и трижды выстрелил. От удара пороховых газов бумажный лист слабо трепыхнулся, но ни одна пробоина не украсила свежеповешенный лист мишени. Дмитрий выпустил из руки карабин и тот глухо брякнулся о землю.

— Ты что-нибудь понимаешь, Серега?
— Только одно, дело не в мишени.
— Тогда в чем?
— Выбор, боюсь, у нас не велик. И если исключить потусторонние силы, то остается только одно — пули неведомым образом исчезают еще до подлета к мишени. Надеюсь, ты с этим согласен?
Дмитрий кивнул, явно не понимая к чему я клоню.
— Поскольку этот феномен проявляет себя только на этом месте и не влияет на соседние мишени, то и искать источник наших бед следует в чем-то другом.
Я посмотрел на часы. Было около пяти.
— Что здесь торчать, пойдем в караулку, посидим, подумаем, — предложил Димка.
— Итак, что же получается? — сказал Дима, закидывая руки за голову. — Вот летит себе пуля и в один прекрасный момент превращается в прах, в золу, так сказать.
— Значит, ты считаешь, что мишень здесь ни при чем.
— Абсолютно. Она там может и не стоять, а пули будут все равно пропадать.
— Прекрасно, — отозвался я. — Ты хочешь сказать, что пуля сама себя сжигает по ходу дела.
— Ну, не совсем так. У меня впечатление, что быстро летящая пуля именно своим движением включает какой-то механизм, ну не механизм, а какое-то защитное поле. Ведь посуди сам, мы там толклись полдня, а ведь у нас ни одна пуговица не оторвалась.
Я молча кивнул головой.
— Вот и выходит, что мы близки к разгадке. Именно там, где стоит мишень, находится некий предмет, создающий это защитное поле.
— Мысль у тебя, конечно, интересная, но, по-моему, ты это вычитал в фантастическом романе.
Дима поднялся на локте и протянул руку к окну:
— А то, что там творится, это не фантастика, это каждый день, как только солнце появилось, осветило насыпь, пули в подпространство улетают...
Утром, сняв мишень, мы отволокли ее в сторону и положили на землю.
— Что дальше?
— Давай притащим стол и будем с него стрелять, пока не отыщем место, куда пуля не ударит и начнем там копать — лопаты имеются.

Мы сходили за столом и, установив его, начали заряжать оружие. Выпустили по десять патронов в пять секунд. В полной уверенности, что мишень изрешечена как дуршлаг, мы пошли к насыпи. Солнце светило нам прямо в лицо и только приблизившись к третьей мишени вплотную, мы увидели, что она все так же невредима. Все краски летнего дня померкли в один миг.
— Пойдем обратно, — пробормотал Дима, — жжет очень.

Я и сам почувствовал, что необъяснимый жар начинает острыми искрами колоть по всему телу. Мы поспешили вернуться в здание. Пока мы шли я взглянул на часы было почти восемь. Туг Дмитрий, шедший впереди меня, и уже взявшийся за ручку двери, застыл, как вкопанный. Я с размаху ткнулся ему в спину.
— Что? — тронул я его за плечо.
— Понял, Серега, понял.

С этими словами он ворвался в караулку и, едва не сбив с ног сержанта Фролова, схватил со стола оставленную им вчера пачку бумажных мишеней.
— Скорей, — крикнул он мне, вылетая обратно.
Расстояние до насыпи мы преодолели за пятнадцать секунд. Повесив карабин за спину, он сунул мне пачку бумаги в руки, и, беря по одной, начал прилаживать их к брустверу насыпи. Закончив, принялся снова отвинчивать третью мишень от фундамента. Я бросился ему на помощь. Покончив с мишенью и удовлетворенно вздохнув, он ткнул пальцем в свое произведение.
— Ты понял?

Я отрицательно замотал головой.
— Сейчас поймешь. По моей команде, я слева, ты справа, начинаем расстреливать мишени на насыпи. Чтобы в каждый лист по пуле. Понял?
— Понял!
— Огонь!
Мы стреляли как боги. Расстреляв по две обоймы, бросились к насыпи.
— Вот оно! — закричал Дмитрий, — видишь?

И тут до меня дошло. В цепочке простреленных мишеней был примерно полутораметровый промежуток, как раз там, где должна была стоять пресловутая третья мишень.
— В насыпи! — завопил я, — в насыпи она спряталась.
— Серега, беги в караулку, тащи сюда две лопаты, кирку и лом.

Мы вернулись к насыпи. Дима уже прочертил штыком в насыпи канавку в виде круга. Надев рукавицы, мы начали торопливо раскидывать насыпь, работая то киркой, то лопатами.
— Откуда вы этот грунт для насыпи навезли? — спросил я его во время короткого перекура.
Он мотнул головой в сторону освещенного лучами солнца среза горы.
Прошел еще час и мы уже порядком углубились в каменистое тело насыпи, как вдруг Дима остановился и сказал мне:
— Тише.
Я тоже замер, только стук сердца в ушах, да наше прерывистое дыхание нарушали тишину.
— Что случилось?
— Послушай, — поманил он меня рукой из глубины раскопа.

Пришлось сунуть туда голову. Сначала мне показалось, что я ослышался, а потом звук сделался более отчетливым и резким. Создавалось впечатление, что за тонкой перегородкой стучат сотни маленьких барабанчиков, постепенно усиливая свой ритм.
— Бежим, пока не поздно, — вообразив, что заработал часовой механизм взрывного устройства, закричал я, пытаясь выдернуть Димку из раскопа.
— Ты что, сдурел? — сердито оттолкну! он меня — работай.

Страх придал силы, и мы налегли на инструменты. Удар, еще удар, и тут лом, которым я долбил породу, соскользнул и я, потеряв равновесие, рухнул на колени, так треснувшись головой о камни, что на секунду отключился. Вскоре в голове у меня прояснилось, но с разбитого лба текли, смешиваясь с потом, капельки крови. Голова гудела и по всему телу разливалась неприятная немота. Димка спешил ко мне на подмогу.

— Иди отдохни, — сказал он. подталкивая меня к помосту.
С трудом контролируя свои действия, я начал двигаться к настилу и добравшись до него, увидел бегущего ко мне со всех ног Фролова. Он усадил меня на настил и влил в рот воду из чайника. Затем разорвал упаковку индивидуального пакета, быстро обмотал мне голову и сунул под нос пузырек нашатыря.
Удивительное дело, моя одурь вдруг оставила меня и вес вокруг обрело прежние четкие очертания.
— Гони сюда грузовик. Быстро! — приказал я сержанту.
Он исчез из моего поля зрения, а я направился обратно к насыпи. Подойдя к ней, я увидел выползающего из черной дыры лейтенанта. Я подхватил его, оттащил за линию мишеней и начал отпаивать водой. Сделав несколько глотков, Дима открыл глаза.
— Нашел!

Мы протиснулись в раскоп. Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я увидел в глубине его нечто, напоминающее большой, овальный «обмылок», по поверхности которого, судорожно извиваясь, бежали фиолетовые пятна. Щелкающие звуки стали вполне явственными и отчетливыми.

Дима с водителем вытащили из насыпи нечто похожее на половинку круто свареного яйца, если разрезать его вдоль. Только это яйцо было иссиня-черного цвета и высотой поболее метра. Шум, издаваемый им, напоминал стрекотание цикад летним вечером. Мы втроем подтащили свою ношу к доскам и стали с их помощью заталкивать его в кузов. Я тоже навалился на скользкий «обмылок», стараясь им помочь. Со второй попытки это удалось. Упираясь в предмет руками, я почувствовал, что он теплый.

Забросив доски в кузов и закрыв борт, Дима пристально посмотрел на меня:
— Ну ты как, еще держишься?
— Порядок! — ответил я. Вскоре мы подъехали к площадке.
— Где это мы оказались? — спросил я его, оглядев местность вокруг.
— Бывший урановый рудник, — ответил он, усаживая меня на подножку машины.

В кузове послышался странный звук. Я влез в кузов. Черное «нечто» лежало у заднего борта. Чтобы рассмотреть «это» поближе, я сделал два шага вперед, наклонился и даже протянул руку, чтобы потрогать поверхность этой штуки. На мою беду я заслонил спиной поток солнечных лучей, и эта пакость отреагировала мгновенно. В центре се вспучился горб, который тут же покрылся мелкой зигзагообразной сеткой. Сверкнул фиолетовый зигзаг разряда.

— Димка, на помощь!
— Ты что орешь? — крикнул он, подбегая ко мне.
— Смотри, она шевелится, — завопил я, — мне пришлось ее брезентом накрыть.

Забравшись в кабину, Дима включил мотор и мы погнали, как на ралли. Позади нас слышался непрерывный грохот. Машина шла довольно медленно и шум двигателя не давил на уши, но из кузова неслись такие звуки, будто там подпрыгивал газовый баллон, неведомым образом обретший конечности.
— Похоже, эта штука оживает, — повернулся я к Диме.
— Похоже, — ответил он и добавил — держись.

Димка, напрягаясь, поставил тачку на колеса и подкатил ее к борту. Я ухватил одну из лежавших у борта досок и подсунул ее под извивающийся брезентовый ком, налег всем телом на доску и вытолкнул эту пакость из кузова. Внизу раздался грохот и я услышал радостное:
— Есть.

Отшвырнув уже ненужную доску, я вывалился из машины. Мой приятель с трудом удерживал тачку в равновесии. Я ухвати, левую ручку и мы начали толкать ее к стальной наклонной эстакаде, ведущей к пропасти карьера. Мы давили изо всех сил, но тачка вязла в размолоченном гравии и еле двигалась. Мы спешили еще и потому, что под накрывавшим тележку брезентом шла настоящая битва. Сильные толчки и удары следовали один за другим, причем от некоторых из них трехмиллиметровые борта тележки вспучивались «волдырями» и покрывались трещинами. Было ясно: тачка долго не протянет. С трудом удерживая ее, мы вытолкали ее вниз, в пропасть. В том месте, куда упала наша тележка, вода, покрывающая дно карьера, из темной, как во всем озере, стремительно принимала молочно-белый цвет. Мы переглянулись.

— Что это с водой?
— Кипит кажется. — Кипит!!!
Внизу творилось что-то невообразимое. Вскипающая вода со свистом начала подниматься над озером.
— А-а-а! — завопили мы и побежали.

Дальнейшее я вспоминаю с трудом. Ощущение реальности, видимо, посещало меня уже с перерывами, а мое измученное тело двигалось чисто рефлекторно. Я вспоминаю, что очнувшись в какой-то момент, ощутил, как Дима тянет меня за ремень, Еще помню, когда мы обнявшись и поддерживая друг друга, карабкались по поросшему густой травой косогору, хотя куда и зачем мы лезли, не имею ни малейшего понятия. Нашли нас, видимо, уже на следующий день. Где-то через неделю я очнулся в госпитальной палате от громких слов стоящих вокруг моей койки людей в белых халатах. Один из них, мне запомнились его слова, рапортовал другому постарше.

— Сильная степень лучевого поражения, товарищ майор.
«Это они о ком?» — подумал я, силясь разлепить опухшие веки. Когда же мне удалось открыть один глаз, я понял, о ком они говорили — обо мне.

Дней через десять мне стало лучше. Прекратился бивший меня часами озноб, появился аппетит и нормальный сон.
Я у всех спрашивал, что случилось с Димой. Никто ничего не знал, а может быть не хотели говорить. Димка меня спас, а сам, может быть, и до госпиталя не дотянул...